Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

• Название: Суд королевской скамьи, зал № 7
• Автор: Леон Юрис
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-7516-0326-5

В центре романа Леона Юриса (р. 1924) — судебный процесс о клевете. Американский писатель Абрахам Кейди в своей книге о геноциде евреев во время Второй мировой войны упомянул поляка Адама Кельно, хирурга концлагеря «Ядвига», сотрудничавшего с нацистами и отличавшегося особой жесткостью. Кельно обвиняет Кейди в клевете. Кто же он, этот доктор Кельно, — безумный садист, получавший удовольствие от экспериментов над живыми людьми, или просто слабый человек, попавший в чудовищный мир нацистского концлагеря? Перед читателем проходят судьбы множества людей, жертв Холокоста, сумевших остаться людьми даже в тех, нечеловеческих условиях.

Роман переведен на многие языки, а в США по книге был снят телевизионный фильм с участием Энтони Хопкинса.

---

— И в них регистрировалась каждая операция или процедура?

— Да.

— И вы ставили свою подпись?

— Да.

— Кто вел этот журнал?

— Один медрегистратор. Чех. Не помню, как его звали.

Эйб сунул Шоукроссу записку: «Хорошо бы встать и крикнуть: „Соботник“ — интересно, вспомнит ли он тогда».

— Знаете ли вы, что стало с этими журналами?

— Представления не имею. Когда пришли русские, в лагере наступил хаос. Я бы очень хотел, чтобы эти журналы появились здесь, — они доказали бы мою невиновность.

Сэр Роберт молчал, словно пораженный громом. Судья медленно повернулся к Кельно.

— Сэр Адам, — сказал он, — вы говорите о доказательстве вашей невиновности. Но вы в этом деле истец, а не ответчик,

— Я хотел сказать… Они стерли бы пятно с моего имени.

— Продолжайте, сэр Роберт, — сказал судья.

Хайсмит вскочил и постарался как можно скорее смягчить впечатление, которое произвела оговорка Адама.

— Значит, все это время вы были заключенным и находились под надзором немцев.

— Да, заключенным. Были эсэсовцы-санитары, которые следили за каждым нашим шагом.

— А кроме надзора за вами были ли у этих санитаров, подчиненных доктору Фоссу, какие-нибудь другие обязанности?

— Они производили селекцию моих больных… отбирали жертв для газовых камер.

В зале суда наступила тишина — снова было слышно только тиканье часов. Англичане знали все это только понаслышке. А здесь у них на глазах сэр Адам Кельно, бледный, как мел, словно приоткрыл занавес, развернув перед ними эти страшные картины.

— Вы не хотели бы, чтобы мы объявили перерыв? — спросил его судья.

— Нет, — ответил Адам. — Не проходит и дня, чтобы я об этом не вспоминал.

Сэр Роберт вздохнул, взялся за лацканы своей мантии и так понизил голос, что присяжным приходилось напрягаться, чтобы его расслышать.

— Как происходила эта селекция?

— Иногда немец просто указывал пальцем на кого-нибудь, проходя по палате. На тех, кто на вид имел меньше всего шансов выжить.

— Сколько их отбирали?

— Это зависело от того, сколько к нам привозили на уничтожение из других лагерей. Когда газовые камеры оказывались недогруженными, остальных брали из больницы. По сто человек в день, иногда по двести или триста. Когда привезли несколько тысяч венгров, нас некоторое время вообще не трогали.

— Как далеко от вашей больницы находились газовые камеры?

— В пяти километрах. Их было видно от нас. И… и запах до нас доходил.

Абрахам Кейди живо вспомнил свое посещение лагеря «Ядвига» и невольно с жалостью взглянул на Адама Кельно. Господи, как же можно было там устоять и не сойти с ума?

— Что делали при селекции лично вы?

— Видите ли, когда они отбирали кого-нибудь, то писали у него на груди номер. Мы обнаружили, что эти номера легко смыть. Мы подменяли этих больных теми, кто умер за ночь. Поскольку немцы сами не имели дела с трупами, это некоторое время сходило нам с рук.

— Сколько людей вы смогли спасти таким путем?

— По десять — двадцать из каждой сотни.

— И как долго это продолжалось?

— Много месяцев.

— Можно сказать, что вы таким путем спасли несколько тысяч человек?

— Мы были слишком заняты спасением людей, чтобы их считать.

— Прибегали ли вы к другим способам обмана немцев?

— Когда они заподозрили, что мы отправляем в газовые камеры трупы, они стали составлять списки, и тогда мы стали подменять фамилии. Многие из тех, кто жив и сейчас, годами жили в лагере под чужими фамилиями. Кроме того, через подполье мы узнавали заранее, когда будет очередная селекция. Тогда я оставлял в больнице как можно меньше больных, а остальных отправлял на работу или прятал.

— Когда вы это делали, вы принимали во внимание национальность или религиозную принадлежность заключенных?

— Жизнь есть жизнь. Мы спасали тех, у кого, по нашему мнению, было больше всего шансов выжить.

Хайсмит сделал паузу, чтобы его следующие слова лучше дошли до слушателей, и спросил о чем-то своего помощника, а потом снова повернулся к трибуне.

— Доктор Кельно, вы когда-нибудь давали свою кровь для переливания?

— Да, много раз. Там были некоторые образованные люди, ученые, музыканты, писатели, которых мы твердо решили спасти, и иногда мы переливали им свою кровь.

— Расскажите, пожалуйста, суду, в каких условиях вы жили.

— Я жил в бараке, где размещались примерно шестьдесят мужчин.

— А на чем вы спали?

— На матрасе, набитом соломой пополам с бумагой. У нас было по простыне, подушке и одеялу.

— Где вы принимали пищу?

— В маленькой кухне в углу барака.

— Какие там были удобства?

— Один туалет, четыре умывальника и душ.

— Какую одежду вы носили?

— Из полосатой бумажной ткани.

— С опознавательными знаками?

— У всех заключенных над левым нагрудным карманом были нашиты треугольники. У меня — красный, это означало, что я политический заключенный. Кроме того, сверху на нем была нашита буква «П», означавшая, что я поляк.

— Кроме уничтожения заключенных в газовых камерах, убивали там еще кого-нибудь?

— Кроме эсэсовцев, за заключенными присматривали еще немцы-уголовники и немецкие коммунисты, которые часто проявляли такую же жестокость. Когда они хотели кого-нибудь уничтожить, то просто забивали человека до смерти, а потом вешали на его собственном поясе и регистрировали смерть как самоубийство. Эсэсовцы знали, что эти звери берут на себя часть их работы, и делали вид, что ничего не видят.

— Были ли еще случаи убийств, официальных или каких-нибудь других?

— Я уже говорил, что в бараках с первого по пятый находился экспериментальный центр. Между вторым и третьим бараками была бетонная стена. Когда газовые камеры оказывались перегружены, около нее расстреливали людей — десятками и сотнями.

— Использовались ли еще какие-нибудь способы убийства?

— Инъекция фенола в сердце. Это вызывает смерть в течение нескольких секунд.

— Вы видели это?

— Да.

— Вам когда-нибудь приказывали сделать такую инъекцию?

— Да. Эсэсовец доктор Зигмунд Рудольф, ассистент Фленсберга. Он велел мне сделать нескольким больным инъекции глюкозы, но я уловил запах фенола и отказался. Больные забеспокоились, но эсэсовцы-охранники избили их и привязали к стульям, после чего он сам ввел им примерно по сто кубиков. Они умерли почти мгновенно.

— Были ли вы за это наказаны?

— Да. Зигмунд Рудольф назвал меня трусом и выбил мне зубы.

— Доктор Кельно, давайте вернемся к баракам с первого по пятый. Насколько я понимаю, установлено, что ими командовали штандартенфюрер Фосс и ассистент Зигмунд Рудольф. Расскажите, пожалуйста, милорду судье и господам присяжным, в каких отношениях с ними вы находились.

— С Фленсбергом я дела почти не имел. А Фосс занимался экспериментами по стерилизации. Одним из способов было облучение женских яичников и мужских семенников большими дозами рентгеновских лучей. С ним работал один врач-еврей, доктор Дымшиц. Вероятно, он слишком много знал, потому что его отправили в газовую камеру. Вскоре после этого Фосс вызвал меня и другого польского врача — Константы Лотаки и сообщил нам, что нас время от времени будут вызывать для проведения операций в пятом бараке.

Вот-вот перед слушателями должны были раскрыться страшные тайны пятого барака. Баннистер и О’Коннер поспешно записывали каждое слово Адама. Гилрей старался сохранить внешнее бесстрастие, несмотря на обуревавшие его чувства.

— Продолжайте, пожалуйста, сэр Адам.

— Я спросил Фосса, какие это будут операции, и он сказал, что я должен буду удалять отмершие органы.

— Как вы на это реагировали?

— Лотаки и я были в большом беспокойстве. Фосс ясно дал понять, что, если мы не согласимся, нас ждет та же судьба, что и доктора Дымшица.

— То есть за отказ вас отправят в газовую камеру?

— Да.

— Вы уже ранее отказались делать инъекцию фенола. Приходила ли вам мысль отказаться и на этот раз?

— Это было совсем другое дело. Фосс сказал, что, если мы откажемся, операции будут делать эсэсовские санитары. Мы решили обсудить это со всеми другими врачами из заключенных. Мы собрались вместе и решили, что это означало бы верную смерть для всех пациентов Фосса и что Лотаки и я как врачи обязаны спасти этих людей.

— Вы сказали, что говорили со всеми без исключения врачами из заключенных?

— Со всеми, кроме доктора Марка Тесслара. Он ненавидел меня еще с тех пор, как мы были студентами в Варшаве. Позже, в лагере «Ядвига», он принимал участие в экспериментах Фосса.

— Минуточку, — прервал его Томас Баннистер, вставая.

Адам Кельно вскочил со стула, вцепился в трибуну и выкрикнул: