Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)

• Название: Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)
• Автор: Лариса Склярук
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-86471-714-1

В книгу вошли два романа Ларисы Склярук.

Роман «Плененная Иудея» переносит читателя в I век нашей эры. Время отчаянной и безнадежной борьбы за независимость народа Иудеи с грозным Римом. И на фоне этой борьбы разворачивается история любви двух мужчин к одной женщине. Они никогда не должны были встретиться, их пути никогда не могли пересечься, они из разных миров. Но они встретились. И встреча их была трагична. Множество деталей точно передают колорит далекой эпохи, дают возможность прикоснуться к событиям древней истории и пережить их, словно это живая современность.

Во втором романе, «Мгновения чужого времени», реализм плотно сплетен с элементами мистики. Читатель погружается в цепочку историко-приключенческих новелл, каждая из которых обладает своей интригой. Прогуливаясь по улицам древнего Яффо, юная Яэль и не подозревает, что покупка в антикварной лавке серебряного кольца станет поворотным моментом в ее жизни. Героев романа опутывают, увлекают, затягивают чужие трагедии. Прага XVII века, средневековая Бухара, Рим времен первых христиан, Древний Египет. Любовь и ненависть, подлость и благородство, двойственность чувств и изумление собственным поступкам.

---

И вот суетливые бездельники, клиенты-попрошайки бегут, словно на пожар, ранним утром к своему патрону с приветствием. Затем вслед за ним спешат на Форум. Вечно суматошные, крикливые, с лицами, мокрыми то ли от пота, то ли от поцелуев встреченных знакомых. И наконец возвращаются домой, держа в руках спортулу – корзиночку с едой, полученную от патрона.

А как пропустить многочисленные зрелища, устраиваемые императором Нероном, – цирковые скачки, гладиаторские бои, театральные представления?

А всяческие подарки, которые по приказу императора бросают в народ ежедневно, – и снедь, и птицу, и тессеры. Прелестная выдумка эти тессеры – «шарики, на которых написано, сколько какого добра причитается получателю»[17]. И пожалуйста – берите зерно или платье, раба или золото, драгоценные камни или жемчуг. Ну как тут дома усидишь?

Небольшой дом родителей Валерия находился на возвышенности в одном из приличных районов Рима. Непритязательный, но опрятный.

Древнейшие традиции делали главой римской семьи отца. Его авторитет был непререкаем. Право жизни и смерти членов семьи принадлежало ему всецело. Когда в семье рождался ребенок, новорожденного клали на землю перед отцом, и тот волен был поднять младенца с земли и этим ритуальным жестом признать малыша своим, законнорожденным, допустить его в семью, род, общество, а волен был приказать умертвить или просто выбросить, если младенец по какой-то причине был ему неугоден. Например, если это была девочка.

И ненужного ребенка выносили на свалку мусора, где несчастному предстояло умереть от голода или от зубов бездомных собак. Можно было, конечно, оставить малыша и возле общественных туалетов в слабой надежде, что кто-нибудь да подберет его.

После такого вступления отец Валерия может представиться личностью мужественной и твердой, с суровым взглядом, крупным римским носом и квадратной челюстью.

Увы, увы. Эпидий Венуст был человеком добродушным, покладистым, бесконечно ленивым и почти всегда полупьяным. Кличка Увалень подходила ему как нельзя лучше.

Родился он в римской провинции. Легко в молодые годы приобретая знания, Эпидий надеялся стать известным грамматиком[18]. Располагая к себе родителей не только образованностью, но и своей внешностью, мягким обходительным нравом, он сумел набрать достаточно учеников, чтобы прожить безбедно. Но внезапно выяснилось, что доверить воспитание мальчиков можно кому угодно, только не ему. Эпидию Венусту пришлось срочно покинуть родной город. Не особенно печалясь, он странствовал, пока не добрался до Рима.

Оставшись к этому времени почти без средств, он удачно поправил свое материальное положение, женившись на Терции.

Замуж в Риме выдавали рано. Порой даже в тринадцать лет. Во всяком случае, к восемнадцати годам обязательно, а не вышедшую к этому возрасту замуж девушку могли даже и продать как рабыню. Терции было значительно за восемнадцать.

Когда жених надел ей на четвертый палец левой руки традиционно простое гладкое железное кольцо, Терция едва не заплакала от восторга. А от поцелуя, которым было положено, как печатью, скреплять договор, невеста чуть не упала в обморок.

Эпидий был почти вдвое старше невесты, хотя и на голову ниже. Но это не помешало Терции мечтать, как она будет внимать умным речам мужа, как он станет для нее «мужем, другом, защитником и отцом».

Горькое разочарование. Ни другом, ни защитником. Да и мужем с большой натяжкой. Эпидий вскоре почти забыл дорогу в постель Терции. Более того, все рабыни дома поочередно являлись счастливыми соперницами хозяйки.

Женщина почувствовала себя оскорбленной. Она поспешила забыть, как долго не находился для нее жених, и теперь уже считала, что это она оказала огромную честь, выйдя замуж за человека неиталийского происхождения, и что муж должен это помнить и ценить.

Но Эпидий не ценил.

– Взяв деньги, власть я продал за приданое, – порой восклицал Эпидий вслед за персонажем известной комедии, с театральной патетикой вздымая руки, но он лукавил.

Его жизнь ему вполне нравилась. Обладая характером жизнерадостно-безалаберным, он почти не бывал дома, предпочитая проводить свое утро в болтовне и прогулках, а вечера – в гостях или тавернах, где сомнительные друзья и многочисленные прихлебатели помогали ему проедать состояние.

Без сомнений, Эпидий давно бы уже промотал приданое Терции, но разумно составленный брачный договор не отдавал имущество жены в его руки. Благодаря этому обстоятельству, а также твердому характеру Терции семья имела возможность жить в собственном доме, а не ютиться в инсуле, и семейная вилла, расположенная у Аврелиевой дороги, приносила хороший доход.

На стук молотка по входной двери раб-привратник ее открыл, и Валерий вошел, мимолетно отметив, что цепь с раба наконец-то была снята. Этот раб должен был наблюдать за входившими, а чтобы он не мог покинуть свой пост, его приковывали к стене. Сын своего времени и общества, Валерий не был сентиментален, но и излишняя жестокость также не была ему свойственна, и довольно распространенный обычай держать у дверей на цепи специального раба был ему неприятен.

Пройдя коридор, Валерий попал в атрий, где в окружении рабынь, занимавшихся пряжей шерсти, сидела Терция. Такая приверженность старым римским традициям, когда хозяйка дома работала вместе со своими рабынями, выглядела в глазах окружающих достойной уважения. А Терция очень следила за престижем семьи.

Ожидая, пока ему приготовят ванну, Валерий на правился в перистиль[19]. Проходя мимо работающих рабынь, Валерий ощутил легкий кисловатый запах шерсти и поймал два быстрых брошенных на него взгляда. Один взгляд ярких голубых глаз был застенчиво-восхищенным и принадлежал Пассии, юной, не старше двенадцати лет, рабыне, лишь недавно приобретенной. Вторым взором, заискивающе-ждущим, смотрела Скафа.

Она была первой женщиной Валерия, с которой он прежде охотно делил ночи, но которая была совершенно им забыта с появлением малышки Пассии. А несколько увядшее лицо Скафы, с этим выражением постоянного ожидания, начинало раздражать молодого хозяина.

Небольшой внутренний двор со всех сторон окружали портики с колоннами. Стены были разрисованы цветами, а пол украшен узором из белой гальки. Вокруг нимфея – небольшого фонтана, в котором, конечно же, жила нимфа, – расставлены корзины с цветущими лилиями и белые статуи Минервы и Аполлона.

Валерий опустился на скамью. Мелодично струилась вода, маня созерцать. Но отдохнуть после прогулки Валерию не удалось. Оставившая работу Терция присела рядом. Светлая туника обрисовала острые колени.

Слова и просьбы матери Валерий знал заранее. И что вынуждена она страдать, за дурного мужа выданная, и что дважды двадцать лет прожила она беспорочно, и что старый безобразник стремится съесть ее приданое, и что пьет он целый день, нечестен, невоздержан и лютый враг жене, но все же надо его найти и привести домой.

Хотя эти регулярно повторяющиеся поиски загулявшего отца Валерию порядком надоели, он не мог противиться просьбам матери и, подстегнутый обиженно-гневным выражением ее лица, беспокойными движениями худых длинных рук, пообещал отправиться на розыск.

Как часто явные достоинства человека оказываются невознагражденными, как часто явные недостатки вызывают снисхождение и симпатию.

Так и Валерий, уважая и в то же время жалея мать, в своих сыновних чувствах был довольно прохладен. И возможно, не последнюю роль в этом сыграл нервный, порой доходящий до злобных визгливых истерик, характер Терции, что коробило спокойного сына.

Тогда как старый безобразник был ему по-своему симпатичен. И, осознавая это, умная Терция смотрела на сына со смешанным чувством обиды и гордости.

Он очень хорош, ее мальчик. Он унаследовал от родителей все лучшее, счастливо избежав их пороков. Он высок ростом и строен. У него приятные черты лица. Высокий чистый лоб, пристальные серые глаза, прямой римский нос, твердая линия подбородка, и эта ямочка, выделяющаяся четче, когда юноша сжимает губы. О, он может сводить с ума женщин, но, слава богам, он не столь сладострастен, как этот мерзкий развратник, его отец.

Быстро темнело. На фиолетово-черном небосводе проявлялось все больше и больше звезд. Уже закрыты двери домов и заперты лавки. Столица погрузилась в полнейший мрак.

Воры, злодеи, пьяницы, бродяги – ваше время. Остерегись, прохожий, в одиночестве идти по темным улицам Рима. Когда на твои отчаянные вопли прибудет триумвир с отрядом общественных рабов, скорей всего, будет уже поздно.

Впереди Валерия, шаркая подагрическими ногами по каменным плитам мостовой, плелся Сервус, держа в дрожащей руке факел. Пропитанный смолой, дегтем и воском пучок прутьев потрескивал, Валерий сердился. Зачем он идет? Зачем? Ведь и так ясно, где проводит время отец. Но, с другой стороны, и мать можно понять. Обедать в одиночестве считалось в Риме едва ли не несчастьем. А пригласить гостей, когда глава дома бражничает где-то в притоне, значит давать повод ненужным разговорам.