Альфред Жарри - Убю король и другие произведения

• Название: Убю король и другие произведения
• Автор: Альфред Жарри
• Издательство: Б.С.Г.-ПРЕСС
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 3-93381-055-X

Альфред Жарри (1873–1907) — один из немногих классиков французской литературы, чье творчество оставалось до сих пор неизвестным российскому читателю. Хулиганские, эпатирующие благовоспитанных господ тексты Жарри стали ярким образцом контркультуры рубежа XIX–XX веков, предвосхитив дадаизм, сюрреализм и театр абсурда.

Эта книга — первое издание Жарри на русском языке. Она включает все основные произведения писателя, а также биографический очерк и подробные комментарии.

---

— Я сохранял его для моей матушки, — сказал увечный, — но, как и ей (касаясь аметиста на Вралёвом лбу), вам вера божья помогает в безмятежности читать и самые печальные страницы. Пусть вам пока не доводилось употреблять меня в делах такого рода, но, уверяю вас, в этом куда как больше меня самого.

— Так куда ее, бумажку-то?.. — неуверенно проговорил епископ.

— Вчитывайтесь упорнее, не щадя глаз, проникните самим нутром… Это бумажка высшего порядка. О, если бы вы только знали, как это чтение вас облегчит!

— Ну что ж, уговорили, — кивнул Враль.

— Тогда устраивайтесь поудобнее, вот здесь, посреди этих стопок восхитительных суппозиториев. Время пришло: лишь я один еще способен разглядеть сокрытую натугой праздных слов БЕЗДОННУЮ ПУЧИНУ.

И карлик весело нырнул в открывшийся колодец: точно кастрюля, что пустилась вскачь по уходящим в штопор лестничным пролетам, его железная каталка, постепенно затихая, прогромыхала вдоль спирали водостока; от неминуемой кончины ее спасли лишь вирши Деруледа с Ян-Нибором, свернувшиеся, точно две змеи, внутри убогого припева.

Чтение Епископа, отправившегося по большим и малым делам
СМЕРТЬ ПУТАНИЦЫ-ПРИЖИВАЛКИ

Фрр… брр… фрр… фрр… пук… прруу… От нас уходит Путаница-приживалка.. Фрр… фрр… Вот он, мучительный последний шаг… брр… фрр… Может, хоть сон дарует мимолетное забытье. Просто стихи какие-то. Итак, ей суждено сойти в могилу… Мммм… ну же… Стоит трескучий мороз… природа словно в трауре… прр… пук… и ей уже открылась бездна… хммм… сейчас лопну… Горькие слезы… врач говорит, ей не дожить и до утра… Да вылезешь ты, чертова жаба! Вот уж правда, чужая душа потемки… — Она закончила свой дольний путь (Приглушенные литавры.) Холод пронизывает до костей (и еще раз, на бис). Хлоп, бряк! (Епископ весело насвистывает.) За направляющим, раз-два, наша верная Мелани — о где сейчас все это племя преданных давнишних слуг, ставших почти что членами семьи…

— Мужайтесь, скоро все пойдет на лад, — гаркнул снизу человечек. — Продолжайте, вы меня не потревожите: я лягу рядам, в комнате с резными арабесками.

— К концу какой-то полный мрак, — откликнулся поглощенный чтением епископ. — Брр… фрру… тревожащий кошмар. Ужасное мгновенье. Так, а что тут у нас сзади: последний светский туалет, бедное тело, кровать чудовищно узка, парадная постель и бледный лоб, дорогое лицо, противное узкое ложе.

— Мы взлетаем и опускаемся, подобно призракам, — шелестели один за другим пользовавшиеся повышенным спросом листочки.

— О, эти малахитовые длани, — продолжал, не унимаясь, епископ, — что сложены крест-накрест у груди…

— Спасибо, что не забываете, — телеграфировал убогий обитатель слива. — Я чрезвычайно рад тому, что вы еще побудете у нас, на трубе. Бесцветный зимний день… и безмятежное лицо… поистине, ничто не превзойдет сей милый образ!

— Смутно припоминаю, — скромно потупился Враль.

— Неброские черты, покорная улыбка! Вы помните, как мягко улыбалась Путаница-приживалка…

— Гммм… вот-вот… уууу… Неотступное воспоминание, будто сама печаль… Пфррр… пук… шмяк!

— Любимый голос, драгоценный звук… смеющиеся добрые глаза, а в них — печаль…

— НУ ВОТ И ВСЕ, ОНА ПОКИНУЛА НАШ МИР!!! Благодарю тебя, великий милосердный Боже, — возопил епископ, облегченно поднимаясь.

— И вам спасибо, — вторил ему снизу человечек. — Теплое солнце. Окна настежь. Огромный шкаф, крошечный ящик. Я вдыхаю аромат турецких папирос!

— Как знать, ведь может статься, и в последний раз, — успел лишь произнести епископ, стремительно усаживаясь снова, ибо некая властная сила вынудила его возобновить оставленное чтение, за каковое он и принялся с поразительным рвением, — я буду сожалеть о Путанице-приживалке с таким невероятным, будто бы потусторонним напряжением, только и способным вызвать слезы — ведь всякое страданье притупляется, становится привычкой, забывается, в конце концов, и вот уже какая-то вуаль, туман иль стылый пепел поспешно брошены поверх неверною рукой… фррр-прррру… и тотчас же воспоминание о существах, что возвратились в вечное ничто, хлоп, бряк, шлеп-шлеп… Шире край! шире! Плевать на брызги крови и огня! Свиньею, клином. Без передыху. Вереница усопших. Пук… фррр… Но что-то я увлекся. Э-гей! Э-гей! Длиннее пики.

— Простите, вас зовут не Кака-сан? — раздался через несколько мгновений голос человечка.

— Нет-нет, я Враль… водяной епископ, к вашим услугам. А что такое?

— Нет, просто в объяснимом забытьи последних дней бедняжка Кака-сан явила нам в своей каморке страшную нечистоплотность.

XXXI О музыкальной струе

— Как твое имя?

— Дерможуй, отвечал Панург.

«Пантагрюэль», Третья книга

Меж тем, следует иметь в виду, что клапан, установленный на горловине сливного отверстия, был из тончайшей резины — также не помешало бы знакомство с открытиями сэра Чичестера Белла, приходящегося кузеном знаменитому изобретателю телефона Грейаму Беллу, — к тому же надо помнить, что струя воды, что падает на тонкую мембрану, растянутую на оконечности трубы, приводит к многократному усилению и без того не слабых звуков, а сама струйка обычно прерывается с произвольными интервалами и, по самой своей природе, некоторые звуки передает громче остальных — дабы вас не смутило, если мы упомянем, что почки епископа невольно исторгли чрезвычайно музыкальную струю, переливчатые отголоски которой он услыхал, оторвавшись наконец от увлекательного чтения.

Голоса маленьких женщин[4] стремились ввысь, славя маленького человечка.

Маленькие Женщины (фортепиано, четыре четверти, три диеза в ключе), некоторые безмятежно (ми-соль-до-ми… си-ми-си, выдержанный тон):

«Пусть песни наши убаюкают твою печаль! (фа-ля диез) Другие: И черная тоска (соль — си диез) Умчится прочь под легкое Журчание волны (пять бемолей, выдержанный тон, звонко)»…

«О, Незнакомец (соль — си бекар), если хочешь скрасить нашу одинокость, То должен будешь Имя изменить (Безмятежный), звучащее так резко и немузыкально, На прозвище (ля бемоль) простого горного цветка (соль диез, естественно)».

Некоторые женщины выкрикивают имя: «Атари». Другие: «Феи». М.Ж.: «О, нет! (Выдержанный тон. Две с половиной четвертных паузы) Ло-ти (си — фа, выдержанный тон, фермата)».

М.Ж.: «Отныне (двойной выдержанный тон) будешь зваться ты Ло-ти». Все вместе, окружая его: «Вот час крещенья! (Чуть торжественно) В краю веселых песен, В краю любви (четверть паузы), Ло-ти (ми бемоль, до, четверть паузы, крещендо), Ло-(до) ти (ми бемоль) твое божественное (sic) имя».

Маленькие Женщины (продолжают): «В краю веселых песен, В краю любви, Лоти, Лоти твое божественное имя (две четвертных паузы). Ло-ти (ми бемоль, ми бемоль) мы будем звать тебя, Ло-ти мы будем звать тебя и (двойной выдержанный тон) этим именем тебя и наре- (си бемоль в ключе) каем!» (Всеобщий шум).

Клапан распахнулся, и музыка прекратилась; завершая кропление, епископ поправил съехавший было перстень и возложил руки, подтверждая этим предписанным жестом свое благословение М.Ж. Затем он попросту прервал струю.

XXXII Как мы раздобыли полотна

Пьеру Боннару

Фаустролль воскурил магические травы, и призрак Горбозада — который, существуя только в нашем воображении, не мог в реальности и умереть — принял видимые очертания, произнес почтительно «а-га!» и умолкнул, ожидая приказаний.

В тот день мне открылось новое значение этого поистине неоценимого речения — ведь а, начало всех вещей, стоит здесь в вопросительной форме, поскольку ожидает собственного толкования в пространстве настоящего, а в длительности будущего — дополнения, превосходящего его само.

— Вот тебе несколько миллиардов чеканною монетой, — сказал Фаустролль, порывшись в пристегнутых рубинами жилетных карманах. — Спросишь у городового, как пройти к Национальному ломбарду под названием «Услада горожан», и купишь там многие тысячи локтей сукна.