Жак Стефен Алексис - Деревья-музыканты

• Название: Деревья-музыканты
• Автор: Жак Стефен Алексис
• Издательство: Издательство "Художественная литература"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1964

После открытия Христофором Колумбом в 1492 году Эспаньолы (так он назвал остров Гаити) испанские конкистадоры почти полностью истребили его коренных жителей - непокорных индейцев. Нынешнее население страны - это потомки африканских рабов, которых привезли в XVII веке французские колонизаторы для обработки плантаций. На протяжении всей истории острова жителям приходилось защищать Гаити от посягательств иноземцев. Роман "Деревья-музыканты", написанный в 1957 году, - это широкая картина народной жизни, мужественной и жестокой борьбы гаитянских крестьян за свои земли, за национальную независимость, за свою культуру.

---

Когда промокшие до нитки купальщики вышли на берег и двинулись обратно в сопровождении толпы крестьян и горожан, появился бегущий со всех ног начальник округа Жозеф Буден. Он был в разорванной одежде, с непокрытой головой, еле переводил дух и казался помешанным. Его глаза дико блуждали, но по всему было видно, что это не просто одержимый. Он остановился во дворе хунфора, возле камедного дерева, протянувшего вокруг свои огромные корни, упал ничком на землю и принялся бить лбом по каменистой почве. Затем он изо всех сил уперся затылком в толстый корень. Он делал нечеловеческие усилия. Жилы на его шее вздулись, дыхание со свистом вырывалось из груди. Корень медленно поднимался, и по мере того как он выходил из земли, Буден подсовывал под него голову. Когда нижняя челюсть и шея несчастного оказались как бы в капкане, он замер с открытым ртом. Налившиеся кровью глаза вылезали из орбит, изо рта текла розоватая слюна и капала с высунутого языка. Он дышал все так же громко. Ему смочили лицо водой. Подошел Буа-д’Орм: главного жреца позвали, чтобы он оказал помощь человеку, которого боги подвергли такому страшному наказанию.

— Он не умрет, — заявил Буа-д’Орм, — но кара небес ужасна... Я бессилен против воли лоасов, ведь я всего-навсего их служитель. Но я помолюсь. Молитесь и вы все за нашего брата Жозефа Будена!.. Просите невидимых, чтобы они дозволили мне освободить его! Молитесь! Возносите молитвы из глубины сердца!..

Каждый год разыгрывались подобные сцены, во время которых люди, оскорбившие богов своих предков, жестоко истязали себя. По толпе снова пробежал ропот: Пресильен Пьер, отсутствие которого в храме было замечено еще вчера, в свою очередь, бегом пересек двор. Он разорвал на себе одежду, бросился полуголый в покрытый шипами куст на берегу канала и стал судорожно кататься по колючкам. Медленным твердым шагом Буа-д’Орм вернулся в святилище вместе с теми, кто был «избран богами», — с людьми, обрызганными кровью пасхального быка, но еще не получившими посвящения. Им надлежало сосредоточиться и до посвящения пробыть неделю взаперти. Во время своей мистической беседы с лоасами они услышат в сердце своем голос неба и познают неизреченные тайны. Возможно даже, что лоасы предстанут перед ними в какой-нибудь зримой оболочке. Они могут увидеть, например, священную змею и других божественных животных.

XIV

Какой-то путник шел вразвалку, направляясь к озеру. Он с наслаждением вдыхал запах сена, стоявший над саванной, прислушивался к птичьему гомону и окидывал восхищенным взглядом травянистую степь, словно впервые открывал ее. Это был высокий рыжеватый негр с подвижным, суровым лицом, как видно, человек простой, но бывалый. Он опустился на камень у самой воды и довольно долго просидел на одном месте. Он рисовал пальцем круги по зыбкой поверхности озера, с каким-то наивным удовольствием смотрел на свое отражение и, как говорится в песне, переглядывался с русалками.

Распластав крылья, королевский фламинго — розовая пушинка на лазурном фоне неба — парит высоко над озером, где пробуждается жизнь. Пернатое племя занимается утренним туалетом в камышах, плещется или чистит клювом перышки птенцов. А маленькие ящерицы уже скользят по земле, отыскивая укромный уголок, чтобы принять солнечную ванну.

Человек, сидевший на берегу, принялся бросать камни в озеро, да так, что они несколько раз подпрыгивали, скользя по поверхности воды. Гонаибо исподтишка наблюдал за ним. Незнакомец расстегнул ворот рубахи из сурового полотна, чтобы грудь его обвевал утренний ветерок, который резвился, прыгал и шелестел в кустах. Ветер чуть было не унес шляпу путника, лежавшую на земле, соломенную широкополую шляпу, немного обтрепанную по краям. Не тут-то было! Человек как раз вовремя придержал ее ногой, иначе бы она улетела. Гонаибо, сын озерного края, подошел ближе, чтобы разглядеть высокого парня, который вел себя здесь как хозяин. Всего несколько метров разделяло их. Человек с тревогой обернулся, затем, видимо успокоившись, продолжал игру.

Камешки, пущенные им, с легким свистом пролетали по воздуху, один, два, а то и три раза касались поверхности озера и, бултыхнувшись, падали в воду. В прибрежных зарослях поднялся переполох. Несколько птиц испуганно улетело прочь. Но мало-помалу наступила тишина. Незнакомец, по-видимому, вовсе не интересовался жившими здесь пернатыми и иными существами, он и бровью не повел, когда из-под ног Гонаибо скатился камень. Казалось, ему хочется одного — побить собственный рекорд: он старался с размаху бросить плоскую гальку так, чтобы она сделала четыре или пять рикошетов. Он легко подпрыгивал на левой ноге, отставив правую, и — бац! — бросал свой метательный снаряд. Вдруг человек подскочил к кусту, в котором притаился Гонаибо. Тот отпрянул. Слишком поздно! Железная рука ухватила его за лодыжку и рывком подтянула к себе.

— Кого выслеживаешь? — спросил человек.

Гонаибо отчаянно отбивался.

— За кем шпионишь?.. Ну-ка, отвечай!..

Гонаибо, разозлившись, все сильнее дрыгал ногами, стараясь вырваться. Словно тисками незнакомец сжал его левую руку.

— А ты все-таки скажешь, зачем сюда пожаловал. .,

Глаза Гонаибо метали молнии. Человек расхохотался и усадил его подле себя.

— Кто ты?..

Молчание. Юноша совсем не походил на местных крестьян. У пришельца, должно быть, разгорелось любопытство.

— Ну, скажи, кто ты, и я отпущу тебя!..

Дрожа от гнева, Гонаибо придумывал, как бы убежать. Впервые он чувствовал, что кто-то сильнее его. Человек разжал руки и сделал вид, будто хочет освободить пленника. Мальчик только и ждал этого. Он прыгнул в сторону, но сильная рука снова легла на его плечо. Гонаибо впился зубами в эту руку. Сморщившись от боли, незнакомец разжал челюсти мальчика другой рукой. Из ранки сочилась кровь...

— А, вот ты как!.. Ну, погоди! Не воображай, что ты от меня удерешь!..

— Пусти, — прошептал Гонаибо.

Лицо незнакомца расплылось в улыбке.

— Вот так-то лучше, а то я уж думал, что у тебя язык кошка съела!.. Послушай, я лесоруб, работаю вон там, на горе, в Сосновом Бору… Я здешний, только долго не был на родине, теперь приехал повидать родных да прежних друзей!.. А сюда пришел по старой памяти: захотелось взглянуть на те места, где играл мальчишкой... Скоро саванну заберут белые люди, «мериканы», — надо, думаю, побывать здесь, не то этот край и не узнаешь... Я слышал о мальчике, который живет где-то неподалеку совсем один. Так это ты? Прошу прощения, рука у меня действительно тяжелая, но я не люблю, когда за мной подглядывают. Скажи, как тебя зовут? Знаешь, ты больно кусаешься, негодник!

Он отпустил Гонаибо. Тот отбежал на несколько шагов и остановился.

— Люблю это тихое озеро, люблю смотреть, как оно по-особенному рядится в разные часы дня, — продолжал пришелец. — Родных мест человек никогда не может забыть... Сейчас тебе этого не понять... Но позже ты вспомнишь о нашей встрече, обо всем вспомнишь... когда вернешься в эти края после долгой отлучки... Сейчас тут все такое же, каким и прежде было. Но что станется через несколько месяцев с этой степью, с озером, птицами, тростником — со всем, что я любил?..

Он махнул рукой и, грустно понурившись, снова сел. Затем подобрал несколько камешков и возобновил свою игру. Зеленовато-синяя вода трепетала под лаской легкого ветерка. Маленький кайман плыл в нескольких метрах от берега и казался таким спокойным, беззаботным, словно совершал утреннюю прогулку. Немного дальше голубой ибис, оснащенный парой белых крыльев с черной каймой, вдруг камнем упал с неба, затем, выровнявшись, описал над озером почти правильную гиперболу, держа в клюве пойманную рыбу. Крики целой эскадрильи каосов прорезали свежий утренний воздух. Водяные лилии развернули свои белые венчики, словно раскрыли, проснувшись, глаза, а стрекоза, уцепившись за былинку, раскачивалась, как на качелях, над голубыми лотосами, над желтыми, лиловыми и белыми кувшинками.

Гонаибо подошел к пришельцу.

— Скажи, ты не Кармело, сын Теажена Мелона?..

Человек вздрогнул.

— Как ты узнал меня? — спросил он, с любопытством вглядываясь в лицо мальчика.

Тот улыбнулся и сел в нескольких шагах от Кармело. У их ног, окаймляя заросли тростника, пестрели цветы розмарина, кавалерника, чернобыльника; нарциссы, аквилегии, мальвы, скабиозы.

— Ты говоришь, что белые заберут себе все? — спросил Гонаибо. — Ты уверен в этом?.. Что бы мы ни делали?..

Кармело кивнул головой и, подвинувшись к своему новому знакомому, обнял его за плечи, — мальчик нехотя подчинился.

— Вот видишь там, вдали, стоит высокий златоплодник? — спросил Кармело. — Ну так слушай.

Длинной вереницей тянулись посвященные и выходили из двора храма. Среди густой лесной поросли вилась узкая тропинка, окруженная байягондами. Толпа двигалась в полном молчании вслед за главным жрецом. Позади Буа-д’Орма несли на больших деревянных подносах различные яства, фрукты, напитки и цветы, предназначенные в дар лоасам. За поворотом тропинки возникла, словно сказочное видение, роща мапу — огромных могучих деревьев, горделивые вершины которых тянутся к небу. Посвященные разбрелись по опушке. Один лишь главный жрец направился к лабиринту гигантских корней, возвышавшихся над поверхностью земли. Иные корни поднимались почти на метр и, переплетаясь, создавали причудливой формы ячейки — «покои» лоасов. Некоторые из этих «покоев» имели форму треугольника, другие — ромба, третьи — неправильного многоугольника, а иные ровно ничего не напоминали. Боги вечной Африки поселились здесь, в Нан-Мапу, поблизости от своих сынов, говорили члены Ремамбрансы.