Ивар Калныньш - Моя молодость – СССР

• Название: Моя молодость – СССР
• Автор: Ивар Калныньш
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088500-8

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.

Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».

«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

---

Публика в то время часто ассоциировала актеров с их персонажами и искренне удивлялась тому, что Вячеслав Тихонов не служит в разведке, а Василий Ливанов не живет на Бейкер-стрит. Зрителю нравилось верить в то, что любовь убедительно сыграна на экране лишь потому, что она существует между партнерами на самом деле. Вообще-то это неплохо – верить в то, что любовь есть. Только не надо приписывать это чувство людям по своему усмотрению… Открою большой секрет: романы между актерами на съемочных площадках случаются не так часто, как кажется зрителю. Больше слухов и разговоров…

Впрочем, гуляла и еще одна сплетня. Мол, это Вия Артмане посоветовала меня Стрейчу на роль Тома Феннела. Журналисты до сих пор пишут, что в фильм «Театр» на эту роль я попал исключительно по ходатайству великой Артмане. Вероятно, кому-то очень хочется, чтобы я, как мой герой Том Феннел, сделал себе карьеру через постель великой актрисы. Я меньше всего хочу в чем-то оправдываться или что-то доказывать. Если народу хочется думать, что я и Том Феннел – сиамские близнецы, то ради бога. Если людям не лень, пусть включают фантазию и в меру своей испорченности домысливают и докручивают все, что угодно.

Однако нужно все-таки понимать, что в советское время на роль меня никак не могла утверждать партнерша, пусть даже очень знаменитая. Не тот уровень! В ту бытность всем заправляло Госкино, которое выполняло «государственный план в области киноискусства». Не было спонсоров, которые продвигали в кино своих, зато существовали худсоветы, которые рассматривали каждого претендента на роль под микроскопом, с пристрастием.

Просто так совпало: я подходил по типажу, этот типаж понравился Стрейчу и Артмане. Увидев мои пробы, Вия тоже дала одобрительную оценку. Ну и звезды где-то там наверху, вероятно, сложились так как надо, хотя я в астрологию не особо верю…

В роли полковника Орлова в «Взбесившемся автобусе»

С актрисой Региной Разумой

* * *

Мало кто знает о том, что поначалу режиссировать фильм «Театр» по Сомерсету Моэму предложили не Янису Стрейчу, а Гунару Цилинскису. Он намеревался снимать эту картину в Лондоне: буква в букву, слово в слово, на фоне всех достопримечательностей и реалий доброй старой Англии.

Однако бюджет картины «Театр» оказался невелик – всего 350 тысяч советских рублей. По тем временам просто копейки. И когда Цилинскис узнал, что поездка в туманный Альбион не светит, то отказался от съемок. А Янис Стрейч согласился и вышел из ситуации очень остроумно: он решил не ехать за тридевять земель, а снимать фильм дома, в Риге. Это пошло только на пользу картине! И как же это замечательно, что в кадре нет никакого Биг Бена или Темзы… Они и не нужны! В этом и есть вся прелесть фильма «Театр» – в нем абсолютно нет Лондона. Зато по всему фильму рассыпано множество «маячков» – чисто английских знаков, которые воспринимаются гораздо лучше и острее, чем любая документальная история.

…Фильм «Быть Джулией» Иштвана Сабо я, конечно, тоже смотрел. Там немало находок, прекрасные актеры, замечательная ретроспектива Лондона 30-х годов. Если сравнить эти два фильма, то у нас картина получилась больше театральной, и, по-моему, она гораздо ближе к Моэму. Это не от бедности: просто в фильм вложили душу. Все для нас в этом фильме было в новинку. Несоветский образ жизни. Буржуазные атрибуты: смокинг, фрак, белые перчатки… Англия 30-х годов, страна, в которой никто и никогда не был. К тому же мы работали в условиях, приближенных к экстремальным, за копейки и не без оглядки на цензуру, которая не дремала.

Помню, снимали эпизод, когда мы с сыном Джулии Роджером (актером Петерисом Гаудиньшем) купаемся. По сценарию я, вынырнув из реки, ухожу в кусты с полотенцем, чтобы отжать трусики. В этот момент появляется Джулия Ламберт (Вия Артмане) со своей служанкой, которая несет за ней кресло. А мой Том, как и положено скромному юноше, смущается.

Сцена, как понимаете, по советским меркам суперэротическая и шоковая: с меня должно было упасть полотенце. На площадке зашел спор: как снимать. Режиссер Янис Стрейч предложил два варианта. Первый – «шведский», то есть более смелый: полотенце падает, и я на долю секунды остаюсь голым, что достаточно эффектно, но не соответствует моральному кодексу строителя коммунизма, а потому рискует быть вырезанным цензурой. А второй – «польский», без обнажёнки, что менее эротично, зато отвечает советской морали, а значит, имеет шанс остаться в картине: полотенце падает, но не до конца, я успеваю подхватить его на лету и – никакого стриптиза. Мы сняли оба варианта. Но в фильм прошел, конечно же, «польский», как более высокохудожественный.

Сейчас об этом даже смешно вспоминать, но тогда худсоветы отсматривали материалы очень тщательно. И зорко следили за тем, чтобы на экране не было никакой «аморалки» или антисоветчины.

Помнится, во времена борьбы за трезвость, в фильмах строго-настрого запретили выпивать. А мы снимали в это время фильм «Малиновое вино», название которого шло вразрез не только линии партии, но и всей антиалкогольной кампании. Однако переименовывать фильм не стали. Получилось очень забавно: дело происходит на дне рождения, но никто не пьет. Никаких бокалов и никаких бутылок. Ни одного тоста. Хозяин отправляется за малиновым вином и… не возвращается, погибает. И его смерть сразу приобретает символичный оттенок – вот, мол, так будет с каждым, кто выпивает. Смешно? А тогда было в порядке вещей: идеологические игры, в которые играли абсолютно все, никто не отменял, хотя в глубине души никто в них не верил и не принимал всерьез. Сейчас это называется двойными стандартами. Впрочем, я отвлекся…

На сцене театра «Дайлес». В роли Миндаугаса

Таким меня увидел режиссер Янис Стрейч

ИРИНА ВИТОРГАН:

«Ивар принадлежит к той немногочисленной категории артистов, в котором идеально совпали большой актерский талант и лучшие человеческие качества. Интеллигентный, учтивый, выдержанный, он умеет слушать и слышать.

Ивар – блестящий профессионал, искренне переживающий за каждую роль, каждый кадр.

Я видела его в кино и в театре, в общении со зрителем на творческих вечерах – Ивар Калныньш постоянно растет, постоянно в поиске. А как он поет Вертинского!

Впрочем, вне сцены Ивар очаровывает не меньше: это неравнодушный, отзывчивый и очень надежный человек. А по тому, какими влюбленными глазами он смотрит на свою жену Лауру, сразу становится понятно, что Ивар – мужчина, который умеет сделать любимую женщину по-настоящему счастливой».

Картина «Театр» имела бешеный успех. Янис Стрейч признался, что таких оваций, как в день премьеры фильма в Доме кино, он никогда в своей жизни не слышал. А для меня этот фильм стал поворотным. После него меня стали узнавать на улицах.

Популярность актера – это своего рода оценка актерского труда. Причем оценка приятная. Я не верю артистам, которые говорят: «Ах, какой кошмар эта слава, меня она так утомляет…». В большинстве случаев – это вранье чистой воды или лукавство. А может быть, мне просто повезло с поклонниками? По крайней мере, по городу я ходил достаточно свободно: никто не дергал за руки, не показывал на меня пальцем, не фамильярничал.

* * *

После фильма «Театр» меня просто завалили ролями красавцев-любовников, офицеров, ловеласов и серцеедов всех мастей. А таблоиды объявили меня секс-символом. Вы только вслушайтесь в это абсурдное сочетание слов: «секс-символ»: ничего глупее, по-моему, выдумать невозможно! Я считаю, что в сексе не нужно быть символом, а нужно быть участником. По крайней мере, меня такой вариант устраивает гораздо больше. Все эти титулы, как и конкурсы красоты, просто такие американские штучки. Ну как можно всерьез заявлять на весь мир, что это самый красивый мужчина планеты, а та самая красивая женщина мира? Это же бред!

С семьей Виторганов – Эммануилом и Ириной нас связывает давняя дружба

Фото для желтой прессы

Что же касается предложений в кино после фильма «Театр», то они и вправду оказывались довольно однотипными. И в этом, на мой взгляд, не было ничего плохого. Например, сразу после «Театра» пригласили в «Сильву» на роль Эдвина, где я сыграл вместе с очаровательной рижанкой, солисткой Рижского театра оперетты Жанной Громовой. Кстати, спустя много лет я встретил ее в Израиле, и мы тепло обнялись.

Критики писали, что, поручая мне однотипные роли, «режиссеры безжалостно эксплуатировали мою внешность». Критикам, конечно, виднее. Но я был совершенно не против такой «эксплуатации»! Как ни крути, а у каждого актера свой типаж, выше которого не прыгнешь. Каждый артист приходит в фильм со своей физикой, лицом, нутром, духовным багажом. Снимите в одной и той же роли, к примеру, Олега Янковского и Николая Бурляева, и это получатся совершенно два разных фильма! И если режиссер угадал, как использовать природные данные артиста, то, значит, он настоящий профи – честь ему и хвала. Более того, я считаю: режиссер обязан угадать, попасть в яблочко, безошибочно выбрав из сотни актеров того единственного, который запомнится зрителю на экране – только тогда фильм будет успешным.