Алексей Югов - Ратоборцы

• Название: Ратоборцы
• Автор: Алексей Югов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-092541-4

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.

Знаменитый исторический роман-эпопея повествует о событиях XIII века, об очень непростом периоде в русской истории. Два самых выдающихся деятеля своего времени, величайшие защитники Земли Русской – князья Даниил Галицкий и Александр Невский. Время княжения Даниила Романовича было периодом наибольшего экономического и культурного подъёма и политического усиления Галицко-Волынской Руси. Александр Невский – одно из тех имен, что известны каждому в нашем Отечестве. Князь, покрытый воинской славой, удостоившийся литературной повести о своих деяниях вскоре после смерти, канонизированный церковью; человек, чьё имя продолжает вдохновлять поколения, живущие много веков спустя.

---

– Даниль! – с невыразимой скорбью вскричала она. – Неужели именины твои будут среди поганых?

Князь рассмеялся.

– Что ж делать! – сказал он. – Уж так довелось! – И, успокаивая ее и отводя на другое, промолвил: – Вот и расстроила и огорчила меня! А ведь я, хатунь моя, ханша моя, шел беседовать, шел советовать с тобою много!

– Да? Да? – проговорила, радуясь, Анна и, чтобы загладить скорее вину, поспешно отерла дрожащими руками заплаканные глаза свои. – Эзитурмен – я слушаю, господин мой!

– Шел беседовать с тобою о яблоке Париса, – сказал князь.

В дворцовой церкви о полудни митрополит Кирилл отслужил напутственный молебен, благословил князя. Затем, перейдя в большую столовую палату, посидели в ней молча с мгновенье времени и поднялись, и князь стал прощаться с женою, с братом, с боярами ближними, с чадами и домочадцами.

Когда он поцеловал Анну, она взглянула на него и чуть слышно сказала:

– Я провожу тебя… до столпа только!..

Он жалостно посмотрел на нее.

– Не надо, княгиня моя мила, Анна… дальние проводы – то лишние слезы, – так сказал он, и она потупила очи свои и ничего, ничего не сказала ему более.

Склонив голову перед старшим, принял прощальное лобзанье его брат Василько и, тяжело вздохнув, глянул ему в глаза своими синими ясными глазами и молвил:

– Все, что наказывал мне, брат мой и господин, то все будет свято!

И отошел.

– Прощайте, сыны! – проговорил князь, одного за другим на краткий миг привлекая головою к плечу своему и целуя.

– Прощай, государь! Прощай, отец! – один за другим ответствовали ему сыновья и, поклонясь, отходили.

Опустя очи долу, пасмурные стояли все четверо Даниловичей.

Старший, Лев, – могучий мышцею и уже отведавший битвы юноша. Был тот Лев и лицом, и обликом, да и складом души своей более в деда своего, Романа Мстиславича: ростом не так велик, а плечьми широк, с головою крупной и угловатой, темноволосой и коротко остриженной; лицом красив, черноок; нос немного с горбиною. В битве старший Данилович являлся яр, в гневе – лют, а и гневлив не по возрасту! Скрытен. И не столько дружили с ним, сколько опасались его молодые сыны боярские, да, пожалуй, и братья!

Двумя годами по нем – Роман. Сей Данилович был не отрок уже, но еще и не юноша. Стройный, гибкий и темно-русый. Душой бесхитростен. Любил прямые пути. Слова своего не ломал. Бывало, накатывало и на него, но отходчив был Роман и не злопамятен.

Двенадцатилетний Мстислав, златокудрый и синеокий, пылкий и звонкоголосый мальчуган, любимец дяди своего, Василька, бояр всех, да и матери баловень, был лицом похожее всех на отца, но и сильно пробивалась в нем гордая и кипучая кровь синеокой бабки, отцовой матери, Анны Мечиславовны, вдовы Романа Великого, в девичестве княжны польской.

Однако дядько Мирослав, тот более, чем ко всем остальным княжичам, прилепился душою к младшему Даниловичу, одиннадцатилетнему Шварну. Шварно – то было княжое имя ему. А христианское – Иоанн.

Четыре года всего назад были княжичу постриги, и посадил его старый Мирослав на коня, и перевели на мужскую половину. И великое было веселье в Холме!

Немного хлипок был здоровьем и тонкокостного склада младший. Но всячески старался укрепить и закалить светлорусого своего любимца Мирослав.

– Погодите еще, – говаривал Мирослав, – возрастет мой Иван Данилыч и бестрепетен будет в битвах! Но к православным столь же легкосерд будет, акы отец!

Легкой, стыдливой поступью подошла проститься Дубравка. Девочка была точно ландыш. Ей еще и десяти не было.

Князь положил свою ладонь на худенькое плечо, и она вся так и приникла к нему. Отец дотронулся рукою до золотых косичек, переплетенных алыми вкосничками.

– Ну, княжна! – проговорил он, и тут впервые голос его заметно дрогнул.

– Тату! Не уезжай! – срывающимся голосом проговорила она и заплакала.

– Доню! – горестной улыбкой сопровождая слова свои, негромко воскликнул князь и посмотрел на бояр. Но все они, потупя взоры, стояли, будто не видя ничего и не слыша. – Доню! – повторил князь. – Того нельзя… крохотка моя!..

Золотистые, теплые очи ее – отцовские – глянули на него, полные слез.

– Уплаканко мое! – сказал он и погладил ей голову.

– Тату!.. Тебя все слушают… ты все можешь! – не уезжай!

Точно острый нож прошел по сердцу князя. Он поспешно поцеловал ее и взглянул на княгиню. Анна Мстиславовна подошла и бережно увела разрыдавшуюся Дубравку.

Когда подошел черед прощаться боярам, Кирило-печатедержатель вдруг молча упал в ноги князю. Князь вздрогнул. Канцлер же сызнова, троекратно, земным и молчаливым поклоном простился со своим князем.

А когда поднялся, то крупные слезы капали на седую бороду.

– Данило Романович! – сказал он просто, не титулуя, не именуя князем. – Прости, в чем согрешил пред тобой!

– И меня прости, Данило Романович! – сказал еще один из бояр и тоже упал в ноги князю.

За ними же – другие бояре, и домочадцы, и слуги. Послышались рыданья и всхлипыванья.

Прекрасное лицо Даниила задергалось.

– Што вы?.. Што вы? Полноте! – молвил он. – Не по мертвому плачете!

Престарелого Мирослава он удержал от земного поклона.

– Полно, отец, – сказал он. – Ты прости меня, коли в чем тебя обидел!

Анна хотела, видно, ступить к нему и что-то сказать, но вдруг пошатнулась и упала, точно подкошенная, и уже близ самого пола подхватил ее старший Данилович.

Кинулись к ней. Побежали за лекарем.

Старик Мирослав наклонился над Анной, приказал поднять окна.

– Не бойся, Данило Романович! – успокоил он князя. – То беспамятство со княгиней… оморок с нею.

И слова его подтвердил не замедливший предстать перед князем придворный врач, армянин-византиец Прокопий, некогда прославленный врач императора византийского Ангела Исаака, бежавший вместе с царевичем Алексеем к Роману в Галич, когда заточен был и ослеплен император Исаак.

Прощупав пульс на руке у княгини, Прокопий на древнегреческом произнес:

– Государь! Сердце императрицы приняло чрезмерно много ударов. Но в данный миг жизнь ее вне опасности.

Даниил пытливо-тревожным взором взглянул в лицо медика.

Прокопий не отвел глаз и уверенно и спокойно сделал отрицательное движение головой.

Даниил склонился над Анной, молча поцеловал бледный, холодный лоб и поспешно покинул внутренние покои дворца.

Четверо сынов сопровождали князя верхом на расстоянии двух верст.

Здесь он еще раз простился с ними.

– Ну, орлята мои, – сказал он, – ждите! А не вернуся – то Васильке старей всех! Ему заповедал блюсти державу и Русскую Землю стеречь! Вам же Васильке – в мое место! Лев! Тебе – в Галиче. А Василька Романовича слушай во всем! Да поберегите мать… Ну прощайте!..

2

Киев! – золотого кимвала звоном прозвенело дивное слово!

Даниил придержал коня. Перевели на шаг и прочие всадники. Кончился западный боровой просек. Выехали на уклон каменистого взгорья.

– Киев – мати городов русских! Днепре Словутичю!.. Почайна, Лыбедь и Глубочица!..

Князь задумался… Многое – о, как многое! – нахлынуло в его душу!

…Отсюда – с днепровских высот – Владимир, князь Киевский, Святославич, древлий предок его, сперва притрепетав обоих императоров византийских, затем даровал им союз и мир. Сюда прибыла к Владимиру отданная ему в супруги сестра императоров. Отсюда Владимир Великий мечом добытую веру, а вместе с нею и светочи древней Эллады, угасавшие уже тогда в костеневших руках Византии, простирал, раскидывал щедро, ревностно, яро, крестя огнем и мечом…

На этих вот бирюзовых волнах, низринутый, плыл, покачиваясь ничком, бог грома, Перун, – деревянный, с серебряной головой и золотыми усами. Вот там, возле Боричева, истукан, привязанный к хвосту лошадиному, был стащен с горы. И двенадцать мужей на глазах потрясенных киевлян били его жезлом. И совлекли Перуна, и кинули в Днепр.

И гнали падшего бога вниз по Днепру, отталкивая шестами вплоть до самых порогов.

А там киевляне – а было же их без числа! – приняли от епископов византийских крещение в Днепре.

И послал тогда князь Владимир брать детей именитых, дабы отдать на учение книжное. И плакали матери, как по мертвым!..

Вскоре былая гроза Восточного Рима – народ русский стал могучим щитом, стал оплотом Эллады.

Народ русский! – люди, потрясающие секирой на правом плече, народ, архонты которого именуются – Ярославы, Ростиславы и Звениславы, люди – Рус, у которых русые волосы и светло-голубые глаза; воины, лютые в битвах; бойцы, которые в яростном, смертоносном и распаленном духе не обращают внимания на куски своего мяса, теряемые в сраженьях, – так, дивясь, благодарствуя, трепеща, писали о русских своих союзниках византийцы.

Такое читал и перечитывал многократно, еще будучи отроком, «герцог Даниэль» в одном из латинских манускриптов у аббата Бертольда, королевского капеллана, преподававшего им латынь – ему и королевичу Бэле.