Валентин Гринер - Выше полярного круга (сборник)

• Название: Выше полярного круга (сборник)
• Автор: Валентин Гринер
• Издательство: Коми книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

«Выше полярного круга» — новая книга прозы Валентина Гринера. Название сборника несет в себе смысл не столько географический, сколько нравственно-этический. Полярный круг предстает на его страницах той символической чертой отсчета человеческих возможностей физических и духовных, выше которого поднимаются документальные герои книги, строители заполярной Воркуты.

---

«А ты как считаешь?» — опросила я.

«Точно так же».

Мы постояли еще несколько минут на свежем воздухе и поднялись к себе. В квартире было тепло и уютно. Пока раздевались, я думала о том, какие у Саши золотые руки. Редкая хозяйка расставит вещи так, чтобы служили они не только украшением, но и приносили пользу, какую должны приносить. Я часто удивлялась: откуда это у него, у деревенского парня, который вырос в страшной нужде и спал, как сверчок, за печкой?..

Из коридора я сразу отправилась на кухню. Время близилось к обеду. Вот-вот явится Вадик. После пяти уроков он готов слона съесть — от хобота до хвоста. Понятно, растущий организм требует много калорий, особенно на Крайнем Севере. Ведь мальчик родился и вырос в Заполярье.

Дочь окликнула меня из комнаты:

«Мама, он стихи мне новые посвятил. Послушай…»

И она прочла мне «Найти такие провода…» Я слушала строки, написанные моим зятем, простым шахтером, и думала о том, что моя дочь счастливая, она сделала правильный выбор, не ошиблась. Меня, как мать и старую учительницу, очень страшила ошибка…

Ада кончила читать, отвела от рукописи взгляд и посмотрела в окно. У нее в глазах стояли слезы. Я заметила волнение дочери, напустила на себя строгость:

«Вот это уж лишнее. Скажу врачихе, чтобы больше не отпускала, потому что дома у тебя дополнительные раздражители. А это недопустимо при твоей болезни. Радоваться надо, дочурка.

Повезло тебе в жизни. Простой парень, а какая душа! Недавно говорил, что предлагают ему составить сборничек стихов. Республиканское издательство хочет выпустить книжку поэта-шахтера Александра Никулина. Он отказался. Сырые, говорит, стихи мои. Лопатить их надо еще и просевать на мелкое ситечко. А издавать макулатуру— себя не уважать и людей обманывать».

Дочка вдруг упала на диван и закатила истерику:

«Умирать не хочу…»

Тут я всерьез возмутилась:

«Это уж, милая моя, совсем никуда не годится. Втемяшила себе в голову ересь. Тысячи людей болеют, а умирают единицы. Теперь такие лекарства! Тебе ведь только тридцать четыре года… Жить да жить! До моих лет. А то и дальше…»

Она свое:

«Ничего ты не знаешь, мамочка. В нашем корпусе почти каждую ночь — покойник. И бывают совсем молодые. Это ж сердце! Понимаешь, сердце! Соскочит пружинка — и все! Поправить уже невозможно. А я не хочу уходить от него…»

Я прочитала ей длинную лекцию, велела подумать о сыне, которому мать нужна еще ой как долго. Ведь он только в шестом классе.

Ада понемногу успокоилась и меня стала успокаивать:

«Все, все, мамочка, больше не буду. Это я от избытка чувств. Давно не плакала. Нужна же разрядка. Теперь никогда не буду думать и говорить о смерти…»

Увлекла я дочь на кухню. Стали мы думать, что бы такое неожиданное приготовить к Сашиному приходу, к семейному ужину по случаю восемнадцатой годовщины знакомства Ариадны Цыгановой и Александра Никулина.

С лестничной площадки позвонили.

«Наверное, Вадька», — оказала Ада.

Я поторопилась к двери, крикнула ей на ходу:

«Иди в спальню. Сейчас я его разыграю…»

Это был не внук. На лестничной площадке стояли двое незнакомых мужчин, а рядом с ними — женщина в белом халате поверх меховой шубки. Женщина держала перед собой кислородную подушку.

«Здесь живет Ариадна Васильевна Никулина? — спросил мужчина постарше. — Вы ее мама?»

Я растерялась, начала оправдываться, говорю:

«Дочь пришла домой законно. Ее отпустил главврач…»

«Мы это знаем, — как-то виновато проговорил тот же мужчина, пряча глаза. — Понимаете… мы из шахтного комитета… Нам поручили… Короче говоря, с Александром случилось несчастье…»

Я инстинктивно попятилась в глубь коридора и прижалась спиной к двери, будто хотела или была в силах оградить дочь от недоброй вести, которую принесли эти люди…

АВТОР.

А в это время горнотехнический инспектор сидел в кабинете главного инженера шахты «Капитальная» и неторопливо, как все инспекторы мира, заполнял графы акта о несчастном случае.

«16 октября 1971 года. Город Воркута.

НИКУЛИН АЛЕКСАНДР АЛЕКСЕЕВИЧ.

38 лет.

Профессия — ГОРНЫЙ ИНЖЕНЕР-ЭЛЕКТРИК.

Общий стаж работы по основной профессии— 14 лет (ЭЛЕКТРОСЛЕСАРЬ).

Стаж работы, при выполнении которой произошел несчастный случай — 26 дней.

Причины несчастного случая — НАРУШЕНИЕ СВЯЗИ СИГНАЛИЗАЦИИ ПРИ ВЕДЕНИИ РЕМОНТНЫХ РАБОТ.

Вид травмы — СМЕРТЕЛЬНАЯ…».

Не наливай в стакан. Постой!
Смотри, как яростен и пылок,
Брусничный сок, лесной настой
С шипеньем рвется из бутылок.
Ему бы ягодой висеть,
На рыжих мхах встречая зорьки.
Ему бы каплею алеть
На чутких крылышках тетерки…
Несу к губам напиток злой,
И чудится: я на покосе
Глушу взахлеб туман густой,
Настоянный на зябких росах…

Он появился в литературном объединении поздней осенью 1960 года. Объединение действовало при редакции газеты «Заполярье» и дважды в месяц собирало обширную аудиторию. Самая большая редакционная комната с трудом вмещала начинающих литераторов, самодеятельных критиков и почитателей местных талантов. Шли горячие споры о литературе, с жаром обсуждались стихи и проза членов объединения, тут же отбирались для рекомендации в печать лучшие произведения. Газета «Заполярье» регулярно выпускала литературные страницы. Вышел в свет коллективный сборник стихов «Под Полярной звездой». Готовилась объемистая книжка воркутинской прозы. Городская студия телевидения осуществляла художественные постановки и снимала документальные фильмы по сценариям местных авторов. Самые способные члены объединения поступили в Литературный институт, самые «пробивные» выпустили свои первые книжки.

Родилась и стала набирать силу правдивая литература о городе с однобокой и не совсем объективной репутацией. Члены литературного объединения поставили перед собой благородную задачу: рассказать людям о суровом и своеобразном крае, привлечь в Заполярье энтузиастов и романтиков, живущих не хлебом единым.

Собственно говоря, такую задачу можно было не ставить. Она родилась сама по себе, была внутренним убеждением и естественной потребностью каждого, кто пробовал здесь свое перо.

Саша Никулин не был исключением.

В течение нескольких занятий он сидел, забившись в угол комнаты, и упорно молчал. Далеко не поэтическая внешность его никак не привлекала внимания спорщиков. Среднего роста, костистый, впалощекий, он явно не вписывался в яркую и шумную среду начинающих литераторов.

Занятия в объединении вели поочередно достаточно опытные литераторы-полупрофессионалы, такие, к примеру, как ленинградский поэт Вячеслав Кузнецов.

На одном из очередных занятий председатель нашего объединения, поэт и преподаватель физики в горном институте Вадим Трусов, сказал:

— Почему-то у нас новый товарищ все время помалкивает. Вы что-нибудь пишете?

Саша Никулин поднялся, заволновался, как школьник, смущенно ответил:

— Пытаюсь писать стихи.

— Давно?

— Первое стихотворение написал в пятом классе.

— А сейчас вы в каком? — поинтересовался кто-то из острословов, каких в объединении было достаточно.

— В девятом, — серьезно ответил Никулин и часто-часто заморгал глазами, густо подсиненными угольной пылью.

— Вы горняк?

— Да. Работаю на «Капитальной». Электрослесарем.

— Почитайте нам что-нибудь, — предложил Трусов. — У нас так принято. Для знакомства. Это, конечно, не обязательно. Но если есть желание…

Никулин помялся в нерешительности, потом достал из бокового кармана вдвое перегнутую ученическую тетрадь и, слегка заикаясь (он всегда слегка заикался, читая стихи), стал громко чеканить слова:

Вот стоит она, иссиня-черная,
Ветром северным иссеченная,
Обойденная высотой,
Обделенная красотой.
Много белых берез в России,
Но любовь свою этой отдам.
Нелегко ей, бедняге, осилить
Заполярные холода.
На неласковой параллели,
Где метель, не смолкая, злится,
Становлюсь перед ней на колени,
Чтобы мужеству поклониться.

В комнате наступила тишина.

— Плохо? — не выдержал автор. — Я понимаю, что теперь такой стиль не в моде. Но мне нравятся нормальные смысловые строки. Дробление мысли ненавижу… А мода — это тучи, которые приходят и уходят, небо остается. — Голос Никулина крепчал, в нем появились задиристые нотки, он готов был спорить и доказывать свою правоту.

— Мне ваши стихи понравились, — сказал председатель. — Почитайте еще.

— Хорошо, — сказал Саша, подумав. — «Первая высота». Это вроде бы про себя писано, автобиографическое.