Игорь Афанасьев - Муравьиный Бог

• Название: Муравьиный Бог
• Автор: Игорь Афанасьев
• Издательство: Print4u
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

Роман «Муравьиный бог» написан о коллективной ответственности человечества за все локальные трагедии, войны, беды и катастрофы, вне зависимости от национальности и вероисповедания.

Действие романа развивается в двух параллельных плоскостях: в реальном времени и пространстве мы следим за трагической судьбой русского мальчика Женьки, сына военного лётчика и скромной баптистки — евангелистки. Начало жизни героя совпало с началом афганской войны, в Узбекистане, на небольшом аэродроме, рядом с древней Хивой. Семейная трагедия заставляет его вместе с отцом уехать в Западную Сибирь, в Нижневартовск, но здесь выясняются обстоятельства случившегося ранее и это приводит к смерти отца. Почти нереальное возвращение Женьки в Узбекистан, в часть где служил отец, заканчивается угоном боевого вертолёта и перемещением Женьки в мусульманский мир. Но и здесь реальные поступки людей расходятся с заповедями Святых книг — торговцы наркотиками и оружием продают Женьку богатому пуштуну. Женьку увозят в Афганистан, где его чудом спасают от средневекового рабства на странной исследовательской американской базе. Казалось бы, мальчик обрёл надёжных и сильных друзей — его отправляют в США, в богатую семью. Американский рай длится не долго, в скором времени выясняется, что его отправили в США, как живого донора, для тяжело больного сына его новых покровителей. Женьке бежит из рая и оказывается в среде нелегальной мусульманской эмиграции, в Бруклине. Всё пережитое вызывает в Женьке ненависть к людям и он оказывается за штурвалом самолёта, протаранившего одну из башень Всемирного Торгового Центра…

---

Ану сбежал с первого же застолья и более приглашений во дворец не получал.

Он чувствовал, что теряет время впустую, что его дар Интуитивита блекнет и вянет в атмосфере полного равнодушия окружающих к собственной судьбе. Несколько раз он пытался выступить в Совете Мегалополиса и поделиться с элитой своими ощущениями от происходящего, но встретил и там удивительное раздражение со стороны, казалось бы, образованных Прагматов и Интуитивитов.

Ану был чужаком. «Ну и что, что выжил в катастрофе? Герой? Его предки не служили при дворе и на государевой службе, а его внезапное появление из регенерационного канала выглядело просто неприлично: явился — не запылился. Выскочка…» С ним вежливо здоровались при встрече и кривили вслед презрительные гримасы.

«А формисидаи ли это? — задавал он себе очередной вопрос. — Возможно, это потомки других космических цивилизаций?»

За ответами на мучившие его вопросы Ану всё чаще отправлялся в ноосферу Земли. Он не разделял высокомерного презрения Прагматов по отношению к первобытным землянам и считал, что в параллельном пространстве можно отыскать сходные проблемы и сходные решения этих проблем. Он находил замечательные сгустки информации, но не мог понять, почему эти драгоценные пласты оставались невостребованными самими землянами. Информация поступала из материального мира Земли, но движения в обратную сторону не наблюдалось.

Входить в ПЗ (Пограничную Зону) Ану опасался. Он знал, что там собираются самые острые, эмоциональные информации о Земле, что любовь и ненависть витают рядом в этом участке ноосферы, тесно переплетаясь друг с другом.

Ненавидеть он не умел, как, впрочем, и любить.

Устоями формисидаев он был приучен к тому, что любовь для мужчины — это брачный вылет и дальнейшая физическая смерть. В ближайшее время Ану не собирался в новую реинкарнацию и не планировал «сладкой смерти».

Он мечтал о прямом контакте с землянами!

По законам Мегалополиса — это было преступлением. Формисидаям воспрещались прямые контакты с другими цивилизациями, а тем более — существами из параллельного пространства. Во избежание проникновения в Информационное поле формисидаев всевозможных вирусов, парапсихологические каналы Пограничной Зоны разрешалось вскрывать только по личному распоряжению Царицы. И такого разрешения ещё никто никогда не получал.

И все-таки Ану рискнул!

В ноосферу он вошёл как обычно, пользуясь пропуском Интуитивита, но, вместо функции «Получение информации», Ану выплеснул в информационное поле сигнал «Контакт». После некоторого промедления засветилась тусклыми спиралями Пограничная Зона, и это означало, что каналы связи открыты.

Страх, азарт, ощущение новой, невероятной свободы

подстегивали Ану со всех сторон! Он собрал разбегающиеся мысли вместе и послал в паралабиринт основной принцип формисидаев: «Я мыслю, следовательно, я — существую».

* * *

Комары гнусно гудели над головой и влетали в уши.

…Бабушка умерла.

Муравьишки бежали по Женькиной руке, цеплялись за редкие волосы, падали, вновь вскакивали на свои шустрые лапки и упрямо продолжали движение к только им ведомой цели.

…Мама умерла.

Папа…

Женька сунул руку в чёрную болотную лужу и ощутил, как она мгновенно стала превращаться в замерзший бесчувственный обрубок.

«Если прыгнуть в эту яму, — спокойно рассудил Женька, — то я очень быстро стану таким же холодным. И не будет так болеть живот, и не будут катиться слезы и сопли, и никто в мире не узнает, как это больно…»

Он вытащил окаменевшую руку из воды и с удивлением увидел, что чёрные муравьишки живы и упорно цепляются за волосы лапами и челюстями.

«Зачем им это? — подумал Женька. — Все равно, ведь, конец. Я больше, сильнее, их жизнь в моих руках, захочу и сброшу их в болото. И всё равно — конец, им и мне».

Он упал на спину и увидел, как спрятавшееся на зиму солнце высветило в тёмном сибирском небе высоко летящий самолёт.

Женька закричал.

Он чувствовал, как рвутся связки в горле, как набухают в голове сосуды, переполненные кровью, как сводит, разом, мышцы живота и спины, как отчаянно расширяются лёгкие, в попытке хлебнуть глоток живительного кислорода, и как расползаются стенки его сердца.

Крик сжёг его тело, он перестал чувствовать руки, ноги; голова стала необычно легкой. Женька привстал с земли, огляделся вокруг. Темнота сделала неразличимыми силуэты деревьев, а над головой всё отчетливее слышался гул и писк болотной эскадрильи. Комары-одиночки уже давно впивались в Женькину шею, в руки, в лоб, но это были лишь разведчики-камикадзе. Их можно было прихлопнуть рукой или просто проигнорировать. Подоспевшая туча мошкары обсыпала все открытые участки тела и норовила проникнуть под воротник рубашки, в складки одежды и во все остальные мыслимые и немыслимые места. Женька выгреб пальцем из-за ушей мерзкую шевелящуюся массу живых и мертвых насекомых, но на место павших ринулась новая орда, алчущая свежей крови.

В темноте стали острее слышаться все окружающие звуки: гнусное чавканье болота и треск падающих веток, вскрики ночных птиц и шорохи, шорохи, шорохи… Был еще один звук, и Женька долго не мог понять — что это? Словно маленький щенок повизгивает и потявкивает? Потом догадался, что это он, Женька, слышит как бы со стороны свой собственный плач. Он присел на краю островка и опустил руки в обжигающую воду.

* * *

Рёв двигателя перекрыл все звуки ночи, а по глазам резанул луч прожектора. Вездеход прорвался сквозь частокол полусгнивших берёз и затормозил прямо на островке. К лучу прожектора добавились паутинки ручных фонариков, и Женька услышал голос директора школы:

— Так кто был прав, Федосов? А ты говорил — олень кричит. Откуда тут оленям взяться? Ханты всех поели… Ух, парень, считай, что ты второй раз на свет родился.

Женьку подхватили на руки и понесли к машине.

Гусеницы вездехода разрезали островок пополам, и в образовавшуюся колею хлынул поток болотной жижи.

— Господи, прости! — вспомнил Женька материнское причитание и, закрыв глаза, отчетливо увидел, как водяные валы накрывают маленьких чёрных насекомых.

* * *

Ану вернулся из ноосферы, ничего не зная о катастрофе, и обнаружил себя в грузовом трюме судна.

Каким образом он попал на борт флагмана царской флотилии — Ану так никогда и не узнал. В спешке, давке и панике, которая началась в столице после начала наводнения, его оболочку вместе с другим скарбом могли просто закинуть в первую попавшуюся лодку, а оттуда и на корабль.

По чудесной случайности он оказался в числе немногих, спасшихся от разгулявшейся стихии.

Двенадцать кораблей цаской флотилии сумели принять на борт не больше двух тысяч счастливчиков, еще тысяч десять-пятнадцать успели регенерировать в разные точки обитания формисидаев, основная же часть жителей Мегалополиса была уничтожена. Чёрные легионы устлали дно океана, приглашая хищных обитателей водной стихии на невиданное пиршество.

Как ни странно, но свою вторую в жизни катастрофу Ану перенёс совершенно спокойно. Чему быть — тому не миновать, на все воля… Но чья же это злая воля? Его размышления о Боге становились всё острее, он искал новые аргументы в споре с самим собой, он пытался понять, существуют ли, кроме объективных законов, некие нравственные доминанты Космоса, либо всё живое предоставлено само себе? От этих мыслей Ану отвлекала только его тайна: он активно пытался выйти на прямой контакт с землянами.

Жизнь на корабле постепенно налаживалась. Ближайшие советники царицы распределяли общество по уровням и составляли списки оставшихся в живых после катастрофы. В разделе «Интуитивиты» имя Ану стояло в гордом одиночестве. В тот же вечер его пригласили на аудиенцию к Царице.

Ану провели в огромную каюту, и он впервые в жизни остался наедине с царственной особой.

— Ну, здравствуй, юноша, — расправила свои прозрачные крылья владычица, и Ану поразился красоте её фигуры. — Почему ранее не бывал на моих приемах?

— Молод и глуп, ваше величество, — нашёлся Ану и низко поклонился.

— Не так уж и глуп, коли так отвечаешь, — улыбнулась Царица, — а что до молодости, то это явление крайне скоротечное. Самое время подумать тебе о Брачном Вылете…

Это был приговор.

Ану представил себе, как рушатся все его планы, как он отправляется в астральный отстойник и томительно ждёт своей очереди в новую физическую жизнь. И никто не гарантирует ведь то, что в следующем пришествии он станет Интуитивитом и запомнит в полном объёме все свои открытия!

— Думал, ваше величество, — соврал он торопливо, — но думал также и о том, что пользы более могу принести разорённому ныне государству головою своею, а не иными частями тела.