Николай Бораненков - Тринадцатая рота

• Название: Тринадцатая рота
• Автор: Николай Бораненков
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: О войне
• Год: 1972

Роман "Тринадцатая рота" — это сатирическое произведение. Действия в нем происходят то в войсках Гитлера, рвущихся к Москве, то в отрядах советских партизан. Оружием меткой фронтовой сатиры разятся фашистские захватчики и их прихвостни — бургомистры, старосты, полицаи.

Тринадцатая рота мирных строителей оборонительных рубежей в первый же день войны оказалась на западной границе в окружении. Тяжелое положение сложилось у людей. Ни оружия, ни боеприпасов. Свои части отошли далеко на восток… И тогда оставшийся за командира роты старшина Иван Бабкин, он же Гуляйбабка, создает так называемое "Благотворительное единение (общество) искренней помощи сражающемуся Адольфу" БЕИПСА, и под этим знаменем рота отправляется вслед за фашистской армией на восток.

---

— Куда мы идем? — спросил Гуляйбабка, прыгая с камня на камень. — Не к бесу ли в гости?

— Не торопитесь с выводом. Потерпите.

— Терплю.

Терпеть подземное «бездорожье» пришлось недолго. Пройдя еще несколько сот метров по канализационной трубе и свернув в одно отводное колено, затем в другое, милиционер провел Гуляйбабку по узкой железной лесенке вверх и ввел в просторное подвальное помещение, ярко освещенное трехрогой медной люстрой, тяжело свисающей с бетонного овального потолка. Жилым уютом и служебной строгостью дышал этот подземный, затерянный где-то под домами Смоленска, уголок. Стучала машинка, шипел чайник, мирно тикали на стенке часы. По ковровой дорожке от порога до двери, обитой синим дерматином, прохаживался, посматривая на миловидную девчонку-машинистку, молоденький милиционер. Тут не чувствовалось войны. Тут, в чьей-то подпольной приемной царил покой и мир. О страшной военной грозе, громыхавшей там, наверху, говорили только плакат, взывавший к оружию, и противогаз на столе машинистки.

— Разденьтесь и обождите, — приказал милиционер-провожатый и, указав на вешалку и кресло, прошел в дверь, обитую дерматином. Через минуту он вернулся и пригласил: — Пройдите.

Гуляйбабка вошел в кабинет, и ему сразу бросился в глаза Т-образный стол, застланный красным полотном, и люди, сидящие за ним, — гражданские и военные. Один из них, бледный, худощавый, в толстовке военного покроя, тот, что сидел в конце стола, встал:

— Товарищ Бабкин, здравствуйте! Проходите к столу, садитесь.

— Во-первых, я не товарищ Бабкин, а господин Гуляйбабка, — ответил старшина. — А во-вторых, прошу сказать мне, где я нахожусь и с кем имею честь разговаривать?

— То, что вы теперь уже стали не Бабкин, а Гуляйбабкой — мы, пожалуй, учтем. Как, товарищи, учтем?

— Учесть! Конечно. В целях конспирации, — отозвались сидящие за столом.

— А вот насчет господина, — продолжал человек в толстовке, — принять не можем. Вы наш земляк, член партии. А в партии, как сами понимаете, нет господ. Поэтому в этих стенах мы будем называть вас товарищ. Итак, товарищ Гуляйбабка, вы находитесь в Смоленском обкоме партии. Разумеется, в подпольном обкоме. Я секретарь обкома, а это, — он повел рукой, — члены бюро.

— Товарищи! Дорогие!! — шагнул с протянутыми руками к столу Гуляйбабка. Здравствуйте! Я искал вас, пытался связаться, но ниточка связи оказалась оборванной, и я был вынужден действовать один, в одиночку…

— Знаем. Все знаем, товарищ Гуляйбабка. Держали вас, как говорят, на прицеле, но все никак поймать не могли. Только вот сегодня повезло. Черноморские моряки помогли. Как они вас, культурненько или проявили грубость?

— Отличная работа, — похвалил Гуляйбабка. — И маузер выхватить не успел, как был задержан и скручен. Но, позвольте, зачем вы меня?

— А вот об этом вы сейчас и узнаете, — сказал секретарь обкома, вынимая из стола папку с надписью "Персональное дело". — Так вот, товарищ Гуляйбабка. Бюро обкома партии решило привлечь вас к партийной ответственности…

— Меня? К партответственности? За что?

— Не торопитесь. Сядьте. Сейчас все узнаете. Секретарь обкома указал Гуляйбабке на стул и, подождав, пока он сядет, обратился к человеку в ватнике, в котором Гуляйбабка не без труда узнал «курсанта» из роты полицаев, мерзнущей на смоленской высоте.

— Прошу вас, товарищ Сычев. Изложите суть дела, и, пожалуйста, покороче. Мы не можем держать гостя ни ми-нуты лишней.

— Понятно, — ответил Сычев. — Излагаю. Член партии товарищ Бабкин Иван Алексеевич прибыл на Смоленщину из полесских лесов со специальным заданием. Задание вам всем известно, и я его излагать не буду. Скажу, что, не имея связи с нами, он должен был работать в стане врага особенно осторожно и осмотрительно, однако, как мной установлено, товарищ Гуляйбабка пренебрег партизанскими правилами и стал действовать грубо, несдержанно и неосмотрительно.

— Факты. Приведите факты, — потребовал один из членов бюро.

— Факты. Вот вам и факты. Первое. В лавке керосина и дегтя при всей публике дал в зубы лавочнику Подпругину. В "Бюро свадеб и похорон" вывесил над головами посетителей — старост и полицаев — транспарант "Смерть сукиным сынам!". В школе полицаев прочитал такую лекцию, что в ту же ночь девять полицаев-курсантов сбежали. И наконец, знаменитая высота, на которой Гуляйбабка несколько человек заморозил насмерть, а остальных продолжает домораживать.

— Недурно, но опасно, — сказал, хмурясь, секретарь обкома.

— Конечно же опасно, — подтвердил докладывающий. — Опасней и быть не может. Поверьте мне, как человеку, пролежавшему ночь на той продутой насквозь высоте. Еще три-четыре часа, и от «роты» полицаев ничего не останется. Гестапо ухватится за это. И тогда Гуляйбабке не помогут ни Железный крест, ни симпатии генерала. Он погубит людей…

— Каких людей? Кого вы за людей считаете? — гневно сверкнув глазами, спросил Гуляйбабка.

— Я имею в виду, разумеется, не полицаев, а ваших товарищей из БЕИПСА. Они надеются на вас, товарищ Гуляйбабка. Они верят в вашу изворотливость и хитрость, но вы, уважаемый земляк, я скажу прямо и откровенно, зарвались, заигрались и потеряли чувство меры. Вы что, считаете фашистов дурачками? Простачками? Извините, но эти ваши думки пагубно ошибочны. Враг коварен и жесток. Враг умен и хитер. Вы должны были постоянно помнить об этом, а вы это забыли. Да и что тут долго говорить. Я вношу предложение объявить товарищу Бабкину строгий выговор.

Гуляйбабку прошиб пот. В голове тяжелым молотом застучало: "Строгий выговор, строгий выговор, строгий выговор. За что? За что? За что?.." И как бы в ответ на эти вопросы уже другой член бюро говорил:

— Я также считаю, что наш земляк заигрался и подзазнался. Уж не думает ли он, в самом деле, что немцы глупцы? А может, ему голову вскружил Железный крест? Нацепил на грудь оловянную побрякушку и думает, что это надежное прикрытие от всех провалов и бед. Но это же чепуха, чепуха на постном масле. Гестаповцы в любую минуту сорвут эту побрякушку и разнесут, не соберешь костей.

"…Может быть, и заигрался. Может быть, и допустил перехлест, — понурив голову, думал Гуляйбабка. — Может быть, и не следовало давать в зубы лавочнику-предателю, а в "Бюро свадеб и похорон" не надо было вывешивать транспарант "Смерть сукиным сынам!". Но почему? Почему все твердят и трубят: враг умен, умен и хитер? А мы что же? Кто же мы?.. Иванушки-дурачки?"

— Что вы скажете в свое оправдание, товарищ Гуляйбабка? — прозвучал голос секретаря обкома. Гуляйбабка тяжело встал, заговорил:

— Итак, вы утверждаете, что фашисты слишком умны, что они не лыком шиты, что это самые хитрые враги, с изворотливостью ума которых вроде бы и тягаться нам не стоит. Но если мы станем рассуждать только так и будем считать, что враги умнее нас, тогда что ж… тогда давайте поднимем руки кверху и скажем: "Мы лопоухие дураки и сдаемся на вашу фашистскую милость".

Члены бюро неодобрительно загудели. Гуляйбабка побагровел:

— Но, извините, а я чихать хотел на эту философию и на такие выводы. Пройдет время, и весь мир убедится, что фашисты были идиотами, что их поход на СССР был не чем иным, как величайшей, несусветной глупостью. Да и вообще, с каких таких пор мы, русские, советские люди, должны считать себя ниже других по таланту и уму? А итог сражения с врагом на поле Куликовом, на озере Чудском? А победы Суворова, Кутузова? А разгром белогвардейских банд, а Хасан, Халхин-Гол?.. Разве не сверкали всеми гранями русская удаль, находчивость, смекалка, солдатское мастерство? Нет, уж коль зашла речь об уме русского, советского солдата, то давайте честно и во весь голос скажем: не ищите равных. Их не было и нет!

— Вы что, и нам решили лекцию прочесть? — спросил секретарь обкома.

— Да не мешало бы кое-кому.

— Вы видали ерша? — кивнул секретарь обкома. — Ему товарищи по партии, партийная власть говорят: "Образумься, ты зазнался, зарвался, черт возьми", а он ощетинился, как еж, и еще пытается нас уколоть. Не пытайтесь, товарищ Бабкин. Мы ведь тоже колючие. Но мы пока вам честно, по-партийному говорим: "Борясь с предателями, изменниками Родины, разлагая врага, вы делаете большое дело. Но вы зазнались, у вас от удач вскружилась голова". И вот на это мы вам указываем, за это мы вас накажем. Только, думаю, запишем вам не строгий выговор, а выговор. Как вы считаете, товарищи? Достаточно будет такого взыскания?

— Поймет ли он?

— Думаю, что поймет. Гуляйбабка повеселел:

— Простите, товарищи. Погорячился.

— Вот и отлично! — заулыбался секретарь обкома. — А теперь у нас к вам просьба и, если хотите, наш приказ.

— Слушаю вас.

— Немедленно езжайте на высоту и поднимите полицию. Замерзнет вся рота погубите дело. Вам несдобровать.