Алексей Ельянов - Просто жизнь

• Название: Просто жизнь
• Автор: Алексей Ельянов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

Это книга о любви и становлении молодой семьи, о родительском и сыновнем долге. Главный герой романа — наш современник, прошедший путь от рабочего до историка. Его интересуют проблемы общения, традиций, семейного уклада жизни. В преодолении трудностей мужает, развивается характер Петра, происходит становление его человеческого, гражданского самосознания.

---

— Спасибо, что не поленился вернуться за мной из Палеха… — сказала Ольга. И снова стала рассказывать о себе, то подшучивая над собой, то сожалея, что как-то не так у нее все получается в жизни. Вспоминала работу, встречу недавним утром. Первых посетителей.

К первому посетителю Ольга всегда относилась особенно, почти так же, как и к своему самому-самому первому «клиенту» еще во время учебной практики. Она ждала его напряженно, всем существом.

— А ты, наверно, равнодушный человек?

— Бываю и таким, что на все наплевать.

— Но когда станут бить тебя, ты будешь звать на помощь?

— Естественно. А может, просто взмолюсь… А может, сам постараюсь убить…

— А если бы напали вот сейчас, вот сейчас?.. — спросила Ольга шепотом, вглядываясь в полумрак, окружавший костер.

— Боишься, что не смогу защитить?

Она молчала. Петр невольно стал поглядывать по сторонам.

— Вообще-то, я сама могу защищаться, — сказала Ольга. — Я уже привыкла, что мужчины теперь плохие защитники.

— Видишь, каким ненадежным человеком я тебе кажусь. Я дрался не раз, и уж если придется, попробую стоять до конца, но лучше не надо… Не хочу я этих экспериментов. Мне противна власть физической силы, хоть это и культивируется, и даже модным считается…

— А не получится так, что люди станут хиляками и вымрут? — спросила Ольга.

— Никогда. Сила может быть приятной, радостной, она страшна не сама по себе, смотря на что ее употреблять, к чему приучить. Настоящая сила — бережная.

— Ты хочешь идеала, а его нет и не может быть.

— Да, я хочу идеала. Верю в него и не верю. И вообще, я, наверно, переходный, так сказать, тип…

— Что ты имеешь в виду?

— Попробую объяснить, хоть это трудновато. Это дебри для меня. Я больше стремлюсь к середине… доверяю интуиции своей, а она… даже не знаю, на чем основана: там и знания, и чувства, и ясность, и туман. Если отдаваться только своим страстям, беззаветно, безотчетно… но и это не в моей природе. Я и взвешиваю отчасти, и доверяюсь сердцу, — много, наверно, всякого намешано в моей крови: и славянского, и восточного…

— Откуда в тебе Восток?

— От татаро-монгольского ига, конечно. Когда я попробовал вырастить бороду, сразу во мне проклюнулся татарин, — улыбнулся Петр.

— Значит, в тебе должно быть и стремление к многоженству, — засмеялась Ольга.

— Я не прочь завести гарем, но уж очень хлопотно, да и не прокормлю…

— В наше время женщины прокормят, — в тон шутке ответила Ольга.

— Ой, не в куске хлеба, так в отношениях запутаешься. С одной-то женой неизвестно как объясниться…

— Да, ясность — это хорошо, — вздохнула Ольга. — А как ты считаешь, есть на свете счастье?

— Должно быть. Я испытывал, и не раз.

— Разве это счастье, когда оно посветит чуть-чуть и пропадет?

— Счастье, наверно, не бывает беспрерывным, как все в жизни. Я считаю себя счастливым человеком, что бы со мной ни происходило.

— А я вот несчастливая.

— А может быть, все дело в отношении к счастью? Есть счастливые натуры, которые легко забывают беды и даже очень плохое могут превратить в хорошее. В счастье надо очень верить…

— Я даже когда смеюсь, не чувствую себя счастливой. А чему особенно радоваться? Работа, как у всех. Домашние цела не переделать… На танцах скучно, да и не по возрасту они мне, в кино каждый день не победишь, книги читать некогда, и потом одно дело литература, другое дело жизнь. На стройку если куда ехать, так, наверно, там то же самое…

— А сейчас тебе плохо?

— Сейчас нет.

— Почему же ты не устраиваешь себе такие вылазки?

Не знаю. Может быть, просто ленивая я, а может… даже не знаю. Иногда завидую своей напарнице в парикмахерской. То французскую помаду ищет, то модное платье, то ковер. Добывает, как очумелая.

— Нужны какие-то сильные чувства, увлечения, страсти.

— Откуда их взять?

— Подожди, поищи, откроешь, может быть, и талант.

— Уж прямо и талант. С чего бы это?

— А мне кажется как раз, что ты очень талантливая.

— Ну, в чем?

— Хотя бы в своем деле. Мне еще никогда не было так хорошо, сидеть в парикмахерском кресле, как у тебя.

— Подумаешь!

— Что значит «подумаешь»? Так выполнять свою работу может только талантливый человек. А твое отношение к людям… Я сразу начал с тобой разговаривать о жизни, о самом главном… это редкий талант — уметь общаться, как ты. Уж сколько я бываю в пути, сколько было всяких встреч, но с собой в дорогу… тебя взял… И вообще, ты знаешь, это большая беда, если человек не ценит то, что имеет. Теперь, мне кажется, это распространенное явление.

Ольга выслушала Петра и негромко произнесла, как во время игры в прятки:

— «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной — кто ты такой?»

— Именно! — подхватил Петр. — Кто ты есть на самом деле? Как важно это знать… Я очень люблю людей на своем месте — пахарь так пахарь, пекарь так пекарь, философ так философ по-настоящему… основателен, глубок, энергичен. Вот бы спросить каждого, все ли мы на своем месте, — сколько сразу открылось бы сил, талантов, возможностей. Вот Илья, по-моему, на своем месте. Отличный мастер на заводе.

— А в чем выход, как быть? — спросила Ольга.

— Искать, упорно искать надо себя. Не найдешь — погибнешь. А если уже нашел что-то главное, поверил — иди к цели с верой…

— Ты так уверенно обо всем говоришь, что у тебя, кажется, полное согласие во всем? — с легкой иронией спросила Ольга.

Петра это чуть-чуть задело, но виду он не подал.

— Что ты, это я только так… Желаемое хочу сделать действительным. Но пока… я еще ни в чем не утвердился, не состоялся…

— А может, и не надо затвердевать, останавливаться? Ты еще такой молодой.

— Какой же я молодой! В двадцать пять лет уже были написаны великие романы, сделаны великие открытия, выиграны великие битвы.

— Знаешь, давай лучше считать по обычному счету, так вернее…

— Не совсем согласен, но ладно. И все равно, хоть с некоторым запозданием мы сейчас начинаем общественную жизнь, двадцать пять лет — это много. Даже по себе сужу… Что я успел?.. Закончить десять классов, — Петр стал загибать пальцы, — потом год в ПТУ, потом начал суда строить, оттуда пошел в армию, а после вернулся снова в бригаду суда собирать. Да, надо еще загнуть палец на путешествия, а поездил немало на все четыре стороны… Потом поступил в университет, тоже ведь событие, да еще какое… Теперь же днем я работаю в школе-интернате, а вечером до ночи поздней грызу этот самый гранит науки… А ведь еще и боксом занимался, и велосипедным спортом, и модели кораблей склеивал, и уголек на товарной станции выгружал из вагонов, еще много чего было. А ведь это только внешние зигзаги. Что-то ведь еще нас ведет…

— Ты веришь в судьбу? — спросила Ольга.

— В судьбу? Чему быть, того не миновать? — переспросил Петр. — Это все-таки слишком пассивный вариант жизни. Однажды я сидел на берегу реки, вот как сейчас, думал о своей жизни. И увидел радугу. Красивую, многоцветную, яркую. И подумал, что, быть может, судьба — это как радуга над всеми нами. Есть неизбежное — рождение, жизнь, смерть, и есть неизбежные встречи с чем-то или с кем-то. Но есть еще и другая радуга, она во мне и в каждом — это предчувствие себя, своего пути… И тогда уже мы сами что-то выбираем, окрашиваем тем или иным цветом…

— Мне нравятся эти радуги, — сказала Ольга. — Одну из них я вижу, а вот другую… которая в душе…

Ольга поправила куртку на плечах, зажмурилась, а потом быстро открыла глаза.

— Я еще хотела спросить у тебя… — и не договорила. — Ну да ладно, — неуверенно закончила она. Встала и будто бы нехотя поплелась к палатке. Остановилась у входа. — Чего только не бывает, — вздохнула Ольга. Прислушалась к похрапыванию Ильи. — Забирайся первым, — приказала она.

Петр вполз вовнутрь, в тепло. Похрустывала солома под днищем, Илья заворочался, что-то пробормотал.

— Входи, Оля, влезай, тут просторно, тепло.

Ольга юркнула в домик, чуть-чуть привыкла к темноте, увидела оставленное для нее место, осторожно перебралась через ноги Петра и на узеньком тесном пространстве все-таки умудрилась лечь скорчившись.

Петр отвернулся и закрыл глаза. Во всем теле он сразу почувствовал усталость. День был длинным, огромным. Уже в полудреме он представил себя где-то в деревне, на русской теплой печке: пахнет шубами, хлебом, брат и сестра с двух сторон… и чья-то ласковая рука гладит его по волосам.

— Не сердись на меня… — услышал он, а скорее угадал тихий шепот Ольги, и пришло к нему такое непреодолимое желание ласки, что он поймал ее руку, прижал к уху, потом к губам, потом медленно обвил слабой ее рукой свою грудь, повернулся, прижался к Ольге.

Только теперь ее рука, ее пальцы будто ожили, сжались, соединились, стиснули с неожиданной силой обе ладони Петра, соединили их и отодвинули: