Санта Монтефиоре - Пленники судьбы

• Название: Пленники судьбы
• Автор: Санта Монтефиоре
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1258-4

Пораженный красотой женщины в черном, Люк влюбился в нее с первого взгляда, но прекрасные глаза незнакомки ответили лишь печалью… Отвергнут! А ведь он был бы счастлив поменяться местами с тем мальчиком, что всюду следует за ней, как тень. Ему не удастся изгнать из сердца чувство к окутанной тайной Козиме! Эта любовь способна победить смерть…

---

— Это моя бабушка, — тихо заметила Фрейя.

— Она теперь бестелесный дух, — продолжал Хьюго. — Но постоянно находится рядом, оберегая тебя.

— А как она ласково называла Фрейю? — спросил Майлз, надеясь поймать Хьюго.

— Тыквочка, — ответил Хьюго.

— А вот и нет! — поспешил поправить его Майлз. — Правильный ответ — Фрисби. — Хьюго нахмурился.

— Нет, дорогой, Хьюго прав, — сказала Фрейя. — Бабушка действительно называла меня Тыквочкой.

Хьюго слегка покачивался, его глаза по-прежнему были закрыты.

— Повзрослев, ты попросила ее перестать называть тебя так.

Майлз хранил молчание.

— А ты можешь сказать, что ее ждет в будущем? — спросила Сара.

— Она поедет в Италию, — сказал Хьюго.

— Чтобы навестить тебя, Люк, — веселым тоном произнесла Фрейя.

— Надеюсь, меня тоже возьмут в эту поездку! — вмешался Майлз.

На мгновение лицо Хьюго омрачилось, и он нахмурился.

— Да, конечно, — ответил он.

Майлз продолжал улыбаться, но глаза его были абсолютно серьезны… Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он никогда не испытывал симпатии к Люку, и его можно было не опасаться, пока он состоял в браке с Клер, однако теперь, когда Люк стал свободным от супружеских уз, в его взгляде снова появился похотливый блеск, который делал его крайне опасным. Майлз был очень уверенным в себе человеком, но отнюдь не дураком, — он прекрасно понимал, что чувства Фрейи и Люка все еще живы.

— Простите, мне что-то не по себе. — Открыв глаза, Хьюго протянул Фрейе ее кольцо.

— Ты, наверное, шутишь, — произнесла Фрейя, чувствуя, как от страха по ее телу пробежала дрожь.

— Ну конечно же, он шутит, — вставила Эмили, хотя по выражению лица своего мужа она поняла, что он увидел нечто ужасное, такое, что даже не захотел произносить вслух.

— Это все сплошная чушь! — воскликнул Люк, ослабляя галстук-бабочку и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

— Но откуда же тогда Хьюго мог знать все эти вещи о Фрейе? — спросила Аннабель.

— Вполне вероятно, что он услышал их от Розмари однажды за ленчем.

— Ну так дай ему что-нибудь из твоих вещей, — предложила Эмили. — Например, свои часы, и посмотрим, что он расскажет о тебе.

— Ну же, игрок из большого города, — с воодушевлением произнес Майлз. — Очень хотелось бы узнать, почему ты на самом деле решил отойти от дел, а еще куда ты направишься дальше?

— Ну уж нет, — поспешно проговорил Люк. — С меня хватит.

— Но ведь нельзя же обвинять моего мужа в том, что он лжет, а потом отказывать ему в возможности оправдаться, — сказала Эмили, заметно повысив голос.

— Да это пустяки, — с улыбкой произнес Хьюго. — Я ведь пришел сюда не для того, чтобы кого-то в чем-то убеждать. Я постоянно сталкиваюсь с циниками.

Люк поднялся.

— Давай пройдем в гостиную.

— Хорошо, — ответила Фрейя, последовав за ним.

— Так поступает только человек, которому есть что скрывать, — заметил Майлз.

Очутившись в коридоре, Фрейя схватила Люка за руку.

— Как это понимать, Люк?

— Просто я не хочу, чтобы он на ходу сочинял обо мне всякие небылицы.

— Хьюго не сочинял. Он говорил чистую правду. Он не мог знать всего этого. Как насчет прозвища, которое дала мне моя бабушка? Как ты объяснишь это?

— Не знаю.

— Я прекрасно понимаю твое нежелание позволить ему рассказать о тебе по твоим часам. Это ведь не игра. Кто знает, что он там увидит. Но ты не должен был его унижать.

— Жена не даст его в обиду.

Фрейя нахмурилась.

— Ты повел себя очень странно, Люк. В чем дело?

С минуту он смотрел на нее с высоты своего роста, как будто собираясь открыть ей ужасную тайну. Его рот искривился, глаза казались остекленевшими, и вообще, он выглядел напуганным. Но тут в коридор из комнаты вышли Аннабель и Майлз, прервав их беседу веселыми шутками.

Войдя в ванную, Люк уставился на свое отражение в зеркале. Он ополоснулся холодной водой и потер мочки ушей, но его лицо по-прежнему было перекошенным. У него возникло до боли знакомое ощущение, что он очень быстро падает и ему не за что ухватиться. Люк не осмелился закрыть глаза, опасаясь, что голоса появятся вновь, а по комнате снова начнут ходить тени. А еще, что он ненароком опять воскресит всех тех существ, от которых ему с таким трудом удалось когда-то избавиться. Сейчас Люк будто наяву слышал голос своей матери, умоляющей, чтобы он скорее повзрослел и прекратил выдумывать несуществующих ужастиков. И что если он на самом деле слышит голоса, то они наверняка принадлежат духам из ада, которые пытаются убедить его следовать за ними в огненную печь. Люк вспомнил доктора, порекомендовавшего ему взять себя в руки и больше не пугать маму своими неправдоподобными выдумками, а также учителей, пытавшихся убедить Люка в том, что он сочиняет эти небылицы якобы для того, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Со временем Люк научился молчать. Мало-помалу ему удалось отгородиться от всей этой нечисти, и духи его больше не тревожили.

В эту ночь ему, как в детстве, было страшно оставаться одному. Он лежал, уставившись в потолок, и лампа, стоявшая на прикроватном столике, тускло освещала темную комнату. Наконец он встал с постели и, крадучись, пошел по коридору к двери, где спала Аннабель. Дверь ее комнаты была приоткрыта, вероятно, Аннабель его ждала. Когда он вошел, женщина сидела на кровати, бесстыдно обнажив белоснежную грудь.

— Почему ты так долго? — спросила она, призывным жестом откидывая край одеяла. Люк ослабил завязки на штанах пижамы, и они послушно упали на пол. Заняться сейчас любовью с Аннабель было, пожалуй, единственным способом забыть свои юношеские страхи и снова почувствовать себя настоящим мужчиной.

Перед сном Майлз вывел Синбада в сад немного погулять. Снова пошел мелкий дождь, капающий на зеленые бутоны и бледно-желтые нарциссы, переливающиеся в свете луны. Собака резво побежала в темноту, обнюхивая траву и повиливая хвостом. Очутившись на приличном расстоянии от дома, где его никто не мог услышать, Майлз вытащил свой мобильный телефон и нажал кнопку повторного вызова.

— Привет, — сказал он шепотом. — Это я.

Глава 3

На следующее утро Люк возвратился в Лондон. Он пообещал Аннабель позвонить, хотя прекрасно знал, что не сделает этого. Что касается Фрейи, этой красавицы, счастливо живущей в браке, то теперь уже было просто бессмысленно пытаться что-то изменить. Шанс, который был у него много-много лет назад, безвозвратно упущен. Люк подъехал к своему дому на серебристом автомобиле марки «астон мартин», размышляя, как бы сложилась его жизнь, если бы вместо Клер он женился на Фрейе? А может, он вообще не создан для семейной жизни? Он подумал о своих дочерях, Коко и Джуно, а потом вздрогнул, представив на минуту, как они каждое утро забираются на кровать, где лежит Джон Треско. Люк очень надеялся на то, что Клер постесняется, пока они еще не женаты, привести Джона домой, и что ей хватит мудрости немного подождать и воздержаться от интимных отношений с человеком, который не приходится отцом ее детям.

Мелкие черты лица Джона Треско больше подошли бы манекену с витрины магазина, чем человеку из плоти и крови. Люку не нравились мужчины, выглядевшие как смазливые мальчики, которые любили прихорашиваться перед зеркалом, любуясь собой, и долго выбирать по утрам, что бы надеть. Джон Треско был настоящим Нарциссом, слишком влюбленным в себя, чтобы делиться чувствами с кем бы то ни было еще. Заносчивый и напыщенный, он слыл всезнайкой и хвастуном. Унаследовав большое состояние, за всю свою жизнь он не работал ни дня, порхая с одной вечеринки на другую, охотясь по выходным в Шотландии, бывая на свадьбах в Сан-Тропе и общаясь со знаменитыми, но зачастую пустыми и недалекими людьми. Он выгодно вложил деньги и нанял целую армию прислуги, часами муштруя бедных людей, а если они вдруг не отвечали его ожиданиям, не колеблясь ни минуты, увольнял их.

Люк давно догадывался, что Клер завела роман на стороне, еще задолго до того момента, когда выяснилось, что ее не было в отеле маленького городка Болье, куда она решила поехать на два дня, чтобы якобы проведать свою мать. Тогда Люк был настолько занят делами, что не придал этому значения. Физическая страсть, которая связывала их поначалу, безнадежно утихла через несколько лет после того, как родились девочки. И как только от огня, когда-то полыхавшего между ними, остался тлеть лишь маленький уголек, стало совершенно ясно, что они, по сути, всегда были совершенно чужими людьми. Дети связывали их очень недолго. Быстро миновал период ранних подъемов по утрам, бессонных ночей или те моменты, когда они вместе наблюдали за маленькими чудесными созданиями, лежащими в кроватке. Погас и этот последний уголек, и они просто стали жить, как два знакомых человека или соседа по комнате, которые больше даже не смеялись в присутствии друг друга. Люк не осуждал Клер за то, что она нашла человека, который полюбил ее. Однако, чувствуя себя виноватой, она не придумала ничего лучше, как обвинить мужа в том, что это он толкнул ее в объятия Джона. Годы недовольства выплеснулись в поток злости: Клер без устали повторяла, что его никогда не было рядом, что она вынуждена была самостоятельно растить дочерей, что он больше не прислушивался к ней и заботился только о себе, что он был отвратительным отцом. И однажды даже бросила ему в лицо обвинение, что он вообще не заслуживал иметь детей. Но чем больше Люк огрызался на ее упреки, тем больше понимал, что она, вероятно, права. Да, конечно, он был виноват во всем. Они развелись, потому что были совершенно разными, чужими. И хотя вопрос о разделе имущества еще оставался нерешенным, Клер уже обосновалась в их общем доме в Кенсингтоне, через раз забирая дочек на уик-энды или во время каникул в их дом в Глочестершире. Ее месячное содержание составляло столько, сколько большинству людей требовалось на целый год. Но в этой ее избалованности винить он должен был только себя.