Юрий Малинин - Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия

• Название: Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия
• Автор: Юрий Малинин
• Издательство: Издательство С.-Петербургского университета
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-288-04573-8

Юрий Павлович Малинин (1946-2007) — один из ведущих российских историков-медиевистов, блестящий специалист по истории средневековой Франции, ученик А.Д. Люблинской. Выпускник Санкт-Петербургского государственного университета (1970), он долгое время работал на кафедре всеобщей истории Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена и на кафедре истории средних веков Санкт-Петербургского государственного университета. Автор многочисленных трудов по истории западноевропейского средневековья, переводов известных французских историков — Ж. Ле Гоффа, Ф. Контамина, Р. Перну, издатель «Мемуаров» Филиппа де Коммина (1986) и «Сомюрской джостры 1446 г.» (1998), комментатор многотомного издания читательских помет Вольтера, научный редактор хроник Жуанвиля и Фруассара (2008). В настоящей книге представлены лучшие работы историка.

---

Что же касается непосредственных предшественников и преемников этого короля, то они еще в большей степени руководствовались правовыми обычаями. Это, в частности, проявлялось и в налоговой политике. По справедливому наблюдению американской исследовательницы Э.А.Р. Враун, в XIII–XIV вв. короли и другие французские сеньоры нередко упраздняли те или иные денежные поборы, стремясь отдать долг справедливости и не отягощать душу. Чаще всего они это делали в предвидении смерти, чтобы спасти свою душу. Сравнивая в этом отношении Францию с Англией, она приходит к выводу, что французская традиция самоограничения и добровольной приверженности королей к справедливости способствовала популярности монархии в народе. Поэтому народ зачастую готов был терпеть беззакония финансовых чиновников, веря, что король восстановит справедливость, и в отличие от Англии во Франции не было столь сильного стремления четко поставить под контроль действия короля.{427}

К выводам Э. Браун можно добавить, что по той же причине этический политический идеал был очень жизнестойким и веру в него хранили в самых разных слоях общества, начиная от духовенства и кончая третьим сословием, особенно горожанами. По существу он должен быть близок всякому, кто был в «своем праве», т. е. имел собственность и занимал определенное социальное положение.

Однако равновесие между правом короля и правами подданных было относительным и неустойчивым. Право короля все заметнее перевешивало права подданных, благодаря хотя и непоследовательному, но наступлению монархии на феодальное право. Политические институты главным образом защищали право короля, а вместе с тем и расширяли его. «Конституционная» монархия явно не удавалась. Критикуя вышеупомянутые взгляды Дж. Р. Стрейера, считавшего Филиппа Красивого «конституционным» королем, его оппонент Б. Лайон в статье «Что делало средневекового короля конституционным?» справедливо заметил, что для «конституционности» правления недостаточно теории и исповедуемой веры в традиции и законы, но необходимо постоянное институциализированное политическое давление на короля, которое в Англии осуществлял парламент. Во Франции же сословное представительство не сумело оформиться в такой политический институт{428}.

Но при этом Б. Лайон не отдал должного эволюции и теории, которая во Франции все более играла на руку монархии. Ослабление нравственной основы традиционной социально-политической концепции неизбежно в идеологическом плане влекло за собой усиление власти короля. Но еще более позиции монархии укреплялись новыми политико-правовыми нормами, которые получили распространение с XIII в.

2. Политико-правовая концепция королевской власти

В представлении А. Шартье король, будучи «человеком моральным», должен быть также и человеком «политическим». В этом своем обличье он является «главой государства (caput rei publicae) и оплотом всеобщего закона»,{429} и эти его функции в ту эпоху осмыслялись преимущественно на основании античных политических и правовых идей. Начало их распространения во Франции относится к XIII в., и период XIV–XV вв. становится решающим в формировании новой политической мысли, а точнее говоря — политической мысли в собственном смысле слова. 

Именно в эти столетия благодаря переводам сочинений Аристотеля, сделанным Н. Оремом, во французском языке утверждается понятие политики в разных его вариантах — «politie, politique». В то же время в обиход входит и понятие государства, как «дела общественного», заимствованное из римской политической культуры. Это обогащение социально-политической лексики было признаком глубокого переосмысления государственного устройства. Наряду с этико-правовой мыслью нарождалась мысль политико-правовая, ориентировавшаяся на нормы римского публичного права и черпавшая силы не столько в божественном законе, сколько в законе природы.

Развитие новой политической теории определяло для Франции той эпохи наиболее глубокие и выразительные преобразования в области интеллектуальной культуры. Результатом была «доктрина королевской власти, созданная силой теоретизирования и сознательной волей к самому широкому распространению монархической веры, и она будет все яснее уточняться в своих чертах, которые она сохранит до конца Старого порядка».{430}

При той важности, какую новые политические идеи монархического характера имели для дальнейшего политического и духовного развития французского общества, они, естественно, всегда чрезвычайно привлекали исследователей той эпохи. Научная литература по данной проблеме особенно богата и разнообразна, тем более, что это проблема не только французской истории, но и вообще западноевропейской. И хотя на французской почве политическая мысль обрела немало специфических черт, она все же развивалась в русле теоретизирования, свойственного всему западному миру, а поэтому большой вклад в разработку проблемы сделан многочисленными общими исследованиями по истории европейской мысли.{431}

Обращаться к проблеме, с разных сторон освещенной во многих прекрасных исследованиях, дело, несомненно, рискованное, особенно если учесть, что предстоит дать довольно беглое описание политической теории, по праву заслужившей внимание, которое ей оказывает с давних пор историография. Однако обойти ее невозможно, и поэтому мы попытаемся вскрыть внутреннюю логику этой теории, остановившись на ее главных положениях, которые получили распространение в общественной мысли XIV–XV вв. Немалый интерес при этом представляет соотношение этой теории с традиционной этико-политической мыслью в структуре общественного сознания. Этот вопрос в научной литературе рассмотрен недостаточно, но ввиду целей данной работы, претендующей на характеристику именно структуры сознания, он является весьма важным.

Логика нового политического мышления, пробивающего себе дорогу с XIII в., наиболее ясно предстает в сочинениях видных философов и легистов той эпохи, в том числе и легистов времен правления Филиппа IV Красивого, положивших начало развитию монархической теории во Франции. Основные постулаты этой теории ранее были разработаны теми идеологами имперской власти, которые ставили своей целью доказать ее независимость от власти римских пап и обосновать ее приоритет.{432} Французским легистам оставалось в основном лишь приспособить те же идеи применительно к королевской власти, что они с успехом и сделали, по существу изложив в своих сочинениях главные политико-правовые максимы, на которые опиралась монархическая доктрина. Поскольку учение легистов эпохи Филиппа Красивого достаточно глубоко проанализировано в научной литературе, мы не будем специально на нем останавливаться и лишь заметим, что, как справедливо указывается во многих исследованиях, их теория несомненно опережала политическую практику, представляя такую модель монархии, какая будет реализована, да и то не полностью, лишь при абсолютизме Нового времени.{433}

Большая дистанция отделяла эту теорию также от массового политического мышления, которое в XIV–XV вв. ориентировалось по большей части на этические и феодально-правовые нормы. И лишь постепенно, благодаря усилиям монархической пропаганды и распространению античных политико-правовых понятий, отдельные ее положения вживались в традиционное сознание.

Наиболее прочно укоренившимися в социальном сознании этой эпохи были фундаментальное для этой теории понятие суверенитета короля, а также понятие королевской власти как суверенной. Оба они стали обычными понятиями политической лексики и в разнообразной литературе широко использовались без каких-либо пояснений и раскрытия их смысла. Для многих авторов их изначальный смысл, по-видимому, ускользал, настолько они стали привычными.

Смысл этот очень важен, ибо то и другое понятия означали высшую власть, которая не признает над собой никого, кроме Бога, и которая в теории представлялась наподобие власти римского императора. Понятие суверена вытесняло феодальное понятие сюзерена, употреблявшееся в литературе XIV–XV вв. весьма редко.{434}

Появление идеи королевского суверенитета относится к XII в., и наиболее ранней формулой, выражавшей ее, было утверждение, что «Le Roy ne tient que de Dieu» (Король держит власть лишь от Бога). По сути, это была еще феодальная формула, означавшая, что король не является чьим-либо вассалом, и направленная на то, чтобы отвергнуть претензии Священной Римской империи на верховенство.{435} По этой причине французские короли в XII в., такие как Людовик Толстый или Людовик Молодой, в своих хартиях титуловали себя императорами и августами, выражая то же стремление к независимости от империи.{436} Позднее, в середине XIII в., французским юристом Жаном де Блано была пущена, в ход другая формула королевского суверенитета перед лицом империи: «…король Франции является императором в своем королевстве», которая позднее получила довольно широкое распространение.