Владимир Гржонко - Дверной проем для бабочки

• Название: Дверной проем для бабочки
• Автор: Владимир Гржонко
• Жанр: Современная проза
• ISBN: 978-5-98358-139-5

Владимир Гржонко (род. 1960) — скульптор, писатель, журналист, сценарист. Думать, говорить и писать начал почти одновременно. С девяностого года живет в Нью-Йорке. Пришлось поработать таксистом, мальчиком на побегушках в магазине, бензозаправщиком… И только спустя десять лет он смог всецело отдаться сочинительству, написав с 2001 года три романа — «The House» («Лимбус-Пресс», 2003 г.), «Свадьба» («Амфора», 2004 г.) и, наконец, — «Дверной проем для бабочки». Автор множества рассказов и сценариев, в настоящее время он трудится над новыми литературными проектами и одновременно работает редактором и сценаристом на популярном нью-йоркском русскоязычном радио «ВСЁ». Семнадцать лет в США оказали несомненное влияние на его личность и творчество. Он как бы завис между двумя культурами, создавая в этом пространстве свои собственный мир. И этот «третий мир» — вовсе не смешение русских и американских литературных традиций, а новый оригинальный взгляд на внутренний, не имеющий географических границ, мир Человека.

Отдаленный потомок гениального Моцарта Билли обнаруживает в себе необычные способности. По семейному преданию, талант Моцарта не исчез с его смертью, а передается из поколения в поколение. Но Дар, который не удается реализовать в музыке, видоизменяется и обязательно проявляется в чем-то другом. Балансируя на грани реальности и навязанного подсознанием бреда, Билли попадает в детективную историю…

Роман-фантазия нью-йоркского писателя Владимира Гржонко «Дверной проем для бабочки» затрагивает самые серьезные вопросы бытия, что не мешает читателю напряженно следить за неожиданными и интригующими поворотами его сюжета.

---

Она шмыгнула носом и неловко вытерла его краем свитерка. При этом Билли на секунду увидел её голый живот и тёмную дорожку, ведущую от края джинсов к пупку. Господи, подумал Билли, чувствуя, что у него начинает покруживаться голова, а я и не обращал внимания — там, в бассейне, — что у неё такой тёмный пушок на теле. В одежде она совсем другая!

Ему даже стало слегка не по себе, настолько незнакомой показалась ему Изабелла. Но испуг этот был какой-то необычный — светлый и полный ожидания. Наверное, так пугаются долгожданного письма… Но на всякий случай он улыбнулся и довольно ласково сказал:

— Конечно, не следовало прятаться в моем кабинете, но бояться вам совершенно нечего. Вы, вероятно, шли в кабинет к тётушке за чеком и просто ошиблись дверью. Верно?

Билли искренне был готов поверить в это простое объяснение, но в то же время вдруг почувствовал: если она признается, что оказалась здесь совершенно случайно, то он… Да, наверное, он будет разочарован. Впервые он посмотрел ей в лицо, заглянул в глаза. Эта новая, почти незнакомая Изабелла очень нравилась ему, хотя и оказалась здесь совершенно некстати. Впрочем, он догадывался, что после его слов она сейчас же убежит и чудо закончится. Это письмо было адресовано не ему. Но вместо того, чтобы уйти, Изабелла оглядела кабинет, бросила беспокойный взгляд на дверь и сказала:

— Мне просто стало страшно. Мне всегда страшно, когда я чего-то не понимаю. Я здесь уже вторую неделю, но ничего не могу понять.

Билли видел, что лицо у неё некрасивое. По крайней мере не такое, какое он мог бы себе вообразить. Длинный нос, желтоватые неровные зубы и тонкие губы с крапинками угрей по краям. Только глаза, расширенные от непонятного, почти детского ужаса, были хороши. Не хуже сосков. Билли стало жаль эту перепуганную дурочку. Её, конечно, придется уволить.

— Я получаю две сотни только за то, что каждое утро плаваю вместе с вами в бассейне под присмотром мисс МоцЦарт. Только пять минут! И всегда под её присмотром! А потом ваша чёрная Леди наливает мне на кухне чашку кофе и всё, меня выпроваживают за дверь. Сначала я только посмеивалась: мало ли какие у богатых людей причуды. Подумала даже, что, может быть, мисс — ваша престарелая жена и… Мало ли… Это ведь хорошие деньги — двести долларов за пять минут, да и плавать я люблю. Но… Но вот сегодня…

Неужели, подумал Билли, неужели она… Значит, ему не показалось, и Изабелла действительно смотрела на него так… Знакомый нехороший ознобчик пробежал по телу и забился куда-то в низ занывшего живота. Билли содрогнулся. Он совсем не хотел уступать подлому инстинкту, принявшему образ этой неказистой девицы. Но почему её так трясет? Чего она испугалась?

— У вас это…

Чувствовалось, что она не решается выдавить из себя какие-то ужасные слова. Но не произнести их она тоже никак не может. А у Билли вдруг отпустило низ живота, но ударило выше, под желудок: он тоже заразился ее страхом, неведомым и оттого ещё более жгучим. Ему даже захотелось, чтобы она больше ничего не говорила, а сразу же ушла и оставила ему свой обычный утренний образ.

Изабелла снова попыталась было что-то сказать, но расплакалась. А когда окончательно растерявшийся Билли решился наконец взять ее за руку, вдруг резко отпрыгнула. Сейчас она казалась уже не испуганной, а почему-то оскорбленной. Видимо, это новое ощущение придало ей сил.

— Не трогайте меня, я сама видела! Я же училась медицине! Три курса! Вы… То, что у вас на ногах и животе… Эти следы… Скажите мне честно, это проказа, да?!

О, господи! Билли почувствовал, что готов расхохотаться, но сдержался: смех вполне мог перейти в истерику. Перед выступлением ему нужно быть в форме. А он-то, дурак, подумал было… Вот, оказывается, куда она смотрела с таким интересом и удивлением! Ну как он должен поступить? Выгнать к чертям эту идиотку или?.. Так и не додумав эту мысль, Билли вспомнил её выразительные соски, дорожку тёмного пуха, выбегающую из джинсов и то, как она смеялась сегодня под водой… И рассмеялся сам.

— Я совсем не болен, Изабелла! То есть, по крайней мере, ничего дурного и заразного у меня нет, ручаюсь. А следы… я вам сейчас покажу, от чего эти следы…

Билли помедлил, но девица смотрела на него по-прежнему недоверчиво и возмущённо-испуганно. Он и сам не мог понять, почему это так его задело. Плевать на девицу, тётушка легко найдет ей замену, но… Боль из области желудка незаметно переместилась в голову, и Билли вдруг захотелось разрыдаться. Поэтому он торопливо распахнул халат (Изабелла отступила ещё на шаг) и, хмыкнув, расстегнул и опустил брюки. В свое время тётушка Эллен приложила немало усилий для того, чтобы «это» нигде ему не натирало. Но, как она ни старалась, следы — а теперь уже многолетние мозоли — всё равно оставались, и он привык к ним, как скрипач привыкает к мозоли от скрипки под подбородком. Билли весело взглянул на Изабеллу и, видя её полуобморочное изумление, изо всех сил стукнул себя кулаком между ног. Раздался глухой звук, какой и должен издавать обложенный мягким пластиком и плотно прилегающий к телу металл.

Глава вторая

Это неправда, что Карлосу не нравились женщины. Наоборот, очень нравились. Но с некоторых пор только белокожие и светловолосые. И, хотя там, где он вырос, почему-то считалось, что такие женщины очень холодные и в семейной жизни только и делают, что спят да моются, они всё равно казались ему очень соблазнительными. Карлос даже подозревал, что именно эта их холодность его и привлекает. Женщины его родины — распаренные, извивающиеся, стонущие под мужчиной, скользкие от страсти, колышущие грудями и задами, горячие, темноволосые — перестали его интересовать. Их любовь была пахучей и жаркой, как и вся тамошняя жизнь. Не за этим Карлос пробирался в Нью-Йорк! Правда, кроме того единственного случая, он никогда не дотрагивался до высоких и длинноногих светловолосых женщин — недоступных, как манекены в витрине роскошного магазина. Но зато здесь, в Нью-Йорке, он часто мог их рассматривать, иногда даже с очень близкого расстояния — настолько близкого, что ощущал их запах, приятный, немного искусственный, совершенно без примеси пота и ещё чего-то терпкого, чем пахли все те женщины, которых он знал раньше. Он подозревал, что у этих тоненьких белокожих женщин и волосы-то на теле по-настоящему не растут. Как у манекенов!

Поселившись в Нью-Йорке, Карлос стал подрабатывать в строительной компании. В тот день их бригаду послали в большой магазин готовой одежды. Карлос вместе с другими перетаскал на свалку несколько десятков этих самых манекенов. Манекены были в основном женские, в натуральную величину, белые, гладкие, приятно пахнущие духами и пластиком. Конечно, в присутствии друзей-приятелей — дурачка Хозе и толстяка Джо — он точно так же, как и они, хихикал, хватая манекены за холодные маленькие груди и бил их ногой так, что отлетали улыбающиеся безволосые головы. Но когда дурачок Хозе повалил одну из больших кукол на землю — ту, у которой были широко расставлены ноги, — и сам завалился на нее, двигая выпуклой задницей и преувеличенно тараща глаза, в душе у Карлоса что-то дрогнуло: слишком уж похожей показалась ему эта пластиковая худышка на ту самую… и он чуть не побил дурака. Толстый Джо, кажется, что-то сообразил и хотя заслонил Хозе, бормоча про возможные неприятности, но потом таскал манекены уже без всяких шуток, хмуро поглядывая на недоумевающего приятеля.

Карлос тогда еле дождался конца рабочего дня, сказал Джо, что не повезет сегодня всю компанию, как это было у них заведено, домой, что у него дела. Толстяк понимающе и почти оскорбительно для Карлоса улыбнулся и потащил дурачка Хозе к станции метро. Карлос выждал ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы выкурить сигарету до самого фильтра, и юркнул в переулок, где в больших железных кузовах лежал готовый к отправке строительный мусор. Она — Карлос почти сразу назвал ее Мэри в честь той, безымянной, тоже названной им про себя Мэри, — лежала на куче строительных осколков и тряпья. Розовая в тусклом косом свете фонаря, она казалась бы совсем живой, если бы не грубо прикрепленные руки и неестественно вывернутая голова. Но это ерунда! Главное, что она почти не пострадала: несколько царапин не в счёт…

Карлос и сам не очень понимал, что с ним происходит. Неожиданно задрожавшими потными руками он обнял Мэри и прижался к её груди, к жёсткому выпуклому лобку. Запах был все тот же, только на этот раз с примесью сухой пыли от штукатурки, и, пока Карлос тащил её к своей машине — огромному разваливающемуся шевроле, — этот запах внушал ему странные ощущения. Карлос казался себе то извращенцем-насильником, то почему-то похитителем трупов. Он открыл багажник и уложил туда Мэри аккуратно и чувственно, как укладывал бы в брачную постель невесту. А сам уселся за руль, но ещё долго не заводил двигатель, бессмысленно глядя в темноту.