Юрий Малинин - Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия

• Название: Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия
• Автор: Юрий Малинин
• Издательство: Издательство С.-Петербургского университета
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-288-04573-8

Юрий Павлович Малинин (1946-2007) — один из ведущих российских историков-медиевистов, блестящий специалист по истории средневековой Франции, ученик А.Д. Люблинской. Выпускник Санкт-Петербургского государственного университета (1970), он долгое время работал на кафедре всеобщей истории Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена и на кафедре истории средних веков Санкт-Петербургского государственного университета. Автор многочисленных трудов по истории западноевропейского средневековья, переводов известных французских историков — Ж. Ле Гоффа, Ф. Контамина, Р. Перну, издатель «Мемуаров» Филиппа де Коммина (1986) и «Сомюрской джостры 1446 г.» (1998), комментатор многотомного издания читательских помет Вольтера, научный редактор хроник Жуанвиля и Фруассара (2008). В настоящей книге представлены лучшие работы историка.

---

Современный человек зачастую гораздо менее ценит советы, и если он нуждается в помощи, то он четко различает помощь словом и помощь делом, отдавая явное предпочтение последней. Но в то же время, как всем хорошо известно, люди испытывают потребность посоветоваться с каким-нибудь опытным человеком в тех случаях, когда они чувствуют себя неуверенно, когда им самим явно не хватает знаний о чем-либо. Чем менее самоуверен человек, тем более он склонен советоваться и прислушиваться к советам. Самоуверенность же достигается в индивидуальном плане накоплением знаний и опыта, а в социальном — благодаря упорядоченному мировоззрению, проникнутому представлениями об объективных связях и законах, которые оставляют мало места случайности и неожиданности. Правда, ни одно мировоззрение не может обеспечить абсолютной уверенности в своих знаниях и способностях. В обыденной жизни остается обширное поле случайного и непредвиденного, и чем оно больше, тем насущнее нужда в советах.

Подобный же вывод, как кажется, можно сделать, если рассмотреть этот вопрос в историческом ракурсе. Потребность в советах должна была быть тем острее, чем менее мировоззрение обеспечивало чувство уверенности, безопасности. И это была действительно потребность, какая может возникнуть у любого человека, когда он бросается на поиски совета, чтобы предотвратить надвигающуюся на него беду, если он сам не знает, что делать. Средневековый же человек жил в состоянии постоянного ожидания чудес, неожиданностей, бед. Его мировоззрение не давало ему никакой уверенности ни в собственном разуме, ни в стабильности и упорядоченности окружающего мира. Это не значит, конечно, что оно оставляло его совершенно незащищенным духовно перед окружающим миром. Оно обеспечивало его идеей Бога и Божественной премудростью, но это знание не столько помогало ориентироваться в этой жизни, сколько приуготовляло к посмертной, будущей, не столько упорядочивало этот мир и внушало уверенность в своей безопасности, сколько утверждало веру в потусторонний с его неизбежным воздаянием на Страшном Суде. Поэтому даже независимо от того, что сама божественная премудрость требовала от человека постоянно советоваться, он должен был испытывать неизбывную потребность в этом, тем более, что почти все обращения к Богу, святым, к разным людям, мудрым божьей мудростью, были обращения за советом. И здесь важно отметить, что христианская библейская традиция придала словесную форму и обосновала эту потребность, облекши ее в понятие совета.

Совет есть не что иное, как форма передачи знания, причем знания практического, необходимого для достижения определенных практических целей. Но именно такое знание, как уже было сказано, обретаемое благодаря жизненному опыту, в средние века мало ценилось, а следовательно, слабо фиксировалось литературой, недостаточно обобщалось и систематизировалось и занимало слишком скромное место в обучении.

Если принять во внимание слабость развития практического знания в средние века, то станет понятной еще одна причина, почему люди столь нуждались в советах, или, говоря иначе, — в наставлениях, поучениях, консультациях, каковые действия часто обозначались понятием совета, освященным христианской традицией.

Правда, в средние века, даже сугубо практические знания, будучи вплетенными в общую сакрально-христианскую картину мира, несли на себе в той или иной мере печать сакральности, экзистенциальности. Они были гораздо более, чем сейчас, причастны к тайнам бытия и человеческой жизни. Поэтому совет считался «делом священным», и сам акт совета был, несомненно, более эмоционально насыщенным.

Наконец, в идее совета сфокусировалось средневековое отношение к слову, которое было монопольным хранителем истины и мудрости, в конечном итоге мудрости и истины божественной. Слово же и заключенная в нем мудрость — это всегда прежде всего достояние других, и именно к другим необходимо обращаться, чтобы обогатиться за счет этого достояния, в отличие от разума и опыта, которые изначально являются собственным, личным достоянием, и хотя приращение этого последнего не обходится без помощи других, оно все же более всего зависит от самого человека.

Ж. Масслен, автор дневника Турских штатов 1484 г., в своей речи, обращенной к королю, говорил: «Соломон сказал: “Слава царей — исследовать слово”… и пусть государь исследует слова других, чтобы знать, что нужно государству и что нет, что требуется улучшить или укрепить».{112} Именно такое отношение к слову и мудрости создавало благодатную идейную и психологическую почву для того, чтобы испытывать максимальную нужду в советах, с их помощью «исследуя слова других».

3. Рыцарская этика в XIV–XV вв.

Наряду с христианской моралью рыцарская этика была важнейшей составной частью средневекового этического сознания. Точнее можно было бы сказать, что она формировала у многих представителей дворянского класса особый тип сознания. Это сознание, как и религиозно-христианское, в своей основе тоже было нравственным, поскольку оно опиралось на определенные этические ценности. Однако ценности эти были выработаны не только и не столько под влиянием традиционных христианских представлений, сколько в результате развития богатой и самобытной рыцарской культуры.

Эта культура в историографии, по крайней мере в отечественной, еще не оценена по достоинству. Возникшая благодаря необычайному подъему самосознания дворянства, самосознания, отлившегося в уникальные правовые и культурно-этические формы, эта культура придала французской и вообще западной цивилизации те неповторимые черты, которые не изгладились и тогда, когда исчезло само рыцарство и ушли в прошлое многие черты его миросозерцания, вытесненные новой общественной мыслью эпохи Возрождения.

Основой культуры является этика. Этика рыцарства, соперничая с христианской моралью и в известной мере ей противостоя, была проникнута духом сословной гордыни. Христианская мораль — это мораль милосердия и смирения, рыцарская — гордости и достоинства. Вместе они создавали как бы силовое поле, ускорявшее духовное развитие всего общества. Рыцарская этика выполняла важную общесоциальную функцию, ее авторитет и влияние выходили далеко за границы высшего сословия.

Рыцарство положило начало светской этике в Западном мире. Начиная с классического средневековья ее нормы претерпели различные изменения, так или иначе связанные с социальными трансформациями и переоценкой нравственных ценностей. Но сколь бы глубокими ни были эти последние, рыцарское этическое наследство никогда полностью не обесценивалось и всегда, вплоть до настоящего времени, в той или иной мере сохраняло свое культурное значение и притягательность. И не только благодаря духу бескорыстия рыцарского идеала, в любые времена находившего отклик в человеческих сердцах. В гораздо большей степени его жизнестойкость обеспечивалась этическими нормами, призванными к поддержанию личного достоинства, чести и гордости. Одни из этих ценностей долгое время котировались лишь среди дворянства, оказывая на другие сословия лишь опосредованное влияние, другие сравнительно рано, в XIV–XV вв., были обращены и к низшим сословиям, вызывая ответный спрос на них, или получали распространение благодаря своей естественной притягательности для них как атрибут благородства.

При всем богатстве и разнообразии научной литературы о культуре рыцарства его история в XIV–XV вв. изучена гораздо хуже, нежели история предшествующей эпохи классического рыцарства.{113} Исследователям позднее средневековье интересно прежде всего с точки зрения упадка этой культуры, который несомненно имел место. Однако важно то, что в это время происходят процессы преобразования многих рыцарских ценностей, благодаря чему они спокойно пережили самое рыцарство.

Но прежде чем анализировать эти процессы, следует вкратце определить характер рыцарской этики и особенности рыцарского типа сознания.

Рыцарская этика сформировалась к XIII в., восприняв различные по происхождению и значению элементы, составившие упорядоченную с мировоззренческой и психологической точки зрения систему. У ее истоков лежат сугубо воинские понятия храбрости, доблести, славы. Но особыми ее составляющими, придававшими ей действительно оригинальный характер, были феодальные и куртуазные представления, которые упрочивали социальное превосходство. Эти представления отражены в категориях верности, чести, куртуазности, или понятия куртуазной любви.

Главной характерной чертой рыцарской этики было то, что она, как и христианская, обладала безусловной, абсолютной ценностью для дворянина, поскольку определяла смысл его существования, представлявшийся в обретении чести и славы. Не было ничего другого более важного, за исключением спасения души, к чему рыцарь должен был бы устремляться своими помыслами. Эта абсолютизация этики выражалась в том, что соблюдение ее норм признавалось абсолютно необходимым, независимо от результатов действий человека. Иными словами, цель подчинялась средствам, и применительно к рыцарству это оборачивалось главным образом тем, что победа на поле брани была славной лишь если она обреталась не в нарушение кодекса чести. Прежде всего — это честь. И герою романа. А. де Ла Саля «Маленький Жан де Сентре» его возлюбленная и король внушали: «Добродетельно поступайте во всем, как и должны поступать, и тогда все — и победы, и поражения — послужат вашей чести… помните, что побеждать и терпеть поражения надлежит с честью».{114}