Пол Андерсон - Кокон [ Межавт. сборник]

• Название: Кокон [ Межавт. сборник]
• Автор: Пол Андерсон
• Издательство: Васильевский остров
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 5-7012-0362-X

В сборник вошли романы и повести известных американских писателей.

---

— Я… — Коскинен облизал губы. — Дело в том, что я абсолютно не знаю, что происходит сейчас на Земле… Я не могу…

Вивьен накрыла его руку ладонью.

— Питер попал в ужасную передрягу, — сказала она. — Откуда ему знать, кто его друг, а кто враг?

— У нас нет времени сидеть и спорить, — предупредил Ганноуэй. — Почему бы нам не пригласить сюда Кворелса самого, чтобы вы лично оценили, что такое эгалитаризм, и решили, стоит ли он вашей искренней поддержки?

— Подождите, — запротестовал Трембецкий. — Мы не хотим, чтобы кто-то еще узнал о нашем участии в судьбах этих людей.

— Никаких проблем, — заверил Ганноуэй. — Десять лет назад Кворелс совершенно ослеп. Мы представим вас под вымышленными именами.

— А захочет ли он приехать? — с сомнением спросил Коскинен.

— Почти наверняка. Он в этом мире один, как перст. По вечерам он часто приезжает поговорить.

— В каких только переговорах я не участвовал, — хмуро пробормотал Трембецкий, — но впервые меня заставляют предварительно прослушать лекцию по социологии. А на десерт обещают розовый сладкий пирог…

— Нет. Я считаю, мистер Ганноуэй прав, — сказал Коскинен. — На Марсе поступают также, это дает более полное описание ситуации. Эмоции важны не меньше, чем логика. Это то, что человек ощущает здесь и сейчас. Вы должны натолкнуться на это лбом…

— Тогда я звоню, — Ганноуэй вышел из комнаты.

Трембецкий досадливо покачал головой:

— Вот когда я жалею, что не узнал эгалитарианцев лучше, — прошептал он. — Ведь чувствовал же, что не так у них все просто, как кажется, и ничего не предпринимал. Приходится теперь действовать наобум, по наитию… Знаете, может, это не такая уж плохая идея — побеседовать со стариком о сути эгалитаризма, только вряд ли он в курсе существования подполья. Впрочем, иногда именно по корням можно судить о дереве в целом. — Трембецкий прикурил сигарету. — Но только иногда.

Вернулся Ганноуэй.

— Все просто отлично. Сейчас он уже наверное садится в такси. Я сказал, что у меня в гостях несколько человек, которые довольно долго работали за границей и которые хотели бы с ним встретиться и поговорить. — Он сдавленно рассмеялся. — Старик Кворелс почти святой, но отнюдь не лишен тщеславия.

— Давайте пока придумаем легенду, — предложил Трембецкий. — Клички и всякие вымышленные детали.

Ожидая Кворелса, они репетировали, а когда тот приехал, все перешли в большой зал.

Философ оказался невысоким, но держался очень прямо и с достоинством. Гриву тронутых сединой волос стягивал обруч с приборчиком «искусственный глаз», который, действуя по принципу радара, позволял старику безбоязненно передвигаться по комнате, не натыкаясь на мебель. Изысканность чувствовалась в его манере пожимать руки, и в легком поклоне, который он отдал Вивьен, и в том, как он взял бокал с шерри. Несколько минут прошло в стандартном обмене любезностями. Но незаметно Кворелс направил разговор в нужное русло — начал знакомить со своими идеями.

— Откровенно говоря, — сказал он, — мне не нравится термин «эгалитаризм». Во-первых, он неблагозвучен, во-вторых — он представляет собой банальный ярлык. Люди слишком склонны определять по этикетке содержимое бутылки вне зависимости оттого, насколько они вообще соответствуют друг другу. Посмотрите, что стало с такими понятиями как христианство и демократия. Возникновение демократии связывают со свободой. Но это не взаимосвязанные понятия, как представлял Токвиль и вслед за ним Джувеналь[10].

Если народу нет дела до самого себя, у власти не останется никаких ограничений на степень контроля за личностью. Людовик XIV день и ночь бредил воинской повинностью, но лишь после Французской Революции режим смог узаконить эту идею. Или, пожалуйста, более приближенный к нашим условиям пример, когда демократические общества стремятся принять набор столь пуританских законов, которые невообразимы даже для монархии. Я действительно считаю, что сегодняшний либерализм в общественной морали — если что-нибудь еще законодательно запрещено, на это закрывают глаза, — произрастает из обесценивания принципов демократии. И я готов поступиться многим, если бы это помогло сохранить более важные свободы, которые сегодня нами уже утеряны.

— Но ведь мы живем при демократии, — опрометчиво выпалил Коскинен. — Разве не так?

— В известном смысле — да. Мы до сих пор выбираем законодательную и исполнительную власть. Но процент населения, который допускают к голосованию с каждым годом уменьшается. И вовсе не потому, что сокращается население, уменьшается образовательный уровень и прочее — бороться здесь мы не в силах, это, скорее, заслуженная кара. Дело в том, что с каждым годом власть все больше переходит в руки подразделений спецслужб. Законы писанные подменяются неписанными. Хуже того, каждое «отраслевое» подразделение в конце концов становится вотчиной сильных и достаточно хитрых людей, способных подчинить себе контроль над управлением всей системой в целом. Служба Безопасности — наиболее яркий пример. Остальные идут тем же путем. Если вы решите изменить что-либо в промышленности, науке, связи, да почти в любой сфере жизни, станете ли вы встречаться с членами сенатского комитета? Обратитесь ли вы к ним за помощью? Нет, вы отправитесь в отделение Службы Безопасности, которая фактически управляет страной, интерпретируя законы, как ей вздумается.

— Вы хотите сказать, что Конгресс не более, чем резиновая печать? — спросил Коскинен.

— Пока нет. Номинально власть все еще сосредоточена в Конгрессе. Но если Конгресс захочет провести свои решения, это потребует ломки той порочной практики, которая складывалась годами. Исполнительная власть все чаще подменяла законодательную, забирая все больше и больше полномочий. Эта тенденция проявилась вместе с другой, когда открытое волеизъявление народа было подменено давлением наиболее мощных социальных групп. Отцы государства предвидели эту опасность и в свое время заложили в Конституцию статьи, запрещающие правительству некоторые поступки, даже если на них настаивает большинство населения. Но со временем многие гарантии были интерпретированы на новый лад, так что об их существовании можно было только догадываться. И теперь полиция штата подчиняется «центру», а не штату, гражданам запрещено носить оружие… О безусловно, все делалось из лучших побуждений, дабы устранить возникающие злоупотребления, но только в результате республика превратилась в мудреный сплав демократии с олигархией. Между прочим, эволюция страны не закончена и по сей день; причем признаки олигархии проявляются все сильнее, демократия же отходит все дальше на задний план.

— Мне казалось, что вы ратуете за всемирную демократию, — заметила Вивьен. — Но вы рассуждаете так, словно это далеко не лучший вариант…

— Ах, совсем наоборот, моя дорогая… Я считаю, что концепция свободы одна из самых блестящих, вернее, самая блестящая из всех, которые когда-либо рождал человеческий разум.

Но свобода вовсе не тождественна демократии. Демократия — это лишь одна из форм государственной власти. Проблема заключается в том, как гарантировать однажды провозглашенную свободу. Человеческая личность не в состоянии существовать вне общества. Если некто попробует порвать с обществом, он закончит свой век несчастным, опустошенным психопатом. Человек не мыслим вне культуры; в рамках этой культуры он обладает правами и обязанностями. Соответствие между ними должно устанавливаться самой личностью, в этом и состоит ее свобода выбора. Никто не должен отдавать обществу больше, чем сам для себя определил. И если это условие выполняется, то должно выполняться и другое, а именно — каждый получает от общества пропорционально своей отдаче. Кроме того, мы не должны забывать, что рядом с нами всегда живут несчастные и бедные, от которых либо отвернулась удача… либо они просто потеряли ориентацию. Мы должны заботиться о них, иначе, рано или поздно, этот недуг поразит все общество, и для лечения останется только одно средство — диктатура Помогать этим людям нужно неограниченно, только так можно сохранить стабильность в обществе.

Но даже при всех своих промахах демократическая республика была лучшей попыткой разрешения проблемы достижения свободы личности. Она произвела на свет структуру власти, в которой ящик с бюллетенями для голосования стал верной гарантией против автократии. Большинство получило возможность претворить в жизнь свои чаяния, но и меньшинство — и даже отдельная личность — получило возможность — свободу! — отстаивать свои убеждения и права, на которые никакое большинство не может покуситься ни при каких обстоятельствах.

Главная же трудность заключается в том, что изменилось само общество. Произошла революция в транспорте и средствах связи, границы между государствами стали прозрачны, и личность, получив свободу передвижения, перестала ощущать зависимость и от транспорта, и от источника информации. С этого момента нацеленный исключительно на личное благосостояние индивидуум обнаружил, что никому во всем мире до него нет дела. За помощью он обратился к родному правительству, которое не преминуло залезть с ногами в его частную жизнь. Но отказ от Билля о Правах еще не означал, что правительство в ответ позаботится о вас. Поэтому, чтобы выстоять, личность должна иметь корни в общественных «институтах», для которых ее существование жизненно необходимо.