Наталья Александрова - Крест командора

• Название: Крест командора
• Автор: Наталья Александрова
• Жанр: Детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-089986-9

Размеренная, тщательно налаженная жизнь Полины Моргуновой в одночасье дала трещину. Любимый муж погиб в автокатастрофе, фирма на грани разорения, а будущее не сулит ничего, кроме одиночества и нищеты. Но судьбе, казалось, было этого мало, и после смерти Ильи вокруг вдовы начинают происходить странные события.

А началось все с того, что Полина обнаружила в тайнике стола записку от покойного мужа загадочного содержания, а позднее получила от него необычную посылку – холщовый мешочек с набором странных, бесполезных на первый взгляд вещиц. Но Илья был человеком дела и никогда не совершал бессмысленных поступков. Что он хотел ей сообщить? Для чего оставил такое экзотическое послание?

На пути к разгадке тайны Полину будет подстерегать множество неприятных сюрпризов, но страстное желание во что бы то ни стало разгадать головоломку придавало ей смелости, а еще помогали предметы из холщового мешочка, как будто муж приходил на помощь, подсказывая следующий шаг. Найдет ли Полина ответы на все вопросы и что ее ожидает в конце этого пути?

Ранее книга выходила под названием «Мальтийская головоломка»

---

Значит, Приветнинский – вовсе не фамилия человека. Это место – Приветнинское, то, куда они с Ильей ехали в день его гибели…

Полина вскочила, бросилась к книжному шкафу – к счастью, он был не антикварный и Казимир на него не польстился. На нижней полке нашла сложенную вчетверо карту Ленинградской области, развернула ее на обеденном столе, уставилась в верхнюю половину и почти сразу нашла неподалеку от Зеленогорска поселок Приветнинское. От севера города до него действительно было примерно шестьдесят километров…

Так вот, значит, куда они ехали в тот роковой день! Но зачем? Чтобы повидать неизвестного ей Ивана, зачем же еще! Но ведь выходит, что Илья опасался чего-то, подобного аварии, беспокоился за свою жизнь. И ничего ей не сказал…

Полина прерывисто вздохнула и прижала руки к груди. Понемногу сердце успокоилось. Муж просто не хотел ее пугать. И повез в Приветнинское, чтобы показать дорогу к этому самому Ивану. Возможно, если бы они успели повидаться, он убрал бы записку из тайника.

Теперь хотя бы ясно, что ей надлежит сделать в первую очередь – повидать таинственного Ивана и выяснить у него все, что можно.

Надо же, похоже, Илья предвидел, что его дорогие сотрудники ничем ей не помогут, потому и оставил свои последние распоряжения у верного человека. Фамилии Ивана муж не назвал, написал только непонятное слово «Дружба». Причем в скобках. Что за дружба такая? Ладно, там, на местности, и будем определяться.

Но как? Полина задумалась. До Приветнинского нужно ехать по Приморскому шоссе, электричка туда не ходит. А ведь Полина сейчас без колес. Наверное, есть рейсовый автобус, но он наверняка редко ходит. Такси туда, конечно, не поедет, а если и поедет, то заломят несусветную цену, а у нее в кошельке едва наберется пятьсот рублей. И потом, она же не знает точного адреса, не гонять же таксиста по всей округе… В конце концов, можно попросить кого-нибудь из знакомых отвезти ее. Правда, подруг у Полины не было, она просто не могла себе позволить с кем-то близко общаться. Да и не хотела. Она не любила ночные клубы и рестораны. Илья тоже их не слишком жаловал, он много работал и любил отдыхать дома, в тишине. Знакомый… Но ему придется объяснять, для чего ее потянуло за город. И неизвестный Иван может быть недоволен, что она притащит с собой постороннего. И ничего ей не скажет. Просто не признается, что был знаком с Ильей.

«Нужна машина», – поняла Полина. Взять напрокат? Платить нечем. Однако можно попробовать обратиться к Лешке Копейкину…

И тут Полина схватилась за горящие щеки. Кира Яковлевна! Как же она про нее забыла? Единственный не то чтобы родной, а близкий ей человек, женщина, знавшая ее в детстве, хорошо помнящая ее мать… А она, Полина, не нашла трех минут, чтобы позвонить человеку и сообщить о своем горе. На похороны не позвала… Впрочем, Кира Яковлевна теперь редко выходит из дома, все же возраст – под восемьдесят, она все равно бы не пришла…

Полина плохо помнила свою жизнь в Петербурге, ее увезли отсюда трех лет от роду. В смутных и отрывистых детских воспоминаниях остались пыльный перрон, вокзальная суета, она на руках у вкусно пахнущей женщины с хорошо уложенными седыми волосами. Женщина очень высокая, потому что асфальт перрона далеко-далеко внизу. Маленькая Полина прижимается к женщине, потому что ей нравится запах духов и потому что погода вдруг неожиданно испортилась – солнце ушло за тучу, подул резкий холодный ветер. Мама, торопясь, достает из сумки свой свитер и напяливает его на Полину через голову, а та, испугавшись темноты, кричит на весь перрон:

– Ой, где я? Меня нету, я совсем пропала!

Кира Яковлевна просовывает Полинину голову в ворот свитера и целует в обе щеки, так что потом на щеках остаются следы ярко-красной помады. Полине они очень нравились, она полдороги не давала маме себя умывать. С тех пор они долго не виделись с Кирой Яковлевной, потому что Полина с родителями жила в маленьком городке, который не на всякой карте есть. В Петербург они с мамой никогда больше не приезжали. О Кире Яковлевне напоминали только открытки. Красивые большие глянцевые открытки: на Новый год – с Дедом Морозом, красавицей Снегурочкой и заснеженными часами на Спасской башне, на Восьмое марта – с различными цветами. Весенних праздников было больше, открытки приходили чаще, Полина с мамой вырезали из них цветы, наклеивали на картон и делали красивый букет. Или пририсовывали корзину с длинной ручкой. Полина считала открытки подарками от бабушки, но мама объяснила, что Кира Яковлевна просто приходилась им раньше соседкой по квартире.

Мама умерла, когда Полине было шесть лет, и все последующее время девочка не любила вспоминать. Открытки от Киры Яковлевны приходили все реже. Иногда Полина писала ей сама. Потом связь надолго прекратилась, и только после замужества, когда Илья привез ее в Петербург, они встретились. Кира Яковлевна жила по-прежнему одна, в той же квартире. Она сильно постарела, но никогда не жаловалась на судьбу. Полина забегала к ней изредка, приносила что-нибудь к чаю, дарила мелкие подарки. Кира Яковлевна заменяла ей родню.

Полина подошла к телефону, раздумывая, как бы поделикатнее сообщить пожилому человеку о смерти Ильи, но аппарат затрезвонил сам.

– Полиночка… – раздался в трубке вовсе не старческий, а твердый низкий голос. – Деточка, я уже четвертый день не могу до вас дозвониться! У тебя все в порядке, вы с Ильей здоровы?

Ну вот, Кира Яковлевна позвонила сама. Как чувствовала!

– Не… не совсем, – промямлила Полина. – Знаете, я, пожалуй, к вам приеду!

Пожилая женщина – вот умница! Все поняла, не стала ахать и спрашивать, что же такое случилось. Просто сказала: «Жду!» – и положила трубку.

Кира Яковлевна жила в старом доме на улице Рубинштейна, возле Пяти Углов. Полина прошла мимо знаменитого Театра Европы, перед которым, как всегда обсуждая очередную постановку режиссера Додина, роились завзятые театралы, свернула в знакомую арку и оказалась в большом круглом дворе.

Когда-то, до революции, это был доходный дом с приличными квартирами, которые занимала «чистая» публика – чиновники средней руки, владельцы магазинов в Гостином Дворе. О том времени говорили светлые просторные подъезды с полами, выложенными узорной плиткой, высокие окна, лестницы с коваными перилами. Но теперь в районе обитала в основном беднота, много было коммунальных квартир, что наложило на «жилой фонд» неизгладимый отпечаток. Кованые перила были местами проломаны, стены исписаны ненормативной лексикой и покрыты соответствующими рисунками, узорная плитка полов выщерблена. Но главное, подъезды навеки пропитались запахом подгоревшей еды и кислой капусты, запахом кошек и хлорки – одним словом, отвратительным запахом запустения и бедности.

Полина, стараясь не дышать, поднялась на четвертый этаж и позвонила в знакомую дверь.

Лет двадцать назад на этой двери, как на дверях тысяч питерских коммунальных квартир, висел целый иконостас звонков. Но понемногу жители квартиры расселялись, переезжали в спальные районы или, как сама Полина, в другие города, кое-кто из жильцов умер, так что сейчас на двери остались всего три звонка, по числу обитателей квартиры, и соответственно три таблички с фамилиями: «М.М. Подмишкин», «А. Копейкин» и «К.Я. Вишневская».

Едва Полина нажала на кнопку, за дверью послышались шаркающие шаги, скрип замков и засовов и дверь распахнулась.

Кира Яковлевна с возрастом заметно усохла, но все еще оставалась прямой и представительной женщиной. Она прижала к себе Полину, затем отступила, внимательно оглядела ее и проговорила:

– Выглядишь неважно. Ну ладно, пойдем в комнату, не в коридоре же нам разговаривать!

Полина следом за ней вошла в полутемную прихожую, едва не споткнувшись о сложенные друг на друга автомобильные колеса. Прежде чем добраться до комнаты Киры Яковлевны, они миновали две запертые двери с висящими на них амбарными замками – собственность оборотистого Подмишкина.

Михаил Подмишкин, которого, само собой, и соседи, и случайные знакомые называли Мишкой Подмышкиным, в квартире почти не появлялся. Когда-то он занимал здесь самую маленькую комнатку возле кухни, но потом старейший обитатель квартиры, диктор радио Василий Никандрович Полубесов скончался, освободив светлую двадцатиметровую комнату, и Подмишкин помчался в райисполком, где предъявил целый ворох бумаг, которые доказывали, что его собственная комната совершенно непригодна для жилья. Кроме этих бумаг Мишка принес начальству еще кое-что, так что вопрос был решен в его пользу и Подмишкин стал владельцем двух комнат. Затем, когда маленькая Полина с матерью уехали в другой город, неутомимый Подмишкин снова понесся в исполком. На сей раз он по бумагам оказался многодетным отцом (хотя никто из соседей никогда не видел даже его жены) и вскоре получил третью комнату. Понемногу он завладел и остальной площадью, так что сейчас ему принадлежали пять комнат из восьми. Подмишкин очень гордился своей недвижимостью и вынашивал наполеоновские планы – хотел обменять свои пять комнат на пятикомнатную квартиру в новом элитном доме. Пока желающих на такой обмен не находилось, всех отпугивало мрачное окружение, но Подмишкин не унывал. На четыре двери он повесил замки, в одной комнате появлялся два-три раза в месяц.