Пэт Ходжилл - Верхом на раторне

• Название: Верхом на раторне
• Автор: Пэт Ходжилл
• Жанр: Фэнтези

Сестра Верховного лорда Кенцират, леди Джейм, борется за свое место в мире, полном опасностей, интриг и почти откровенного безумия. Она поступает в военное училище Тентир, сталкивается с ожесточенным соперничеством и открывает глубоко погребенные семейные тайны. Колледж тестирует ее, она испытывает училище и выносит решение…

Название романа — поговорка Трех народов Кенцир и означает отчаянную авантюру, увлекательную и опасную, от которой невозможно отказаться; кроме того, Джейм преследует молодой раторн (нечто вроде бронированного плотоядного единорога с дурным нравом).

---

Но он тоже исчез.

Мир по-прежнему был серым и, к тому же, продолжал темнеть. Теперь пепел падал очень густо, подобно горячей, грязной метели, воняющей серой. Джейм стащила с себя куртку и накинула её на голову. Импровизированный капюшон вместе с её распущенными волосами защищал глаза, но теперь видимость была ограничена несколькими футами спереди. Затем на ослепительное мгновение небо расколола молния в сопровождении треска грома. В последовавшей за этим оглушающей темноте, её настигла паника, пришедшая не через её собственные чувства.

— Жур! — закричала она и, не подумав, сделала глубокий вдох наполненного пеплом воздуха, чтобы позвать снова. Когда её судорожный кашель прекратился, она попыталась дотянуться до барса своим восприятием шанира, но ответа не было.

Пропал. Ушёл.

Это ничего не значит, твердила она самой себе. Связь между ними частенько распадалась как раз в самые неподходящие моменты. Но что он сейчас делает в этом сгущающемся кошмаре? Свернулся в клубок на покрытом пеплом берегу и ждёт пока она не найдёт его или пока шторм не утихнет? Шанс на первое крайне мал, разве что она об него споткнётся. Если второе, он может погибнуть. Дальше будет только хуже. Она это знала.

Это всё твоя вина.

Коварный шепот, принесённый беспокойным, переменчивым ветром. Кто или что говорил с ней, если не её собственное чувство вины?

Ты уничтожаешь всех, кто верит тебе, всех, кого любишь.

— Нет, — сказала она, не обращая внимания на горький пепел во рту, иссушающий ей горло.

Но, что если это правда?

Как будто на зов, в вихре дыхания отдалённого огня к ней явились мёртвые: Санни[58], волочащий за собой свою содранную кожу; Принц Одаллин, безвинно расплавляющийся в лужу искаженной плоти; Тирандис, улыбающийся на своём погребальном костре. Из-за неё они все стали пеплом. И, как пепел, они вернулись.

— Если я должна стать Разрушающим, воплощением Белого Ножа, — сказала она Земляной Женщине, — Я сделаю то, ради чего была рождена, разрушая то, что должно разрушить, а потом сломаю саму себя.

Тогда сломайся и умри.

— Нет, — повторила она снова. Помигай посильнее, и они исчезнут. Это всё трюки разума. Кроме того, как бы она ни сожалела об их смерти, это была не её вина.

Или была? Подумай.

Между ударами и треском молний серый мир был беспокояще тихим, одеяло пепла заглушало все чувства. В этой мёртвой тишине было слишком много времени для размышлений.

Это правда. Несмотря на всё её хорошие намеренья, вокруг неё всякое случалось. Даже самое её невинное действие могло стать камушком, брошенным в омут событий, круги от которого расходились далеко за пределы её контроля. Кроме того, далеко не все её действия были такими уж мелкими и непоследовательными, о чём свидетельствовала цепь руин, которую она оставляла на своём пути.

И всё же, здания вовсе не обязательно рушились или сгорали всякий раз, когда она в них входила, о чём она и сказала Тиммону.

Нет, но только по большей части. И насколько хуже всё, без сомнения, станет, когда её проклятая богом природа проложит себе путь на поверхность, подобно гноящейся ране.

Тогда вскрой её и умри. Ты знаешь, ты ядовита.

Почему все её бросили, и не один раз, а снова и снова? Почему они должны остаться, чувствуя, что она такое?

Г'ах, подумала она, наполовину встряхнувшись, наполовину задрожав. Бывает, лошади несут и смерть уносит людей, хотят они того или нет. Разве я в этом повинна?

Во всём, выдохнул серый ветер. Кто-то же должен быть.

Это быстро привело её в чувства. — Подожди-ка минутку.

Нет. Узри тех, кто будет судить тебя.

Через небо мерцали молнии, освещая его короткими вспышками, которые делали интервалы темноты между ними ещё более глубокими и мрачными. Фигура, возникшая в танце пепла, приобретала отчетливость с каждой вспышкой и придвигалась всё ближе, хотя, казалось, не двигалась. Она была стройной и элегантной, с бледным лицом под буйной копной чёрных волос, отмеченных белыми прядями. Серебряно-серые глаза ловили каждую вспышку молний и сохраняли её отблеск в следующей за тем темноте. Джейм не могла чётко разглядеть его руки, но она знала, что они будут такими же изящными, как и его лицо, и одетыми в перчатки из узоров шрамов. Её внезапное желание ощутить их прикосновение было таким острым, что причиняло боль. Вот наконец, кто-то, кто, без сомнения, не бросит её.

Затем он увидел её и повернул прочь.

Это только трюк, настаивала часть её разума, но боль была слишком сильной, чтобы её игнорировать.

— Торисен! — закричала она ему вслед. — Брат, не покидай меня!

— Почему нет? — Он приостановился, чтобы ответить, но смотрел искоса, не встречаясь с ней взглядом. — Чем ты можешь быть для меня, кроме как погибелью?

— Но я люблю тебя!

— Разрушение начинается с любви. Так нас учил наш отец. Так его учила наша мать. И вот, он обречён на пыль и горькую смерть, вся честь истрачена. Ты желаешь той же участи и мне?

— Нет! Никогда! Как ты можешь так говорить?

— Потому что я знаю, кто ты такая.

Его черты стали меняться, так же, как и голос, становившийся грубым, полным гнева и сбивающей с толку боли.

— Мерзкий шанир. — Её отец повернулся и злобно уставился на неё, такой же серый от пепла, каким было и его имя. Смерть сожрала его лицо, оставив только сухие кусочки кожи, прилипшие к черепу, но его серебряные глаза сверкали. — Как ты смеешь выглядеть так похоже на свою мать и не быть ею? Предан. Обманут. Ядовитый плод порченого дерева, где мой меч, моё кольцо, моя жизнь?

Под этим криком боли Джейм отскочила на шаг, но только на один. Когда-то, его ярость обратила её в паническое бегство. Она всё ещё заставляла её вздрагивать. Но она вспомнила то, что слышала в Тентире, о кадете, которого унижал собственный лорд отец и мучил брат лордан, ввергавший свою жертву в муки, о которых она могла только догадываться.

В этом и была вся суть. Она всё ещё не знала, что случилось с отцом в ту ночь, в покоях лордана. Возможно, этого не знал и тот или те, кто бросили ей сейчас вызов.

— Отец, — сказала она, — если это действительно ты, скажи мне: той ночью, в той жаркой, вонючей комнате, что сломало тебя? Я хочу понять. Прошу, расскажи мне.

Он уставился на неё. Что мелькнуло в этих мёртвых глазах — удивление, досада, гнев? Затем он откинул назад голову и завыл. Он не хотел, чтобы его понимали, и уж тем более, чтобы его жалели. В самом деле, чем бы он был, без своей мантии ярости? Он уже изменялся. Пропала заплатанная, серая куртка, протёртая до дыр за время горького изгнания и преждевременно поседевшие волосы; исчезло это заостренное, призрачное лицо.

Откормленный и самодовольный, ей улыбался Грешан, рывком оправивший свою изысканно вышитую куртку грубой рукой.

Кулаки Джейм сжались, ногти вонзились в ладони. Так вот как её отец научился жить в мире с самим собой, став тем, что изранило его?

— Нет, — сказала она самодовольно ухмыляющемуся лицу. — Он совершал ошибки. Он причинил вред многим людям, включая меня. Но он никогда не совал горячее железо в лицо невиновному и не мучил маленьких мальчиков ради забавы. Он не стал тобой.

Улыбка стоящего перед ней создания искривилась и соскользнула прочь. Ей захотелось содрать с него и его лицо, и эту вонючую куртку.

— Что случилось в твоих покоях, дядя? — потребовала она, одновременно обрадованная и раздражённая тем, что он, похоже, уплывал назад, всякий раз когда она к нему приближалась. Вспышки молний и мрак чередовались друг с другом под приглушенные возгласы грома. — Что такое ты сделал, или попытался сделать, в результате чего твой дружок Рандир был пригвождён к полу с ножом в кишках, его слуга метался, охваченный огнём, а тебя самого выворачивало в углу? Смелый мужчина. Великий воин. Папенькин сынок. Как ты умер и почему из-за твоей смерти человек вроде Халлика Беспощадного применил к себе Белый Нож? Отвечай, чёрт побери!

Она пыталась загнать его в угол своей яростью, но он выскользнул прочь, растворившись в темноте.

И снова тень сомнений. Так что же всё было — вина, галлюцинация или что-то совершенно другое? Кто просто не мог не обвинять кого-нибудь, кто продолжал пытаться толкать её в направлении, куда она совсем не желала двигаться? Такое уже случалось прежде, по крайней мере дважды.

Затем она поняла.

— Ну ладно, — сказала она бурлящему вокруг неё хаосу. — Хватит развлекаться и играть. Покажись.

Аххххххх… выдохнула буря, и воздух угрожающе застыл. Сверху просачивался мрачный, желтоватый свет, в котором плавали серые пылинки. Пепел больше не падал на Джейм, а закручивался в стену тёмного урагана, в котором она была глазом. Хотя было по-прежнему удушающее жарко, она одела обратно свою куртку и вызывающе встряхнула волосами, готовая встретиться с врагом лицом к лицу, что бы ни вышло ей навстречу.