Брайан Олдисс - Весна Гелликонии

• Название: Весна Гелликонии
• Автор: Брайан Олдисс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-020157-5, 5-9577-0680-9

Перед вами — одно из лучших творений Олдисса. «Космическая сага», сравнимая по масштабу, увлекательности и эпизму лишь с «Дюной» Фрэнка Герберта.

Сага о планете Гелликония, на которой каждый «великий год» — это время жизни сотен поколений. О планете, солнце которой снова и снова оборачивается вокруг более яркой звезды, неся с каждым оборотом коренные перемены климата и экологии.

Это мир, прописанный до мельчайшей детали — от военного искусства до дипломатии, от науки — до философии.

Добро пожаловать в Гелликонию!

Кроме романа, в книгу вошли вступление писателя к переизданию трилогии 1996 года, а также приложения, созданные им специально для этого переиздания.

---

Ему вскоре опротивела бессмысленная жестокость Дравога, но в то же время непрекращающаяся враждебность заключенных истощала его нервную систему. Дни, проведенные с отцом Сифансом, казались ему самыми счастливыми, хотя в то время он не отдавал себе в этом отчет. В новой суровой обстановке он тосковал по глубокой темноте, наполненной молчанием и благочестием, даже по отцу Сифансу с его осторожным дружелюбием. Дружба была не той чертой характера, которую уважал и признавал Дравог.

Одним из секторов зоны была пещера под названием Твинк. В Твинке группы заключенных были заняты тем, что разрушали заднюю стену, чтобы увеличить рабочее пространство. Этот тяжелый труд был бесконечным.

— Это рабы, а чтобы они шевелились, их нужно бить, — говорил Дравог.

Замечание надзирателя приоткрыло для Юлия завесу над прошлым Панновала: вероятно он весь был создан именно таким образом.

Груды горной породы увозили на грубо сколоченных тележках, волочить которые было по силам только мужчинам. Тележки откатывали в глубину Святилища, где Вакк нес свои воды намного ниже уровня земли. Здесь находилась глубокая пропасть, куда скидывали породу.

В Твинке была и ферма, где работали заключенные. Здесь выращивался ячмень, из которого приготовляли хлеб, а в пруду, питающемуся от источника в скале, разводили рыбу. Каждый день вылавливали определенное количество рыбы. Больную рыбу закапывали вдоль берегов, где росли огромные съедобные грибы. Их едкий запах ударял в нос любому, вступающему в Твинк.

Поблизости располагались и другие фермы и шахты, где добывался кремнистый сланец. Но свобода передвижения Юлия была так же ограничена, как и у заключенных. Он не мог выходить за пределы Твинка. Он удивился, услышав из разговора Дравога с другим надзирателем, что один из боковых проходов ведет на Рынок. Рынок! Одно это слово вызвало в его воображении полный толкотни мир, который он оставил в той, другой жизни. Он с тоской подумал о Киале и о его жене.

«Из тебя никогда не получится настоящего священника», — подумал он про себя.

Раздались звуки гонга и крики надзирателей. Заключенные напрягли мускулы. Всюду сновали фагоры, иногда перекидываясь друг с другом словом. Юлий ненавидел их. Он наблюдал, как четверо заключенных вылавливали рыбу под недремлющим оком одного из надзирателей. Им пришлось по пояс зайти в ледяную воду. Когда сеть была полна, им позволили выйти на берег и вытянуть свою добычу.

Мимо катилась тележка, груженая булыжником. Ее толкали двое заключенных. Неожиданно колесо тележки наехало на камень. Заключенный, который налегал на левую ручку тележки, споткнулся и упал в воду. Падая, он сбил с ног одного из рыбаков, тянущего сеть. Рыбак от толчка упал головой вниз.

Надзиратель заорал и стал размахивать палкой. Его фагор ринулся вперед, схватил оступившегося заключенного и поднял высоко в воздух. Подбежавшие Дравог и еще один надзиратель принялись избивать молодого парня, стараясь попасть палкой по голове.

Юлий схватил за руку Дравога.

— Оставь его в покое. Это произошло случайно. Помоги ему выбраться.

— Заключенным запрещается находиться в воде без разрешения, — злобно бросил Дравог, оттолкнул Юлия и продолжал избиение.

Заключенный, с ног до головы мокрый, да еще и весь в крови, с трудом выбрался на берег. Примчался еще один надзиратель с шипящей, оттого что воздух здесь был пропитан водными брызгами, головней. За ним, поблескивая в темноте розоватыми глазами, бежал фагор, завывая от досады, что пропустил такое развлечение. Все они пинками погнали полумертвого заключенного в его камеру в соседней пещере.

Когда суматоха улеглась и толпа разошлась, Юлий осторожно приблизился к камере. В этот момент из соседней камеры донеслось:

— Усилк, как ты себя чувствуешь?

Юлий пошел в контору Дравога и забрал ключи. Он открыл дверь в камеру, взял лампу из ниши в стене и вошел.

Заключенный лежал, растянувшись на полу в луже воды. Его голова и щека кровоточили.

Он угрюмо взглянул на вошедшего, затем, не меняя выражения лица, снова опустил голову.

Юлий с состраданием смотрел на разбитую голову, покрытую кровью. Присев на корточки рядом с юношей, он поставил лампу на пол, покрытый нечистотами.

— Пошел вон, монах, — прорычал юноша.

— Я помогу тебе, если смогу.

— Ну да, как же. Лучше оставь меня в покое.

Они некоторое время оставались в том же положении, не двигаясь и не говоря ни слова. Кровь медленно капала с головы заключенного в лужу.

— Тебя зовут Усилк, не так ли?

Ответа не было. Исхудавшее лицо было обращено к полу.

— Твоего отца зовут Киале. Он живет в Вакке.

— Оставь меня в покое.

— Я хорошо его знал. И твою мать тоже. Она присматривала за мной.

— Я тебе что сказал… — с неожиданной прытью юноша бросился на Юлия. Удары его были довольно слабы. Юлий покатился по полу, стряхнул с себя юношу и вскочил, как асокин. Он хотел броситься в нападение, но усилием воли сдержал себя. Не говоря ни слова, он забрал лампу и вышел.

— Это опасный тип, — сказал ему Дравог, ухмыляясь при виде взъерошенного Юлия. Юлий удалился в часовню и принялся молиться Акха, равнодушно взирающему невидящими глазами.

* * *

Как-то на рынке Юлий услышал легенду, впрочем известную всем священникам Святилища, о неком черве.

Червь был послан на землю Вутрой, злым богом небес. Вутра поместил червя в лабиринт в священной горе Акха. Червь был очень длинным. В обхвате он равнялся галерее. Он был покрыт слизью и легко скользил по темным проходам. Слышно было только его дыхание, выходящее из дряблого рта. Он пожирал людей. Происходило это всегда неожиданно: только что все было спокойно, затем человек слышал дыхание — а через секунду уже бывал проглочен.

Что-то вроде червя Вутры копошилось сейчас в голове Юлия. Он не мог не видеть ту пропасть, которая разделяла то, что они проповедовали, и то, что делали люди во имя Акха. Дело было не в том, что проповеди были слишком благочестивы, наоборот, их отличала голая практичность, где подчеркивались долг и служение в широком смысле. Да и жизнь была не так уж плоха. Юлия беспокоило только то обстоятельство, что жизнь находилась в противоречии с проповедуемыми взглядами.

Ему вспомнилось то, о чем говорил отец Сифанс:

— Не только добродетель и святость побуждают людей служить Акха. Очень часто это заставляет делать грех, который лежит на душе.

Это означало, что многие священнослужители были убийцами и преступниками — они были ничем не лучше заключенных. И все же они были поставлены над заключенными. Они имели власть.

Юлий с мрачным видом исполнял свои обязанности. Он стал меньше улыбаться. Он не чувствовал себя счастливым в роли священнослужителя. Ночи он проводил в молитве, а днем был погружен в свои мысли. И при каждой возможности пытался установить контакт с Усилком.

Но тот избегал его.

Наконец срок службы Юлия в зоне Наказания был закончен. Перед тем, как перейти на работу в Службу Безопасности, он должен был провести определенное время в размышлениях. Силы Безопасности, которые были составной частью милиции, привлекли его внимание, когда он работал в камерах. В его душе зародилась опасная мысль.

Пробыв лишь несколько дней в Безопасности, Юлий почувствовал, как червь Вутры зашевелился в лабиринте его мозга с небывалой силой. Ему было поручено присутствовать при допросах и пытках, благословлять умирающих. Юлий становился мрачнее день ото дня. И наконец начальники предоставили ему возможность самостоятельно вести дела.

Допросы были до смешного просты, поскольку существовало лишь несколько категорий преступлений. Люди занимались мошенничеством или воровством, или были уличены в ереси. Или их ловили в тех местах, куда было запрещено ходить. Или же они замышляли революцию. Именно в последнем преступлении обвинялся Усилк. А некоторые даже пытались убежать в царство Вутры, во внешний мир. Именно сейчас Юлий понял, что темный мир был подвержен своего рода болезни: всем, находившимся у власти, мерещилась революция. Эта болезнь была порождена тьмой, и именно она была причиной того, что жизнь в Панновале была подчинена многочисленным мелким законам. Население Панновала насчитывало почти семь тысяч человек, и каждый, включая и священнослужителей, был вынужден вступать в какую-либо гильдию или орден. Каждое общежитие было наводнено соглядатаями, которым так же не доверяли и среди которых были свои шпики. Темнота порождала недоверие, и некоторые жертвы этого недоверия с виноватым видом представали перед братом Юлием.

Юлий отлично справлялся со своей работой, хотя и ненавидел себя за это. У него было достаточно личного обаяния, чтобы усыпить бдительность жертвы, и достаточно ярости, чтобы вырвать у нее признание. Вопреки самому себе, он почувствовал профессиональный вкус к работе. И он вызывал У силка к себе только тогда, когда стал чувствовать себя увереннее.