Вильям Козлов - Ты еще вернешся, Тришка

• Название: Ты еще вернешся, Тришка
• Автор: Вильям Козлов
• Издательство: Правда
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1976

Повесть Вильяма Козлова "Ты еще вернешься, Тришка". Журнальная версия. Печаталась в журнале "Пионер" в 1976 году.

---

Солнце еще не взошло, и над лесом алело белесое небо. Было прохладно, и мокрая трава обжигала босые ноги холодной росой. На заборе сидела вертлявая сорока. Наклонив голову с блестящими точечками хитрых глаз, она смотрела на Ромку. Когда он вышел за калитку, с березы, прошуршав в молодых листьях, шлепнулся на тропинку майский жук. Он, наверное, был сонный, потому что еле-еле шевелил кривыми мохнатыми ножками и, лежа на спине, даже не смог перевернуться. Ромка поднял его и высоко подкинул вверх. Однако жук не раскрыл крылья и не полетел, а глухо стукнулся о деревянную скамейку.

Никто не встретился Ромке, пока он шел через поселок к лесу. А вот и крайняя изба бабки Пивоварихи, где остановились приезжие. Ромке хотелось перепрыгнуть через забор, заглянуть в окно, но, вспомнив про фокстерьера, прошел мимо.

Его знобило. В легкой рубашке и хлопчатобумажных штанах ему было холодно, но он знал, что это ненадолго: лишь только покажется из-за высоких сосен и елей солнце, сразу станет тепло. Испарится роса, расцветут цветы, весело затрезвонят птицы, и солнце откроет двери в новый день.

Острый сучок впился в пятку, и Ромка, ойкнув, присел на корточки. И тут же забыл про сучок: совсем близко у черного соснового пня, облепленного древесными грибами, он увидел змею, почти бесшумно ползущую по седому, усыпанному желтыми иголками мху. Вот она замерла, почуяв его, приподняла над землей точеную, тускло поблескивающую металлом головку и быстро-быстро высунула и спрятала узенький раздвоенный язык. Послышалось тоненькое шипенье. Змея предупреждала: «Не тронь меня!» Ромка не послушался и, подняв кривой сук, протянул его змее. Та громче зашипела и отпрянула. Косой луч восходящего солнца коснулся змеи, и она бронзово засветилась. Извиваясь, золотистая лента с красивым орнаментом стремительно уползала в чащу, туда, куда еще не пришло солнце.

Ромка проводил змею взглядом и пошел дальше. Он ничуть не испугался, и змея не вызвала у него отвращения, а тем более желания убить. Он хорошо знал, что змея первой никогда не нападет на человека. Чтобы гадюка ужалила, ее надо разозлить, а просто так змея не укусит.

Солнца не было видно, но уже вершины деревьев отражали его свет, а небо в просвете ветвей сделалось глубоким и синим. Посвистывали трясогузки, верещали синицы. Лес пробуждался, оживал.

Роман уверенно шагал по чуть приметной лесной тропинке. Когда сосны и ели поредели, а затем расступились, открыв лесную полянку, он остановился и, прячась за стволами, приблизился к поваленной бурей трухлявой березе. Она наискосок лежала на краю поляны. Испещренная черными пятнами сухая береза согнулась и, стоило подуть ветру, начинала поскрипывать, пощелкивать. Дятел выдолбил в березе множество дырок.

Надежно укрывшись в гуще сухих, корявых ветвей, Роман затаился. Глаза его были прикованы к другому краю полянки, где промеж пней, в траве, чернела небольшая нора. Немного в стороне под молодой разлапистой елкой птичьи кости, перья — остатки чьей-то трапезы. Над головой послышался свист крыльев. Невысоко над лесом Роман увидел большого ворона, молчаливо облетавшего свой участок леса. Наверное, ворон его заметил, потому что, снизившись, сделал круг над поляной. Черный клюв его раскрылся и закрылся, будто ворон зевнул. Тяжело махая мощными крыльями, мрачная птица полетела прочь, унося с собой на иссиня-черных перьях солнечный блеск.

Обитатели норы вылезли на свет божий, когда луч солнца, прорубившись сквозь мохнатые лапы сосен и елей, осветил поляну. Сначала из норы высунулась светло-коричневая мордочка с черным любопытным носом и двумя блестящими глазами. Нос шумно вдохнул воздух, желтоватые глаза забегали по сторонам. Затем показалось туловище и хвост. Это был лисенок. Вслед за первым, опасливо озираясь, вылезли из норы еще два лисенка. Один из них, присев на задние лапы, широко распахнул красную пасть с острыми молочными зубами и сладко зевнул. Аж глаза прижмурил. Через минуту, забыв про страх, лисята весело трепали друг дружку на солнечной поляне. В зубах одного из них оказалось обгрызенное, извалянное в песке птичье крыло. Остальные два гонялись за братишкой или сестрицей, стараясь отнять игрушку.

Роман, затаив дыхание, наблюдал за зверятами. И вдруг лисята насторожились, секунду таращились в его сторону и затем один за другим стремительно юркнули в нору. Лишь пестрое запыленное крыло осталось на полянке. Почувствовав затылком чей-то взгляд, Роман повернул онемевшую шею — он сидел на стволе, как окаменелый, боясь пошевелиться, — и увидел за своей спиной, метрах в десяти, старую лису, которая настороженно следила за ним. У ног рыжей хищницы лежала загрызенная водяная крыса.

Взгляды человека и зверя встретились. Глаза у лисы ярко-желтые, почти золотые, а узкий зрачок черный. Схватив добычу, она проворно повернулась, широко взмахнула пышным рыжим хвостом и исчезла меж маленьких сизых елок, будто сквозь землю провалилась.

Роман выпрямился и потер затекшую ногу. Он не знал, долго ли лиса стояла за его спиной, не слышал сигнала, который она подала своим детишкам, в одно мгновение исчезнувшим в норе. Не один раз наблюдал здесь Роман за потешными играми лисят, он уже научился их различать, а вот мать увидел впервые. Какой-то странный вид был у зверя: смесь тревоги, любопытства и будто бы насмешки. Страха в глазах лисы не было.

Вспоминая возню лисят и пристальный взгляд старой лисицы, Роман шел по одному лишь ему известной лесной тропинке и улыбался. Он четко различал стук дятла, попискивание юрких поползней, мелодичные трели зябликов, отдаленную трескотню сорок.

Вдруг среди толстенных красноватых стволов холодной сталью блеснула вода. Это было глухое лесное озеро, к которому и направлялся в это раннее утро Роман.

В этом глубоком озере водились черные окуни…

Озеро было небольшое, удлиненной формы. К его берегам густым поясом подступали сосны, ели, березы, осины. Нижние ветви свешивались к самой воде. В этом глубоком лесном озере водились крупные черные окуни, только их было не так-то просто поймать. Окуни не клевали на червя и другую наживку, брали только на «букана» — так называли ребята бескрылые личинки стрекоз, которые жили в черном иле. Для того чтобы набрать «буканов», нужно было опустить длинный шест у берега и намотать на него как можно больше тины, а потом все это вытащить. И тут уж не зевай: быстро выбирай в банку из черного вязкого ила «буканов», которые так и норовят сорваться в воду.

Удочка и шест были спрятаны в кустах, однако сегодня Роману не удалось порыбачить…

Когда он приблизился к полузатопленному осклизлому плоту из толстых лесин, с которого обычно ловил, то услышал в камышах встревоженное кряканье, какую-то возню, всплески. Осторожно ступая по берегу, Роман направился к тому месту. Забравшись по плечи в шуршащий камыш, он отодвинул ивовую ветвь и увидел на воде серенькую дикую утку. И утка его увидела. Дернулась, захлопала крыльями, издав хриплое кряканье, но почему-то не взлетела, а как-то странно закачалась на боку. Кося испуганным глазом на человека, птица билась на одном месте.

Подобраться к ней было невозможно, потому что берег круто обрывался. Стоило сделать шаг в темную воду — и окунешься с головой. Глубина здесь везде приличная. Роман задумчиво смотрел на утку. Она явно попалась в какой-то хитрый капкан и сама ни за что не выберется. Но лезть в ледяную воду — от одной этой мысли Романа передернуло — не хотелось. В этом озере вода не скоро прогреется. А на глубине и в жаркий день холодно.

И тут он заметил в камышах, неподалеку от утки, восемь крошечных комочков. Будто пух от камышовых шишек, покачивались они на воде, не решаясь приблизиться к матери.

Роман разделся и, чувствуя, как от ног все выше поползли мурашки, полез в неприветливую холодную воду. Утка даже не попыталась взлететь, когда он, стуча зубами, приблизился к ней. Она наклонила точеную головку к самой воде, негромко крякнула, и утята как по команде исчезли, но у нее не хватило сил нырнуть. В круглом птичьем глазу страх и страдание.

Оказавшись рядом с уткой, Роман понял, в чем дело: птица запуталась лапой в тонкой, как паутина, капроновой сети. Она намотала на перепончатую черную лапу целый клубок. Как Роман ни старался, распутать в холодной воде слипшие коричневые нити не смог. Утка покорно покачивалась в взбаламученной воде у самого его лица. Если бы Роман догадался захватить с собой нож, он разрезал бы сеть, но перочинный нож остался в кармане штанов. И тогда он, отвязав от пучка камышиных стеблей конец сети, потащил сеть к берегу вместе с уткой. И хотя до берега было рукой подать, каждый метр преодолевался с трудом: тяжелая натянутая сеть не поддавалась. Лишь на берегу, вытащив снасти, он понял, в чем дело: сеть зацепилась за осклизлую корягу.