Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1

• Название: Несущая свет. Том 1
• Автор: Донна Гиллеспи
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-305-0, 5-88590-304-2

Действие этого монументального романа-саги происходит в эпоху древнего Рима. Описываемые в нем события переносят читателя в сам Вечный Город, и на территории, где обитают германские племена. На фоне грозных событий повествуется о приключениях главных героев — дочери германского вождя Балдемара Аурианы и Марка Юлиана — сына римского сенатора, судьбы которых переплетаются самым причудливым образом.

Книга рассказывает об увлекательном мире страстей, интриг, предрассудков, языческих верований далеких времен.

---

— Мне очень жаль тебя, мой бедный… как ты сказал, тебя зовут?… Эндимион. Когда ты вырастешь, ты станешь стройным и красивым, словно Парис. Вот, возьми это, мой мальчик, — и Лука начал развязывать кошелек, висевший на ремешке, которым была подвязана его туника.

— Это же все твои сокровища! Я не могу…

— Спарг всегда может выкрасть их у меня, — старик вложил подарок в руку Эндимиона. — Но будь, пожалуйста, осторожней, когда ты надумаешь обменять их на что-либо. Иначе ко всем твоим бедам прибавится еще и обвинение в воровстве… А теперь…

Но тут оба услышали бодрый звучный голос глашатая:

— Мальчик, миловидное лицо, темные волосы, карие глаза, сбежал из сукновальни Гранна…

— О, Немезида! — прошептал Эндимион, кинув быстрый взгляд по сторонам улицы Меркурия. — Иди в дом. Быстрее! Тебя не должны видеть со мной. Будь проклят этот мир! Будь проклята эта жизнь! Настанет день, и я приду тебе на помощь, Лука. Если только я буду жив, я обещаю, что помогу тебе. Клянусь моим амулетом! Я еще не знаю, как я это сделаю, но я непременно сделаю это!

Он быстро и как-то неловко обнял Луку, а затем поспешил прочь. Сердце Луки сдавило от жалости и горя, когда он глядел вслед бегущему вверх по улице мальчику. Что будет с этим затравленным ребенком, единственным недостатком которого было беспокойство ума, пытающегося разобраться в порядке вещей и задающего слишком много вопросов окружающему миру и самому себе?

Старик со стыдом должен был признаться, что очень любит этого мальчика. А любовь для раба излишнее чувство, доставляющее массу хлопот и навлекающее одни беды.

Когда Эндимион пробирался сквозь толпу на Виа Сакра, держа путь к Большой Клоаке — древнему водоотводному каналу, он вынужден был остановиться на перекрестке, потому что путь ему преградила какая-то процессия, направлявшаяся ко Дворцу Цезарей. Он хорошо слышал ритмичные шаги разгоняющих толпу слуг, расчищающих дорогу длинными хлыстами, они со свистом опускались на спины и головы нерасторопных прохожих. Нестройный хор голосов выкрикивал из толпы обычные приветствия, с которыми народ обращался к выдающимся римлянам: «Славнейший!» Сначала мальчика охватила тихая паника: он понял, что надолго застрянет здесь; но поскольку поблизости не было заметно Гранна или глашатая, Эндимион постепенно успокоился.

Перед ним под сияющим диском луны возвышался Дворец Цезарей. Сумерки окрасили его стены в голубовато-синие тона, и казалось, что это огромное каменное строение, — одновременно тяжеловесное и изящное, — является памятником земной власти. Множество зажженных светильников с трепещущими язычками пламени поднимались ярусами вдоль беломраморных колонн. И вся колоннада была похожа на небосвод с сияющими на нем звездами, что, по мнению мальчика, было вполне закономерно, потому что во дворце, похожем на храм, обитали боги. Сладкий пряный запах, дурманящий голову и расслабляющий тело, распространялся в воздухе. Это благоухание вызывало в душе Эндимиона приятные чувства, аромат как будто зазывал мальчика внутрь, чтобы тот изведал ни с чем несравнимый восторг. Тоска, — злая, жгучая, горькая тоска — охватила Эндимиона, когда он подумал о том, что находится внутри этого здания. Там было сокрыто множество книг, которые он мог бы с наслаждением читать всю свою жизнь, там собирались мудрые мужи, которые, руководствуясь философскими учениями, решали судьбы ближних и дальних народов.

Но тут его мысли о дворце были прерваны процессией, поравнявшейся, наконец, с ним. В центре ее чуть колыхались большие носилки, которые несли на мощных плечах восемь носильщиков; навес над сиденьем был увит гирляндами роз. По сторонам от носилок шествовали в три шеренги слуги, одетые в красные одежды, рядом с ними вышагивали друзья и клиенты[5] знатного человека, облаченные в белоснежные одежды. Эндимион решил, что сегодня во дворце состоится большой пир, и этот знатный человек является почетным гостем.

Затем Эндимион заметил вторые носилки, проплывавшие над толпой вслед за первыми. При виде их у него перехватило дыхание. Они выглядели совершенно просто, без всякого намека на пышность, у них даже не было занавесок, так что сидевший в них благородный муж был хорошо виден народу. Волна восторга нахлынула на Эндимиона. Сенека! Конечно, это был он! Кто еще мог восседать в столь убогих носилках? Когда носилки поравнялись с мальчиком, всякие сомнения оставили его. Он сразу же узнал это живое лицо, знакомое ему по скульптурным бюстам, выставленным повсюду в Риме. Мальчик подумал, что великий философ, будучи первым советником Императора, наверное каждый вечер ужинает во дворце. Тогда, возможно, он ежедневно проделывает этот путь в одно и то же время — вечером в сумерках.

Эндимион сразу же забыл о грозящей ему опасности и начал прокладывать себе дорогу в плотной толпе, чтобы подобраться поближе к своему кумиру. Он протиснулся между тосканским земледельцем и торговцем шелком и оказался внезапно в первой шеренге зевак, рядом с носилками.

Сенека был погружен в чтение большого свитка, освещая его ручной бронзовой лампой, которую держал у самого папируса; его лысая, благородной формы голова была слегка наклонена вперед.

Мальчик подумал, что скульптурные портреты Сенеки не передавали всего своеобразия облика знаменитого философа. Особенно это касалось глаз, в которых светилось выражение любви к миру, и ума, достаточного для того, чтобы написать десятки сочинений, составивших целую библиотеку. В его лице читалось выражение терпеливой доброты к человеческим слабостям, но вместе с тем в нем сквозила твердая целеустремленность и угадывалась железная воля. Эндимион мог легко себе представить, как Сенека заявляет вслух, что раб — это человек, а не животное, которое можно безнаказанно бить и истязать; что надо запретить кровопролитные состязания на аренах. А если бы его кто-нибудь назвал за это сумасшедшим или глупцом, Сенека наверняка посмотрел бы на такого человека с сожалением или даже с мрачным презрением.

Может быть, философ читал в эту минуту одно из своих собственных сочинений, и, возможно, это была копия, которую сделал в скриптории сам Эндимион? Какие мысли о мире, природе и космосе роились в этой мудрой великой голове, пока Сенека строка за строкой читал неизвестную мальчику рукопись? Над какими идеями размышлял сейчас его волшебный совершенный разум?

Глубоко задумавшись, Эндимион не слышал крики, раздававшиеся почти над самым его ухом:

— Мальчик, темные волосы, карие глаза, черный амулет на шее… Но тут ему в нос ударил едкий запах мочи. Гранн незаметно подкрался вплотную к своей жертве. С ним вместе был пожарный из городской Охраны, которая одновременно занималась наблюдением за порядком в городе в вечерние и ночные часы. Одет он был в кожаные доспехи и стальной шлем, в руке пожарный держал сложенную кольцами веревку. Мальчик резко обернулся, но было уже поздно, наброшенная на него петля туго перехватила тело, руки Эндимиона были плотно прижаты к бокам. Второй веревкой пожарный стянул запястья мальчика с такой силой, что его руки словно огнем обожгло. Кто-то толкнул его в спину, и он упал прямо на дорогу под ноги носильщикам, на плечах которых возвышались носилки с восседающим на них философом. Из уст Эндимиона вырвался приглушенный стон. Он подавил в себе крик ярости, взбешенный тем, что одна-единственная оплошность — потеря на минуту бдительности — привела его к гибели. Богини судьбы воспользовались его беззаветной любовью к философии и поймали мальчика в ловушку, как зверя на приманку.

— Маленький озорник, наконец, попался! — воскликнул Гранн, покатываясь со смеха. — Хватит церемониться с ним, это слишком дорого обходится! Все, что ему надо, это небольшой крест, а я уж об этом позабочусь!

Гранн пнул лежащего на земле Эндимиона ногой в живот. Эндимиону удалось подняться кое-как на ноги. Носилки на минуту остановились, потому что носильщик, в ноги которому он упал, споткнулся и замер на секунду, поправляя на плече свою ношу. На мгновение взгляды мальчика и философа встретились.

И в лице Сенеки что-то дрогнуло. На долю секунды ему показалось, что он уже давно знает этого парнишку. У него было такое странное ощущение, что он толкнул незнакомую дверь и вошел в давно забытый мир детства, где неожиданно столкнулся с самим собой, маленьким. Сенека прекрасно понимал этот пылкий юношеский взгляд, который выдавал беспокойный ум, готовый засыпать вас градом вопросов и мучить вас ими до полного изнеможения.

Все окружающие замерли; замер даже Гранн, чувствуя необычность происходящего.

И тут заговорил Эндимион. Считалось непозволительной дерзостью, если раб первым заговаривал со свободнорожденным; если же он обращался к человеку такого высокого ранга, как Сенека, — к Сенатору, — то это уже рассматривалось как преступление. Но тому, кто находится на волосок от гибели, не до рангов и приличий, и потом Эндимион питал чистую мальчишескую веру в своего Героя, который все видит, все понимает и ничего не страшится.