Артур Дойл - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

• Название: Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив
• Автор: Артур Дойл
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9910-2924-7, 978-966-14-7192-3

Настоящий подарок всем поклонникам жанра! Захватывающие детективы от 30 лучших авторов! Здесь вы найдете как произведения всемирно известных писателей — А. Конан Дойла, Г. К. Честертона, Р. Говарда, Э. Уоллеса, Э. А. По, О. Уальда, так и рассказы редко издаваемых, но не менее интересных мастеров детектива. Если вы хотите прочесть классические истории любимых писателей или открыть новые имена — этот сборник именно то, что нужно! Многие рассказы, вошедшие в него, впервые издаются на русском!

Классические детективы, интригующие мистические истории, погони, расследования, противостояние злодеев и сыщиков, из которых последние не всегда выходят победителями, — в этой книге есть все, чтобы покорить сердца истинных ценителей детектива!

---

— Клянусь, старина Чарли, что за всю свою жизни я не встречал лучшего малого, чем ты, дружище! И если уж, черти меня забери, это вино так тебе по душе, что на другие ты и смотреть не в силах, то быть по сему: получишь от меня в презент большой ящик Шато Марго… Не отнекивайся: как сказано, так и будет! И чтоб мне сгнить без погребения (мистер Тудойсюдойс, как видите, обладал дурной привычкой давать опрометчивые и богохульные клятвы, а на этот раз он вообще превзошел самого себя, ибо ранее редко заходил далее «чтоб мне провалиться», или уже известного нам «черти меня забери», или просто «да будь оно все проклято»), если я не напишу сегодня же вечером в город, чтобы мои поставщики выслали тебе двойной заказ этого вина, да причем самого лучшего урожая… В общем, знай: ты получишь его на днях, причем — сюрприз! — именно тогда, когда меньше всего будешь ожидать этого!

Я упоминаю о таком щедром намерении мистера Тудойсюдойса исключительно для еще одного доказательства сердечности отношений, существовавших между двумя друзьями, — ни для чего иного.

Итак, в то роковое воскресенье, утром которого стало уже полностью очевидным, что с мистером Тудойсюдойсом случилось какое-то несчастье, «старина Чарли», я видел это своими глазами, был потрясен более всех. Услышав, что лошадь воротилась домой без хозяина, без принадлежащих хозяину седельных сумок и вся залитая кровью из двух ран, оставленных пистолетной пулей (которая пробила бедному животному грудную клетку насквозь, хотя и не сразила его наповал), он, словно лишившись ближайшего любимого родственника, мгновенно побледнел как смерть и затрясся, точно в жесточайшей лихорадке.

Сначала, по-видимому, он был так подавлен горем, что был не в состоянии что-нибудь предпринять сам или дать сколько-то разумную рекомендацию другим; даже советовал прочим друзьям мистера Тудойсюдойса, рвавшимися на поиски, не спешить, а вместо этого повременить неделю-другую, а пожалуй, даже месяц-другой, в надежде, что обнаружатся какие-нибудь новые подробности, а может быть, и сам пропавший объявится собственной персоной, после чего объяснит самым естественным образом, куда он отправился и почему отослал свою лошадь обратно. Я полагаю, что всем из нас не раз доводилось замечать у людей, удрученных непомерно большим горем, этакую вот склонность к промедлению, к выжиданию чего-то, к надежде на чудо. Их разум как бы тупеет или, точнее, впадает в спячку, им претит всякая деятельность и вообще ничего не хочется, кроме как лежать в постели и «нянчиться со своею бедою» (как экспрессивно, но точно выражаются наши старшие представительницы прекрасного пола), то есть оставаться всецело погруженными в свою утрату. Брякнисдурцы были так проникнуты уважением к уму и жизненному опыту «старины Чарли», что большинство из них действительно пришли к выводу, дескать, сейчас и вправду лучше всего выждать, пока не, как сформулировал сей достойный джентльмен, «обнаружатся какие-нибудь новые подробности». На том, вполне вероятно, все и порешили бы, не вмешайся в дело племянник мистера Тудойсюдойса, молодой человек очень легкомысленного образа жизни, незавидной репутации, а вдобавок крайне вздорного характера. Этот неугомонный родственник (фамилия его, к вашему сведению, была О'Хламонн) и слышать не хотел об откладывании дела, но, наоборот, яростно отстаивал необходимость тотчас же отправляться на розыски «тела злодейски убитого дядюшки». Именно таково было его подлинное выражение, и мистер Славни тогда же метко заметил, что оно звучит «странно, чтобы не сказать более». Слова «старины Чарли» произвели большое впечатление на толпу, и один из присутствующих брякнисдурцев тотчас немедленно поинтересовался, каким же именно образом молодому мистеру О'Хламонну могли до такой степени оказаться известны все подробности исчезновения его богатого родственника, что он рискует так прямо и недвусмысленно называть своего дядю жертвой «злодейского убийства». Вслед за этим немедленно разгорелся достаточно напряженный спор и обмен резкими формулировками, отчасти между всеми присутствующими, но преимущественно между самим «стариной Чарли» и О'Хламонном, что, впрочем, не было новостью, потому что эти двое все последние три-четыре месяца крайне не ладили между собою; однажды дело дошло даже до того, что О'Хламонн послал «старину Чарли» в классический нокдаун за то, что тот якобы позволил себе слишком хозяйничать в их, то есть О'Хламонна и его дядюшки, доме. Говорят, что мистер Славни продемонстрировал в том случае удивительную сдержанность и христианское отношение к ближнему. Он поднялся с пола, оправил на себе одежду — и даже не попытался воздать молодому человеку тем же образом, которым только что получил от него сам. Правда, с его губ сорвались слова, что, мол, «придет время — и ты заплатишь за это сполна» — но и только; выражение, как сами понимаете, более чем естественное в пылу гнева, бесспорно, не значившее при тех обстоятельствах ничего особенного и, вне всяких сомнений, тотчас же забытое даже тем, кто его произнес.

Как бы там ни было, вопрос был в настоящую минуту не в этом (все согласны, что вышеупомянутый эпизод вовсе не имеет отношения к делу), а в настоятельных стремлениях племянника немедленно организовать поиски своего дяди, на что побуждаемые им жители городка в конце концов и решились. Уточним: это сперва они решились действовать именно так, как договорились было друг с другом и с О'Хламонном. Само собой разумеется, что это была не лучшая стратегия: виданное ли дело — разослать во все стороны небольшие самостоятельные партии, каждая из которых искала бы следы исчезнувшего самостоятельно, тем самым обеспечивая наиболее полный охват и прочесывание местности! Но, к счастью, «старина Чарли» сумел им доказать (не знаю уж теперь, каким путем, вся его блестящая аргументация как-то не сохранилась в моей памяти) всю губительную несообразность такого плана — по крайней мере, доказал это всем, кроме разве что лично О'Хламонна, — и было решено, что поиски, как можно более внимательные, пусть даже за счет отказа от быстроты, будут производиться именно en masse, причем под предводительством самого «старины Чарли».

Что касается этого, то вскоре горожане убедились в правильности своего выбора: лучшего предводителя, чем «старина Чарли», славящийся поистине рысьей зоркостью, им нельзя было и пожелать. Но, хотя он водил свой отряд по таким чащобам и таким потайным тропкам, о которых никто из коренных брякнисдурцев даже понятия не имел, хотя заглядывал во все лесные завалы, звериные логова и даже чуть ли не мышиные норы, — прошла целая неделя, а дело не подвинулось ни на шаг. Никакого следа пропавшего мистера Тудойсюдойса так и не отыскалось. Впрочем, фразу «никакого следа» не надо понимать буквально. Следы как раз существовали, и именно оставленные копытами лошади, принадлежавшей Тудойсюдойсу (ее подковы были помечены особым образом); видно было, что злосчастный старый джентльмен отъехал от Брякнисдуру мили на три по главной дороге, ведущей в соседний город. Затем следы сворачивали на тропинку, тянувшуюся через небольшой перелесок и позволявшую сократить путь на добрых полмили. По этим следам поисковая партия дошла до небольшого заболоченного озерка, полускрытого в густых зарослях куманики. Следы копыт здесь исчезали. Но, по-видимому, тут происходила какая-то борьба, после чего какое-то большое тело, много превышающее человеческое размерами и весом, было протащено от тропинки к этому озерку. Обыскали баграми весь водоем (он был неглубок), причем дважды, но не нашли ничего и в печали совсем уже собрались было идти назад, когда, должно быть, само провидение внушило мистеру Славни мысль спустить из этого озерца всю воду. Такое предложение было принято с единогласным и радостным одобрением, все поспешили поздравить «старину Чарли» за его мудрую изобретательность — и работа закипела. Поскольку многие брякнисдурцы, допуская возможность того, что им придется откапывать труп, прихватили с собой заступы, дело было завершено очень скоро и увенчалось полным успехом. Когда дно обнажилось еще даже не до конца, все увидели среди ила черный вельветовый камзол, который был тотчас же и почти всеми сразу опознан как принадлежавший мистеру О'Хламонну. Этот жилет оказался изорванным и испачканным кровью, однако многие из присутствовавших тотчас же припомнили, что видели его на молодом человеке именно в то утро, когда уехал и исчез мистер Тудойсюдойс; а другие горожане с той же уверенностью засвидетельствовали, что все оставшееся время того дня мистер О'Хламонн был уже в совершенно другом жилете. И, что даже важнее, среди собравшихся здесь брякнисдурцев не нашлось ни единого человека, который видел бы на мистере О'Хламонне этот самый жилет когда-либо после рокового дня.

Дело принимало для О'Хламонна худой оборот, причем возникшие против него подозрения тут же перешли почти что в уверенность, когда он страшно побледнел и абсолютно не нашелся, что ответить в оправдание на посыпавшиеся со всех сторон вопросы. Тотчас же те немногие лица, которые, несмотря на его разгульный образ жизни, еще знались с ним, поголовно отреклись от этой своей дружбы; более того, они даже громче, чем все его явные и давнишние недруги, стали требовать его немедленного взятия под стражу. Но тут-то и выказалось во всем своем блеске великодушие мистера Славни. Он горячо и красноречиво вступился за юношу, напирая несколько раз в своей речи на то, что лично он, Славни Чарльз, охотно прощает свою обиду этому молодому джентльмену, — «наследнику достойного мистера Тудойсюдойса», — обиду, нанесенную ему, Славни Чарльзу, «в необдуманном порыве гнева». Искренне и от всей души прощает — а посему вместо того, чтобы настаивать на подозрениях, которые, к сожалению, возникают против мистера О'Хламонна, будет стараться из всех сил, употребит все свое, пускай даже слишком слабое для этого случая, красноречие на то, чтобы… чтобы… э-э-э… по возможности смягчить, насколько позволяет ему, Славни Чарльзу, совесть и рассудок — да, хотя бы смягчить явственно зловещие для молодого человека обстоятельства этого чрезвычайно тяжелого дела…