Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1

• Название: Несущая свет. Том 1
• Автор: Донна Гиллеспи
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-305-0, 5-88590-304-2

Действие этого монументального романа-саги происходит в эпоху древнего Рима. Описываемые в нем события переносят читателя в сам Вечный Город, и на территории, где обитают германские племена. На фоне грозных событий повествуется о приключениях главных героев — дочери германского вождя Балдемара Аурианы и Марка Юлиана — сына римского сенатора, судьбы которых переплетаются самым причудливым образом.

Книга рассказывает об увлекательном мире страстей, интриг, предрассудков, языческих верований далеких времен.

---

Жизнь самого Деция до пленения была чередой незначительных успехов, перемежавшихся удивительными удачами — подарками Фортуны. Он начал свою службу как простой легионер в отдаленной римской провинции Британия. До этого он овладел навыками столярного ремесла и получил довольно утонченное образование в небольшой деревушке Этрурии, где родился, и где один знаменитый ученый, чье поместье находилось в этой местности, основал школу для мальчиков из семей скромного достатка. Отец Деция был владельцем мелкой ремесленной мастерской. Начало военной карьеры Деция совпало с началом великого восстания икенов. Он едва закончил свое первоначальное военное обучение в крепости, как какой-то оставшийся ему неизвестным начальник распорядился, чтобы воины, владеющие столярным ремеслом, срочно были переправлены на Рейн, по которому проходила граница с германскими племенами. Буквально на следующий день после отъезда Деция отряды восставших икенов под предводительством царицы Боудикки сожгли эту крепость, перерезав всех обитателей соседнего поселка, где обосновались римские ветераны. Все без исключения воины когорты Деция были убиты. С тех пор каждый вечер перед тем, как идти спать, Деций совершал положенное по ритуалу возлияние у походного алтаря Фортуны и клялся делать это вечно до конца своей жизни.

Его послали в крепость Могонтиак, где он вступил в центурию Четырнадцатого Легиона, состоявшую в основном из неграмотных земледельцев галльских деревень. Неспокойная, полная опасностей обстановка на Рейнской границе помогла Децию быстро выделиться на общем фоне, предоставив массу возможностей проявить свою отвагу. После того, как его центурия попала в одну из засад, он был удостоен венка, сплетенного из листьев дуба, за то, что спас своего товарища. Так как Деций был в своей центурии единственным умеющим читать человеком, он быстро дорос до чина центуриона. Столь стремительное продвижение по службе стало источником пересудов в Легионе, потому что Деций был еще слишком молод — двадцати трех лет от роду, а центурионы назначались обычно из среды опытных солдат с учетом выслуги лет.

Но Деция мало волновали злые языки, он воспринимал свое назначение как очередной подарок пекущейся о нем Фортуны. В довершении всех его удач одно обстоятельство наполняло его особенной гордостью — он был известен далеко за пределами крепости как единственный мужчина из своей когорты, который никогда не покупал любовь за деньги. У него просто не было никакой необходимости падать в объятия следовавших повсюду за армией женщин и пользоваться их общедоступными прелестями, лежа на кишевших блохами походных одеялах и бросая после того, как дело сделано, плату в помятые жестяные кружки, в которых уже грохотали мелкие монеты его сегодняшних предшественников. Нет, он в достаточной мере пользовался благосклонностью застенчивых дев с трепетными, как у лани, глазами, дочерей местных ремесленников и торговцев из канабы — возникшего вблизи крепости поселения. Такими поселениями рано или поздно обрастала каждая военная римская крепость. Он брал этих девушек прямо в открытом поле, где обнаженную кожу обжигает резкий северный ветер, а если ему очень нравилась та или иная девица, и она сама была не прочь продолжить их отношения, он приводил ее с собой в лагерь. Это, как утверждал Деций, было выдающимся успехом в его жизни, но армейское начальство упрямо отказывалось награждать своих солдат за такие подвиги.

А потом наступил день, когда Фортуна внезапно отвернулась от него. Он возглавлял отряд солдат Четырнадцатого Легиона, который занимался укладкой свай под фундамент земляного вала новой крепости; ее строительство велось в плодородной долине Веттерау, являвшейся воротами, ведущими в бескрайние прирейнские леса на северо-востоке германских территорий. На закате солнца, когда уже сгустились сумерки, и его солдаты были измучены тяжелой работой, из леса выбежала целая толпа диких хаттов. Маленькому отряду Деция было не под силу справиться с неудержимым потоком варваров, накативших на них, словно мощная волна. Тех римлян, которых сразу не убили, увели с собой, чтобы в лесу пригвоздить к деревьям в качестве жертвоприношения местному кровожадному богу войны Водану. Деций так и не понял, почему варвары пощадили именно его, но догадывался, что это могло произойти из-за папирусного свитка, найденного хаттами у него в сумке. Похоже, что варвары северо-восточных прирейнских территорий обожествляли алфавит — или, по крайней мере, то причудливое его подобие, которое они сами называли «рунами» от слова «руна», то есть тайна. Деций подозревал, что его жалкая, засаленная и заляпанная копия трактата Марция «Об искусстве военной осады» внушила варварам мысль о том, что он — жрец или что-то в этом роде.

Он снова развернул этот свиток и погрузился в чтение. Хорошо знакомые фразы и предложения опять воскресили в его памяти будни армейской жизни. Так он долго сидел над папирусом в ожидании, когда сварится бульон из телячьей головы, готовящийся на маленьком костерке из тисовых поленьев. Через некоторое время он явственно ощутил, что за ним кто-то наблюдает. Деций оторвал взгляд от чтения.

Это опять была она, дочь местного вождя, яростная маленькая мегера, укусившая его недавно. Волнение охватило Деция. Она часто появлялась рядом с его хижиной и молча наблюдала за ним из укрытия, но никогда не подбиралась так близко. Она стояла сейчас, не скрываясь, совершенно неподвижно у пролома каменной стены, одинокая скорбная фигура, закутанная в серо-коричневый плащ с капюшоном.

Деций сделал вид, что не заметил ее, и снова вернулся к своему свитку. Хотя он должен был признаться себе, что рад ее появлению и хочет, чтобы она подошла поближе к нему; он даже попытался усилием воли подозвать девушку к себе. «Ты до того одинок, — стал он горько уговаривать самого себя, — что стремишься к обществу одной из этих диких женщин. Оставь свои безумные мечты — она вовсе не собирается приближаться к тебе».

Но когда он снова украдкой взглянул в сторону Аурианы, то заметил, что расстояние между ними почти вдвое сократилось: она потихоньку подходила к нему. Деция изумил не столько сам факт ее приближения, сколько та радость, которую он испытал по этому поводу. Эта девица была единственным существом в стане окружавших его варваров, в котором он чувствовал родственную душу, возможно, потому что Ауриана проявляла редкостное для представителей диких племен качество — любознательность. Временами казалось, что она изучает его, как какой-нибудь греческий ученый-натуралист. Подобное явление Деций находил очень странным, поскольку в нем менялись ролями субъект и объект, и получалось, что сама природа как бы изучала человека, а не наоборот.

«Осторожно, Деций! — предостерег он сам себя. — Этот лакомый кусочек тебе не по зубам. Местные женщины слишком целомудренны, чтобы можно было питать хоть какие-нибудь иллюзии на их счет».

Вообще-то обычно он мало думал об этом, потому что германские женщины совершенно не интересовали его. Их и женщинами-то трудно было назвать, этим созданиям доставляло больше удовольствия пытать своих пленников, чем наряжаться в разноцветные шелка. Это были крепко сбитые, сильные, похожие на вьючных или тягловых животных существа. Деций не мог представить себе на их широких лицах следы пудры или другой косметики. В их присутствии Децию часто было не по себе; может быть, это происходило из-за того, что он не ощущал в них ни тени присущего женщинам сострадания к чужим болям и несчастьям, или от того, что каждая из них казалась ему колдуньей, или от того, что их характеры по своей жестокости и силе ничем не уступали мужским. Деций не раз слышал леденящие душу истории о том, как женщины, взяв в руки меч, сами совершали кровавую месть, если считали, что мужчины их рода слишком медлят с исполнением своего долга. Но эта девица, по мнению Деция, вполне могла бы сойти за настоящую женщину, если бы кто-нибудь взялся обучить ее изящным манерам — она двигалась, как солдат на форсированном марше, — и уговорил бы ее причесать волосы.

Деций услышал хруст сломанной веточки. Теперь она была уже совсем близко, но все еще, словно бессловесное животное, не проронила ни единого слова, подкрадываясь по-звериному с робкой настойчивостью, присущей рыжим лисам, часто посещающим двор его хижины. Ее голова была слегка наклонена вперед, как будто она принюхивалась к его запаху. Ее взгляд выражал отвагу и одновременно боль. Деций знал, что Ауриану потряс последний ужасный по своей дикости набег отряда соседних варваров на ее усадьбу. «Наша надменная принцесса что-то уж очень присмирела и превратилась в жалкую попрошайку — только вот чего она просит? Зачем явилась сюда? Что она думает найти у простого раба? Что этот раб может дать ей?»

В этот момент его охватила невообразимая жалость и сострадание к ней, но Деций был неспособен на выражение нежности, жизнь не научила его произносить слова ласки и утешения.