Лора Флоранд - Француженки не любят сказки

• Название: Француженки не любят сказки
• Автор: Лора Флоранд
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-83701-4

Джейми Кори, наследница огромной шоколадной фабрики, приезжает к сестре в Париж и тут же вносит раздор между лучшими кондитерами Франции. Она заводит романтическую связь с талантливым шоколатье Домиником Ришаром, известным смутьяном и главным соперником Сильвана Маркиза, возлюбленного ее сестры. Джейми знает – от семьи скрывать роман долго не удастся. Но не это самое страшное! Семья Джейми не прочь выманить у Доминика несколько рецептов, ведь его сладости имеют поистине чудесный вкус. Что же он скажет, когда узнает ее фамилию? Оттолкнет? А ведь Джейми, кажется, влюбилась…

---

Доминик нахмурился. Он никому не позволит совать нос в его личную жизнь, какой бы она ни была постыдной и…

– Нет. Ступай к своим пралине, а то заставлю тебя завтра работать с трех утра.

И Селия действительно покорно пошла работать. Но, сделав три шага, она обернулась.

– Ты ведь еще не спал с ней? Наконец-то ты разбил чье-то сердце, и теперь она торчит тут призрак призраком и подбирает твои крошки.

Доминик взбесился.

– Разбил сердце – призрак – крошки… Какого черта! А что вы, ребята, треплете обо мне, когда я не слышу вас? – Но, к слову, он никогда еще не спал с женщинами, у которых есть сердце. Во всяком случае, с такими, чье сердце билось бы ради него.

– Ничего, шеф, не надо так волноваться. Мы рассуждаем о возможных последствиях твоих действий, и, на мой взгляд, вполне трезво. – Селия озорно хмыкнула и отошла еще на пару шагов. Увы, его вздох облегчения был преждевременным. Она снова обернулась и огласила ему последний свой аргумент: – Вот если мы были бы помозговитее, то, возможно, такой сценарий и прокатил бы. – Она махнула рукой Доминику, шагнула в угол между стеклом и камнем и поглядела вниз, в зал.

Нахалка, что она хотела этим сказать?

Пожав мускулистым плечом, он отвернулся, чтобы не видеть лица обнаглевшей работницы, и снова перевел взгляд на столик с веснушчатой незнакомкой.

Ну вот, она ушла…

Рак, с холодком страха в тот вечер подумал он. Пожалуй, это объясняло те шляпки, капюшоны и шарфы, неизменно скрывавшие ее волосы. Пожалуй, это объясняло и ее худобу и прозрачность, и то, что она могла сидеть так часами, впитывая в себя его жизнь.

Он стал самолично готовить ее тарелки, укладывал все, что она заказала, по своему вкусу и потом добавлял маленькие сюрпризы: например, миниатюрную башенку из трех квадратных конфет, только что принесенных из ганашной, где они лежали в лотках на проволочных полках.

Он прошел на свое секретное место прямо над залом, в угол стеклянной стены, чтобы взглянуть на ее реакцию. Она не улыбалась. Но медленно, не спеша откусывала крошечные кусочки шоколада и пережевывала их, словно хотела насладиться всеми вкусовыми нюансами их букета, почувствовать языком их текстуру.

А когда заканчивала с ним – с ними, с кусочками, – то всегда уходила. Поднималась со стула. Стряхивала с коленей крошки, если лакомилась его знаменитым шоколадным наполеоном. Оставляла на столике наличные и никогда не расплачивалась карточкой, так что он не мог узнать ее имени.

Ему показалось, что за эти пять дней незнакомка слегка округлилась. Или это была лишь игра его воображения?

На шестой день, увидев, что она встала из-за столика, он решился и неожиданно покинул свой наблюдательный пункт. Его ноги загрохотали по полированной металлической спирали, ведущей в зал. Но спуститься он не успел – она уже подошла к дверям и не оглянулась на громкий звук. Стеклянные створки раздвинулись; она подняла плечи, словно вздохнула. И вышла на улицу.

Гийеметта и оба официанта уставились на него, на их физиономиях застыл невысказанный вопрос. Он резко развернулся и, не проронив ни слова, снова поднялся в шоколадные недра – свою кондитерскую лабораторию.

На седьмой день ему очень хотелось открыть магазин, хотя по понедельникам он всегда был закрыт. Почему? Потому. Что она будет делать? Куда пойдет без него?

Но он переборол в себе такую глупость и потом весь день рыскал по Парижу то на мотоцикле, то пешком. Как это ни смешно, он побывал во всех местах, притягивающих туристов. Нет, конечно, нужно знать и ценить свой город, но шансы набрести в Лувре на какую-то незнакомку, когда не знаешь, там ли она вообще… практически равны нулю. Впрочем, когда он стоял перед мраморной статуей крылатой богини победы из Самофракии, парившей в Лувре над людскими толпами, его посетило вдохновение. Всевозможные вкусовые букеты и текстура мелькали в его мозгу, дразнили его нёбо, когда он придумывал новый шоколад, который назовет «Виктуар», «Победа».

Ника Самофракийская ему нравилась. Стремительный, волнующий крылатый мрамор мог бы олицетворять суть его души, если бы Доминик сумел очистить ее от мрака и грязи и сделать такой же красивой.

После Лувра он даже поднялся на Эйфелеву башню, где был в последний раз в десятилетнем возрасте на школьной экскурсии. Первые два яруса он поднимался пешком, все выше и выше, с удовольствием превозмогая усталость, и разглядывал с высоты Париж, его город. Пусть даже когда-то он был в нем отверженным. Теперь Париж был им покорен.

Эйфелева башня ему тоже нравилась. Все эти годы она сияла над его городом, но он только теперь осознал это. Ему нравилась ее невероятная, фантастическая мощь, ведь вблизи металл выглядел таким массивным. Нравилось, что она оказалась выше всякой критики и сетований, сопровождавших ее рождение, и запечатлела свою власть не только над городом, но и над всем миром. Он достал молескиновую книжицу, которую всегда носил с собой, и долго зарисовывал изгибы и углы заклепок и металлических конструкций – ему пришла в голову мысль отразить их в рисунке на поверхности шоколада.

Стоя у заграждения, он с тоской разглядывал маленькие фигурки, сновавшие на Марсовом поле. Он не понимал, почему так упорно ищет ту незнакомку. Такая хрупкость и худоба были не в его вкусе, но что-то говорило в ней о ее внутренней силе и необычном хаактере. Он не знал, какого цвета ее волосы, еще – она симпатичная, голубые (он ухитрился и рассмотрел их) глаза и большой рот с очень полными губами, слишком полными для такого худенького лица; а густая россыпь бледных веснушек казалась ему просто очаровательной. Но… в его магазин приходят тысячи симпатичных женщин. И нет никаких причин выделять ее из их числа… но она сидела в его зале такая тихая, такая сосредоточенная; пряталась под капюшоном, куталась в просторный свитер; так настойчиво поглощала, впитывала его суть, его душу, словно это занятие было главным делом ее жизни.

На восьмое утро она не пришла.

Его сердце сжалось. Все утратило краски и вкус. Он глядел на свои элегантные роскошные витрины, и ему хотелось вышвырнуть их за бессмысленную, отчаянную претензию доказать всем, что он чего-то стоит, что он уже не тот двенадцатилетний мальчишка, которого родной отец отправил в кровавое, вонючее, холодное логово срубать мясо с костей, чтобы зарабатывать этим на жизнь, а сам грелся дома алкоголем.

В душе Доминика бродили горечь и разочарование; эти настроения отразились и на его шоколаде, «темном и жестоком», по определению критика из «Фигаро»; очевидно, критик видел в этом положительное начало, ибо парижане, руководствуясь модным в те дни садомазохизмом, на следующий же день хлынули в бутик Доминика Ришара.

Когда незнакомка так и не появилась, он, потеряв выдержку, вскочил на мотоцикл и сломя голову помчался по улицам на остров Сен-Луи. Якобы ему срочно понадобился Филипп Лионне, чтобы поговорить с ним насчет Шоколатье-Экспо, выставки, открывающейся через пару недель.

Предстоящее событие вынудило к сотрудничеству его и других топовых мастеров шоколада и кондитеров, что было вообще-то не в их духе, каждый заботился лишь о себе. И Доминик знал, что он среди всех самый замкнутый. Да, соперников он не терпел. Когда он оказывался в их компании, ему хотелось отчаянно драться с ними на кулаках, а потом попрать их поверженные тела и запечатлеть победу улыбкой на своем разбитом, покрытом синяками лице. Да. Я могу побить любого, любил повторять он себе.

Правда, ему нравилась Магали, маленькая, хрупкая невеста Филиппа. Нравились ее сапожки, ее строгий вид; ему нравилось думать, что он добьется любви этой недотроги, задвинет куда подальше Филиппа, плюя на неминуемую опасность. Филипп Лионне наверняка попытается его убить; возможно, они подерутся до крови и увечья, и это намного интереснее, чем их соперничество в сочинении замысловатых шоколадочек и кондитерских штучек.

Но он не доводил до этого дело… ну, уж точно не из-за того, что уважал Филиппа. Мысль об этом как о возможной мотивации заставила его дать полный газ – он проскочил прямо перед бампером какого-то автомобиля.

Он не делал так, потому что… Не делал так, потому что поставил в своем зале стенку с розовыми бутонами! Не делал, потому что, как бы ни было велико искушение, он не из тех мужиков, кто походя разрушает чужое счастье. Скорее ему нравилось творить это счастье, пускай даже «темное и жестокое». И все же ему хотелось, чтобы с Филиппом Лионне крутила любовь не Магали, а Кэйд Кори, невеста Сильвана Маркиза. Она глядела на мужчин так, словно драка – скучное и ребяческое занятие и в ней нет ничего привлекательного. Кэйд как раз разговаривала с Филиппом, когда Доминик вошел в лабораторию Лионне в своей мотоциклетной кожаной куртке. Филипп делал торт к свадьбе Сильвана и Кэйд, однажды уже отложенной из-за каких-то проблем в семье невесты – кажется, там кто-то попал в больницу. Доминика это мало интересовало, но если можно посплетничать, то его сотрудники не преминут этим заняться. Иногда их болтовня доходила и до его ушей, пробивая его зацикленность на работе.