Джон Арден - Тихая пристань

• Название: Тихая пристань
• Автор: Джон Арден
• Жанр: Драматургия
• ISBN: 978-5-446-72162-7

«Доктор Эхинокук появляется на верхней площадке сцены и обращается к зрителям.

Доктор(откашлявшись). Добрый вечер, леди и джентльмены. Прежде всего разрешите мне выразить радость по поводу того, что я вижу вас здесь, и приветствовать вас всех в нашей «Тихой пристани». Мы еще пока, как вы знаете, скромное заведение, и министерство здравоохранения, увы, не балует нас субсидиями, но не зря же говорят: лиха беда начало. Мне хотелось бы познакомить вас с нашими престарелыми подопечными. Понимаете, на закате жизни… впрочем, об этом позже, а пока только скажу, что наша клиника, предназначенная для облегчения участи престарелых граждан, расположена в приятной сельской местности. У нас тут целое хозяйство: яйца, масло и тому подобное – все свое, домашнее. До Лондона рукой подать, и что совсем прекрасно – у нас новейшее оборудование как для лечебных нужд, так и – что, с моей точки зрения, гораздо важней – для целей исследовательских. Я – главный врач, моя фамилия Эхинокук. Здесь я уже пять лет и… ага, сестра Браун и сестра Джонс идут к больным. Ведите их сюда, мы готовы…»

---

Санитар Робинсон зажигает горелку.

Прошу полной тишины. Процесс чрезвычайно тонкий, чрезвычайно напряженный. Благодарю. Перед подогревом я добавляю необходимые накатины и вяжущие части. Номер четыре.

Санитар Робинсон передает пробирку, доктор сливает ее в колбу.

Номер восемь. Двенадцать «Б». Восемнадцать. Восемнадцать! Где номер восемнадцать? Да скорей же, скорей! Робинсон, нужно всегда заранее… (Суетясь, сливает пробирку в колбу.) Так. Теперь таймер. Спасибо.

Санитар Смит передает ему секундомер с огромным циферблатом.

(Отсчитывает секунды, по секундомеру.) Триста двенадцать. Три десять. Три восемь. Шесть. Четыре, два, один. Триста.

Санитар Робинсон держит колбу над горелкой. Каждые десять секунд доктор вскидывает руку и тот убирает колбу из пламени, энергично взбалтывает ее, затем снова помещает над горелкой.

Греть нужно точно двадцать секунд, иначе произойдет коагуляция седимента. После первых ста секунд интервал сокращается до пяти секунд. Два девяносто четыре. Два девяносто два. Два девяносто. Два восемьдесят восемь!

Робинсон взбалтывает раствор.

Пока все идет правильно. Вроде бы все правильно. Самый ответственный момент… Два восемьдесят четыре. Два восемьдесят два. Двести восемьдесят…

Входит Киснет.

Киснет. Э-э, простите, доктор Эхинокук…

Доктор (порывисто оборачивается в испуге). Что такое? Вы что здесь делаете, а?

Киснет. Простите, если помешал, доктор, но я…

Доктор. Помешал? Вон отсюда, дрянь такая! (Смотрит на колбу.) О господи, свернулось! Все до капли свернулось. Можно вылить. Убирайте всё, всё убирайте, три недели работы собаке под хвост. Ладно. Пусть. Может, даже к лучшему. Как ты думаешь, любопытный… (Спохватившись, овладевает собой.) Э, что теперь говорить. Прошу прощения, леди и джентльмены, – боюсь, вы сильно разочарованы. Опять никакого успеха. Но он будет, и очень скоро. Как говорится, подальше положишь – поближе возьмешь. Кто не ошибался?

Санитары увозят стол и оборудование.

Все убрали, Смит? Прекрасно. На сегодня хватит. Завтра утром начнем с номера двенадцать восемьдесят один, вторая стадия. Запомнили? И скажите сестре, что я распорядился всем пациентам мужчинам поставить до вечера клизмы. Меня немного беспокоит их давление. Есть признаки угнетения… Вы свободны.

Санитары уходят.

Вы отлично знаете, мистер Киснет, что в лаборатории я не принимаю больных. Что вам понадобилось?

Киснет. От всей души прошу прощения, доктор, если я чем-то помешал… Разумеется, мы все отлично представляем себе важность вашей работы…

Доктор. Вот как? В клинике существуют определенные правила, и им надо подчиняться…

Киснет. Ну, конечно, доктор, конечно! Очень прошу меня извинить… но, понимаете, тут особый случай, деликатнейший, если позволите, вопрос…

Доктор. Почему же его нельзя было отложить на более удобное время? Есть определенные часы, когда больные приходят с жалобами на других. Уж вам ли этого не знать, мистер Киснет, – вы достаточно часто пользуетесь этой возможностью.

Киснет. Но в подобных делах, доктор, иной раз приходится, знаете ли, ну… жертвовать порядком ввиду конспирации… то есть, я хочу оказать, не нужно, чтобы меня здесь видели, а? Иначе, доктор, какая цена нашим беседам? В конце концов, ведь я же исключительно для блага клиники…

Доктор. Ну хорошо, хорошо. В чем же теперь проштрафилась миссис Летузель? Надеюсь, больше она ничего не присваивает? Я распорядился повесить замок на коробку для сбора в пользу жертв детского паралича. Там что, еще нет замка?

Киснет. Да нет, доктор, кажется, есть… но я сегодня не насчет миссис Летузель. Насчет мистера Горлопэна.

Доктор. А этот что?

Киснет. Понимаете, она все еще у него. Он с ней гуляет.

Доктор. В клинике?

Киснет. Не совсем… но…

Доктор. На территории?

Киснет. Если уж совсем откровенно, доктор, я не уверен…

Доктор. Мистер Киснет, я не вижу причин, почему мистеру Горлопэну не держать бультерьера или собаку любой другой породы – при условии, что соблюдается запрет проводить ее в клинику. Если вы не можете доказать, что этот запрет нарушается, то, пожалуйста, не отнимайте у меня время, оно мне дорого, понимаете? Больше ничего? Питанием они довольны? По-моему, в клинике слишком ворчат и брюзжат, а мне никто ничего не рассказывает… Такие вещи надо знать. Так что же?

Киснет. По-моему, миссис Гнилль норовит забраться иногда в кладовку, когда никто не видит. Миссис Летузель говорит, что у нее под матрацем спрятана банка клубничного варенья, но я думаю – это едва ли.

Доктор. Ну, банка варенья ей не повредит, хотя это может послужить дурным примером… Хорошо, мистер Киснет, на сегодня достаточно. Отправляйтесь завтракать.

Киснет. Доктор, но я еще хотел…

Доктор. Завтракать, завтракать, мистер Киснет. У меня еще куча дел…

Киснет. Вы спрашивали про миссис Летузель. Так вот, тут дело нечисто, доктор. Вы знаете, кто она? Кто такая эта старуха? Она… она – шпионка!

Доктор. Шпионка?

Киснет. Вот именно!

Доктор, эта старушонка –
просто жадная шпионка,
все высматривает ловко,
все выведывает тонко!

Она хочет пронюхать, доктор, насчет этого самого… (Неопределенным жестом указывает вокруг и на занавес, где убрано лабораторное оборудование.)

Доктор. Нельзя ли человеческим языком?

Киснет. Тсс! Я скажу вам на ухо. (Шепчет.) Она… хочет… узнать… над чем… вы… работаете!

Доктор. Возможно. Ну и что?

Киснет. Как «ну и что»? Мы, конечно, представляем себе важность вашей работы…

Доктор. Откуда?

Киснет. То есть как?

Доктор. Откуда вы знаете, что моя работа такая важная?

Киснет. Как же… Это, доктор, само собой. Я вот на днях говорю мистеру Эльфику: «Доктор Эхинокук, говорю я ему, это, что называется, светлая голова, мистер Эльфик. Подлинный ученый. А чем он занят у себя в лаборатории, говорю я ему, этого мы ни в жизнь не поймем, хоть двадцать лет будем думать. Где нам!» Вот и выходит, что это очень важная работа.

Доктор. Гм…

Киснет. Между нами, доктор…

Доктор. Вот что, мистер Киснет. Вы говорите уже целых десять минут и не сказали абсолютно ничего. А между тем вы сорвали мне опыт! Я хотел бы на длительный срок быть избавленным от вашего общества! (Уходит.)

Киснет. Эх, досада. Что называется, неприятный поворот. Но это еще ничего не значит, вот что я вам скажу. Ого! Конечно, нет. Случается и мне открыть этому доктору кое-какие примечательные истины. Можете не сомневаться, он мне цену знает. (Поет.)

Дни Джеймса Киснета к вечности близки,
и лишь один пылает в нем огонь:
хочу, чтоб извивались дураки,
когда я зажимаю их в ладонь!

Ой-ой! А это что? (Замечает лежащий на полу лист бумаги, выпавший из тетради доктора во время замешательства с опытом. Подбирает его.)

Доктор обронил свои… Э-эй, доктор! Доктор! Доктор, вы обронили свои… Не слышит. Далеко. Ну и отлично. (С каждым словом голос его звучит тише, переходит на шепот.) Только какая от этого польза – ума не приложу. Значки какие-то, расчеты, арифметика, алгебра всякая, расчерчено, зачеркнуто, чего эти врачи пишут – никогда не разобрать… «Оптимальный возраст и предварительно определенный минимум возрастного снижения… тридцать, сорок лет, пятьдесят…». Список какой-то… ого! «Летузель, Гнилль, Горлопэн, Эльфик»… гм, «Киснет». Не знаю, что это, только, наверно, гадость какая-нибудь. Но здесь их фамилии тоже, не только моя. Ну что ж. Береженого бог бережет. Бумажку спрячем.

Входит санитар Робинсон.

(Поспешно прячет бумагу в карман пиджака.) А, мистер Робинсон! Что-нибудь потеряли? Или забыли здесь? Нет-нет, я ничего не видел… но я посмотрю, посмотрю, ха-ха-ха!.. Всего наилучшего!

Санитар уходит.

Здесь опасно. Надо убираться. Пойду-ка поищу Летузель, посмотрю, что сегодня затевает старая перечница. Может, удастся чем-нибудь поживиться. Ха-ха-ха!.. Кто знает…

(Уходит, напевая.)

Хочу, чтоб извивались дураки,
когда я зажимаю их в ладонь!

Сцена вторая

Голос из репродуктора: «Мистер Эльфик, мистер Эльфик, вас просят в кабинет старшей сестры. Мистер Эльфик, пожалуйста, войдите в кабинет старшей сестры». Появляется миссис Летузель, она катит инвалидное кресло, в котором сидит миссис Гнилль.