Валерий Ярхо - Из варяг в Индию

• Название: Из варяг в Индию
• Автор: Валерий Ярхо
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: Научпоп
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91678-088-8

Установить торговые связи с Индией было давней, со времен Ивана Грозного, мечтой русских государей. Но на пути в легендарную страну лежали безводные степи, населенные кочевниками, и беспокойное Хивинское ханство, правители которого делали все, чтобы затормозить движение России на юг. Ни договориться с хивинскими ханами, ни одолеть их силой не удавалось. Эта книга посвящена растянувшейся на несколько веков, полной драматизма эпопее, включающей бесславные походы, дипломатические демарши, шпионские миссии, приключения авантюристов-одиночек, побеги пленников, обернувшиеся путешествиями через полмира…

Только во второй половине XIX века русские войска взяли Хиву, но в то время это уже стало лишь эпизодом в «Большой игре», как назвал Редьярд Киплинг соперничество Британской и Российской империй в Центральной Азии. А это уже совсем иная история…

---

У семьи главы хивинской таможни было семеро русских рабов. В Иль-Гильди жил один, по имени Давыд, остальные находились в Хиве или иных поместьях. Этот Давыд попал в плен еще совсем мальчишкой, лет четырнадцати, а к тому времени, когда его встретил капитан, ему уже было около тридцати. Его похитили киргизы около Троицкой крепости на Оренбургской линии и продали в Хиву, где он несколько раз сменил хозяев. Атчанар всячески старался не допустить контакта Давыда и Муравьева, но невольник через Петровича передал послу просьбу вывезти его из Хивы. Муравьев обещал похлопотать, но за это приказал вызнавать то, что происходит в Хиве, и сообщать ему через того же Петровича.

Давыд оказался довольно смышленым, к тому же у него имелись многочисленные знакомства в городе, в основном среди русских, принявших ислам, женившихся и сумевших выкупиться на волю. Обычно для этого невольники, получавшие около двух пудов муки на месяц, экономили и продавали излишки пайка, а кроме того, пополняли свои сбережения воровством. Собрав ту сумму, за которую они были куплены, они могли выкупиться, но только при условии, что останутся в Хиве. Покидать город им запрещалось под страхом смерти.

За незначительные подарки кое-что рассказывали и персидские невольники. От них Муравьев узнал, что у хана собирались знатные узбеки и держали совет, как поступить с послом. Хан, которому донесли о записях, ведшихся в пути капитаном, считал его лазутчиком; он вызвал туркменских старшин и отругал их за то, что они привели русского в Хиву. По мнению хана, они должны были убить капитана, а подарки доставить в ханскую сокровищницу.

Узбеки терялись в догадках, зачем явился Муравьев. Одни думали, что капитан имеет тайное задание выкупить всех русских невольников. Другие говорили, что Муравьев потребует возмещения за два судна, которые спалили лет за десять до того туркмены из рода Ата, перешедшие на службу прежнему хану и в подданство Хиве. Были и такие, что предполагали самое страшное – привезенный ультиматум с требованием ответить за убийство русских в 1717 году.

У страха глаза велики, и на совете всерьез обсуждались сведения, будто к туркменскому берегу пришел большой флот русских, высадил войска, которые спешно стали сооружать крепости, и, дескать, одна, самая большая, доведена уже до половины. Говорили также, что посол – это шпион, разведывающий дороги, которыми в следующем году пойдут войска, чтобы склонить хана к вступлению в войну с Персией на стороне русских.

В отношении того, как поступить с послом, радикальнее всех был настроен хивинский кази, предложивший вывести его в поле и там зарыть живого. Другие предлагали умертвить посла тайно или взять в заложники на предмет возможного торга с русскими. Но осторожный хан во избежание кары со стороны русского царя решил иначе: подержать посла под присмотром, дабы лучше разузнать о цели его визита, а затем дать ему аудиенцию и отпустить с миром.

От Давыда Муравьев узнал о том, как живут русские невольники. Людей продавали как скот, с аукциона тому, кто больше даст. Полоны пригоняли степняки: киргизы приводили в основном русских, туркмены – персов. Но они же и воровали рабов в Хиве, увозя их обратно за плату, полученную от их родственников. По словам Давыда хозяин на днях прикупил персидского мальчика, который был сыном богатого купца, и Атчанар, рассчитывал получить за него хорошие деньги, вернув отцу. Сестру его, девицу четырнадцати лет, уже несколько дней возили по окрестным селеньям, прося за нее восемьдесят тилли и отрез сукна на хороший кафтан.

Русским дозволялось отмечать несколько праздников в году. Им даже удавалось молиться перед образами, которые они держали в тайниках. Но после этих благочестивых упражнений кое-кто из них, случалось, напивался самогона, который они приладились гнать из местных ягод. Упившись, бузили, дрались и часто убивали кого-нибудь до смерти. Хозяева, в принципе, могли их и казнить, но, так как рабы стоили денег, буйных уродовали в назидание: выкалывали глаз или отрезали ухо. Давыдка едва не потерял ухо после того, как, будучи послан хозяином в Хиву по какому-то делу, повздорил на рынке с невольником-персиянином и в драке пырнул его ножом. Хозяин порезанного раба предъявил претензию Атчанару, и тому пришлось что-то там уплатить – для редкостного скупца это было страшнее всего на свете, и, рассвирепев, он хотел откромсать ухо «неверной собаке», но его отговорил приказчик.

«Я думал, – записал Муравьев в дневнике, – что если меня возьмут в невольники, то положение мое станет не хуже того, в котором я находился. По крайней мере, я смогу общаться с другими русскими, бывать на воле. Пользуясь этими обстоятельствами, я предполагал взбунтовать русских невольников, которых в Хиве было не менее 3 тысяч, а если удастся, то и персидских, коих было раз в десять более русских. Подняв мятеж, я бы тогда смог свергнуть хана и, сделавшись в Хиве начальником, привести в подданство России».

Зная, что «неверных» здесь казнят очень жестоко – зарывают живьем или сажают на кол, – капитан все время держал наготове свой заряженный штуцер, пистолет, кинжал и саблю, решив дорого продавать свою жизнь в бою, нежели мучительно подыхать. Несмотря на то что частенько сидел голодным, он не притрагивался к мешку с сухарями, взятому еще с корабля, – это бы неприкосновенный запас на случай побега.

К Муравьеву часто приезжали хивинские чиновники, пили водку, много и бестолково говорили, но никто из них не рисковал остаться наедине с капитаном, дабы не навлечь на себя и тени подозрения в тайных с ним сношениях.

В эти дни произошла у капитана неприятная ссора с туркменами-караванщиками, которые, видя, что капитана содержат более как пленника, нежели как посла, стали проявлять к нему нарочитую непочтительность. Поводом к ссоре послужили оргии, устраиваемые нукерами из гарнизона крепости с несчастной рабыней Фатимой. Сеид несколько раз выводил ее на рынок, но там она никого не заинтересовала – после двенадцати лет жизни в туркменском кочевье она не прельщала взоры покупателей. Тогда Сеид стал возить Фатиму по окрестным селеньям, но и там за нее давали очень мало, и он, не желая прогадать, возвращался с нею в крепость. Тут он пускал рабыню по рукам, и в соседней с Муравьевым комнате ее регулярно навещали компании мужчин. Возня, стоны, визг, всхлипы доводили капитана до бешенства. Наконец Муравьев позвал Сеида и потребовал продать женщину. Сеид гордо вскинул голову и сказал, что эта женщина его невольница и он будет с нею поступать так, как сочтет нужным, и продаст ее тогда, когда ему будет то желаемо. Но коли русский посол начал разговаривать в подобном тоне, то он, Сеид, служить ему более не желает и отправляется домой. Сказав это, караван-баши хотел уйти, но капитан остановил его. Сеид думал, что тот сейчас станет перед ним извиняться, но Муравьев сказал: «Ты правильно решил Сеид, видя мое положение. Правильно, ступай домой, чтобы не пострадать вместе со мною. Поезжай и скажи Киату-аге, который тебя послал со мною, что ты меня здесь бросил в минуту опасности… Прощай же, и не приходи более!»

Потрясенный этими словами, Сеид никуда не пошел, а, наоборот, сел и так некоторое время просидел молча. Потом он попросил прощения у Муравьева и поклялся, что не бросит его. Предмет конфликта, многострадальную Фатиму, он продал на следующий день.

Муравьев жил в полной неизвестности. Меж тем дело шло к зиме, и нужно было либо возвращаться, чтобы успеть на корабль, либо оставаться в Хиве зимовать, и тогда на корвет надо было дать знать, чтобы капитан уводил судно, которое могли прихватить льды. В начале ноября вроде бы блеснул лучик надежды – в Иль-Гельди приехал знаменитый туркменский батыр Ниас, родом из прибрежных кочевий, находившийся на службе у хана. По этому поводу был устроен пир. Во дворе крепости приготовили огромный казан плова, на который ушли целиком два барана, так что до отвала наелись все, даже рабы. Ниас сказал, что хана ввели в заблуждение, наговорив ему о русском флоте и крепости, которую почти уже построили, но он сам разуверил его в этом, и теперь не сегодня-завтра посла позовут ко двору. Дело казалось верным, но минула неделя, а потом уж и середина ноября подошла, а никаких посланцев от хана не было.

Наоборот, сведения из Хивы шли неутешительные – хан собирался на охоту, уже готов был его караван. Тешиться в поле он рассчитывал месяца три. Получалось, что Муравьев оставался в полной неопределенности положения на всю зиму. Это ни в коем случае не входило в его планы, и постепенно пришла мысль о побеге. Он стал уговаривать Сеида примкнуть к разбойничьему каравану, бросив верблюдов и все имущество в Иль-Гильди, и сулил возместить все потери, когда они выберутся к русским. Кроме того, он обещал отдать ему все подарки, привезенные для хана: перстни, часы и другие ювелирные украшения, на которых так падки восточные люди.