Юрий Малинин - Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия

• Название: Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия
• Автор: Юрий Малинин
• Издательство: Издательство С.-Петербургского университета
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-288-04573-8

Юрий Павлович Малинин (1946-2007) — один из ведущих российских историков-медиевистов, блестящий специалист по истории средневековой Франции, ученик А.Д. Люблинской. Выпускник Санкт-Петербургского государственного университета (1970), он долгое время работал на кафедре всеобщей истории Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена и на кафедре истории средних веков Санкт-Петербургского государственного университета. Автор многочисленных трудов по истории западноевропейского средневековья, переводов известных французских историков — Ж. Ле Гоффа, Ф. Контамина, Р. Перну, издатель «Мемуаров» Филиппа де Коммина (1986) и «Сомюрской джостры 1446 г.» (1998), комментатор многотомного издания читательских помет Вольтера, научный редактор хроник Жуанвиля и Фруассара (2008). В настоящей книге представлены лучшие работы историка.

---

I.

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ ПОЗДНЕСРЕДНЕВЕКОВОЙ ФРАНЦИИ

 

Введение

Начиная с XIX в., изучение истории общественной мысли прочно заняло в науке видное место, давно приуготовленное ей развитием европейской духовной культуры и философии. Уже в наиболее ранних теориях исторического познания XVI в., подытоживших богатый опыт античной и гуманистической историографии, таких как «Опыт легкого познания истории» Ж. Бодена или «Идея совершенной истории» В.Л. Ла Попленьера, где ясно определился принцип исторического плюрализма, исследованию социальных идей в их разных обличьях придавалось особое значение. Позднее, в XVIII в., просветительская философия, положившая во главу угла исторического прогресса развитие и распространение позитивных идей и знания вообще, поставила общественную мысль в исключительное положение. Правда, философская теория и методология истории намного опережали исследовательскую практику, и систематическое изучение истории мысли началось только в XIX столетии, когда стала складываться современная историческая наука.

В историографии прошлого столетия стоит выделить позитивистское направление, прежде всего потому, что позитивизм исходил из принципа исторического плюрализма, которому историческая наука остается верной по сей день. Признание множественности факторов исторического роста, равноценных, если не для самого роста, то по меньшей мере для его познания, создавало прочную основу для научного интереса к истории мысли. Хотя последователи позитивистской теории лучше всего проявили себя в изучении социальной и экономической истории, эта теория все же ориентировала на комплексный исторический анализ ради выявления объективных законов развития общества. В этом анализе история общественной мысли занимала далеко не последнее место.

Исследование истории мысли в XIX в., в отражении наиболее видных мыслителей той или иной эпохи, обычно ограничивалось сферой чистого сознания. В толщу общественного сознания научный анализ, как правило, не проникал, и идеи оказывались как бы вне своей среды обитания и развития. При этом идеологический фактор не состыковывался с другими факторами исторической эволюции или же их состыковка осуществлялась на сугубо концептуальной основе, априорно и потому имела слабую научную убедительность.

Важным следствием развития позитивизма стала школа исторического синтеза, появившаяся в начале XX в. Ее программу определил видный французский ученый А. Берр в работе «Синтез в истории». Методология этой школы была также сориентирована на множественность факторов исторического развития, но центр тяжести научного анализа переносился на многообразные исторические связи, без знания которых невозможен исторический синтез.

Именно школе исторического синтеза и ее последователям история общественной мысли обязана новой, очень плодотворной постановкой. Она определилась в трудах главным образом французских историков, группировавшихся вокруг «Журнала исторического синтеза», а позднее «Анналов». Деятельность этих историков, из которых наиболее видными были М. Блок и Л. Февр, в настоящее время хорошо изучена и по достоинству оценена, в том числе и в отечественной историографии, поэтому здесь нет нужды обстоятельно рассматривать их взгляды.{3} Стоит лишь подчеркнуть существенные особенности их подхода к истории, имевшие важные последствия для изучения истории общественной мысли. 

Усилиями этих ученых историческая наука оказалась глубоко психологизированной, и не столько потому, что в ней утвердилась новая область познания и соответствующая дисциплина — историческая психология, сколько потому, что именно социальная психология стала своего рода средоточием истории. В психологии скрещиваются все факторы общественного бытия. Все они, в том числе и наиболее внешние по отношению к человеку, такие, например, как географический, лишь преломившись через психику, вступив в ней в те или иные ассоциации с другими факторами, становятся в полном смысле факторами человеческой, социальной истории, предопределяя определенные виды человеческой деятельности.

Психология, таким образом, сопричастна всем формам общественной жизни и их эволюции. Поэтому исторический синтез, т. е. синтез исторических знаний, возможен благодаря тщательному, всестороннему изучению именно социальной психологии, поскольку она представляет собой ту стихию, где в наиболее концентрированном виде соединялись все особенности той или иной цивилизации.

Это не значит, однако, что психология выдвигается на роль ведущего, определяющего фактора истории. Будучи сама определяемой действием всех факторов, она не может претендовать на такую роль, как не может этого делать никакой другой фактор. Плюрализм остается в силе. Факторы исторического развития лишь группируются вокруг психологии, сообщаясь и взаимодействуя через нее и формируя ее самое, но не выстраиваются по ранжиру раз и навсегда установленного соподчинения.

Важно заметить, что психологизация исторической науки в XX в. стала естественным продолжением древней традиции европейской исторической мысли. Именно древней, поскольку начало ее можно отнести к древнегреческой и римской историографии, а позднее она ясно прослеживается в средневековой и ренессансной исторической мысли. Суть традиции в том, что при объяснении и понимании исторических событий обращались преимущественно к морали, нравам, а следовательно, к психологии, ибо мораль — это не что иное, как нормативная психология.

Можно сказать, что с целью объяснения событий историкам всегда было свойственно обращаться к тем побудительным мотивам, которые в настоящее время составляют для исследователя содержание социальной психологии. Эти мотивы могли быть запечатлены в вечные категории морали, понятия добродетелей или пороков, или в более исторические понятия нравов, свойственных тем или иным народам, а также, конечно, в идеи. Достаточно осознанное тяготение к изучению психологии как духовного строя жизни и душевного склада людей разных обществ проявляется с последней четверти XIX в. Достаточно вспомнить имена таких ученых, как В. Дильтей, Я. Буркхардт, Й. Хейзинга или русских историков Л. Карсавина, П. Бицилли и др., историко-культурные исследования которых имели самое непосредственное отношение к социальной психологии и научные интересы которых формировались до или независимо от школы исторического синтеза. Разные ученые и разные течения исторической мысли своими путями продвигались к одной цели. Такова была сила традиции и таково было веление времени. Но дело не только в логике развития науки. Здесь важно было осознание того, что психология составляет своеобразие, подчас неповторимое, каждого общества. Поэтому, минуя ее, исследователь рискует не понять что-то чрезвычайно существенное в жизни общества; сосредоточившись лишь на внешних проявлениях этой жизни, упустить из поля зрения некую внутреннюю суть. Здесь совершенно оправдана аналогия, издавна близкая западному историческому сознанию, с человеком и постижением человеческой природы. Постичь ее невозможно, если ограничиться физиологией, пренебрегши или упростив до производного от физиологии ту наиболее важную составляющую, которая традиционно называется душой, т. е. психикой.

В своем интересе к социальной психологии историки школы «Анналов» не были пионерами. Но их несомненная заслуга состоит в том, что они ясно осознавали историческую роль социальной психологии и немало сделали, чтобы поставить ее изучение на научную основу, используя достижения современных социальных и гуманитарных наук. Их трудами было также положено начало разработке проблематики и методики историко-психологических исследований, каковая работа продолжается в историографии по сей день благодаря постоянному расширению круга «вспомогательных» для истории наук гуманитарного цикла, достижения которых способны помочь пролить новый свет на историческую психологию.

Понятие психологии, или лучше было бы сказать психики, очень емко. Оно включает все функции головного мозга, если говорить пока о психологии индивидуальной. В свое время Аристотель в знаменитом трактате «О душе», на многие века предопределившим характер психологических знаний в Европе, разделил человеческую душу на три составляющих: душу разумную, чувственную и растительную. По существу психология и поныне придерживается представления о трех, очень близких аристотелевским понятиям, сферах психической деятельности, сделав, правда, существенное добавление за счет сферы бессознательного, в том числе и коллективного. Поэтому мышление также относится к психической деятельности. Но для исторической психологии наибольший интерес представляет иная область психики. Взятая в социальных масштабах, эта область гораздо шире того, что Аристотель понимал под чувственной душой, хотя чувственное восприятие мира остается ее важной составляющей частью. Во французской историографии она получила название ментальности, и это название закрепилось за ней в настоящее время во многих языках.