Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3

• Название: Несущая свет. Том 3
• Автор: Донна Гиллеспи
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-88590-307-7, 5-88590-304-2

Третий, заключительный том романа «Несущая свет», действие которого происходит в эпоху Древнего Рима, завершает описание судьбы его главных героев. После череды нелегких жизненных испытаний Ауриана наконец получает долгожданную свободу и становится женой Марка Аррия Юлиана.

Занимательный сюжет, историческая достоверность, высокие художественные достоинства произведения несомненно заинтересуют любителя жанра любовно-исторического романа.

---

Бедная Суния страдала еще больше, чем прежде. Да и для Коньярика, Торгильда и остальных ее соплеменников фехтование на мечах было лишь суровой необходимостью. Это был еще один страшный шаг, приближавший их к последней пляске смерти. Ауриана старалась ничем не выдать своей радости.

«Фрия, тебя трудно понять. Почему ты вдруг посылаешь мне такое испытание именно сейчас? Нам нужна ясность, а ты лишь усложняешь все, заставляя нас переживать чувства, неуместные здесь».

Коракс двигался вдоль шеренги гладиаторов со своей обычной плеткой, проверяя угол поворота запястья, положение ног, выражение глаз.

— Поединок можно проиграть только лишь из-за неуверенного взгляда! — неустанно повторял он. — Ваши глаза должны быть непроницаемы! Эй, ты там! Сначала посмотрел, а потом нанес удар. Я легко парировал бы твой удар, а затем изрубил бы тебя на отбивные! Запомните, это поединок умов, а не только тел. Вы должны быть актерами. Если вы чувствуете уверенность, изобразите замешательство. Если вы ослабели, притворитесь сильными. Никогда не позволяйте вашему противнику узнать, что у вас на уме. Даже для вас самих ваше следующее движение должно быть почти неожиданным, вы должны выдумывать что-то новое в атаке, обороне, нанесении удара и уходе от него.

Частенько Коракс тайком наблюдал за действиями Аурианы издали, тщательно скрывая свою заинтересованность в ее успехе. Никогда он не хвалил ее, как бы ловко и скоро она не овладевала новыми приемами.

А с Коньяриком дело обстояло иначе. Коракс постоянно выделял его среди остальных.

— Так, правильно! Отличный удар… молодец! Хорошо отбил! — слышала Ауриана на тренировках. — Ты должен угадать момент, когда противник перейдет в атаку. Ты должен чувствовать его так, как зверь чувствует страх. У тебя превосходно получился этот выпад, Кониарикус!

Первое время Ауриану очень забавляла привычка добавлять окончание «ус» ко всем мужским именам. Теперь она этого просто не замечала.

Затем Коракс перешел туда, где стояла Суния, и начал как обычно распекать ее, однако сегодня его голос звучал как-то странно. Ауриана обернулась и посмотрела в их сторону. Коракс говорил мягко, вкрадчиво.

— Плохо, безнадежно плохо, — говорил он. — Выпрями эту руку. Так. Каждый раз ты оказываешь противнику услугу — ему очень просто угадать твое следующее движение. Ты все время опаздываешь. Ладно, будем надеяться, что пантерам понравится твое мясо.

Одной рукой Коракс взял Сунию за запястье, показывая ей ложный выпад, а другая его рука как бы невзначай легла на грудь Сунии.

— Вот так. Бей поглубже, чтобы заставить противника уйти в глухую защиту. Согни ноги в коленях. Вот как нужно, смотри.

Голос Коракса стал противно слащавым. Суния извивалась всем телом, испытывая отвращение от прикосновения грязных, похотливых рук безобразного мерзавца, который продолжал тискать ее грудь и давать указания как ни в чем ни бывало.

— Помни, ты уязвима в тот момент, когда совершаешь движение вперед. Не забывай держать голову прямо во время выпада.

Ауриана бросила свой меч и как тигрица прыгнула на шею Коракса. Все трое повалились на песок.

На этот раз Ауриане повезло куда меньше. Коракс уже хотел казнить ее, но в последний момент передумал, хотя желание увидеть ее предсмертные корчи было сильнее любой страсти или похоти, которые он когда-либо испытывал. Но тут ему опять вспомнился Метон. Коракс удовольствовался тем, что приказал дать Ауриане двадцать ударов плеткой-треххвосткой. Кроме того, ей пришлось отсидеть девять дней в карцере.

Когда Ауриану освободили, и Коракс опять встретился с ней на тренировках, то его неуверенность, которую она раньше пробуждала в нем, превратилась в страх. Ни в чьих глазах он еще не видел столько глубокой ненависти. Она была ведьмой, у которой свихнулись мозги. Коракс был почти уверен, что однажды он примет от нее смерть, проснется умирающим от ее колдовства, а по его телу будут ползать черви. С этого времени его на тренировках постоянно сопровождали два стражника. Без них он был не в состоянии наблюдать за своими подопечными. Стражники оказались чрезмерно словоохотливыми, и вскоре все знали о том, что Коракс — ничтожнейший трус, панически боящийся своих учениц-гладиаторов.

Ауриана уже потеряла счет дням и не могла определить, сколько времени она находится в этом месте, где не меняются времена года. Наверное, уже и день возрождения огня проскользнул незаметно, никто не устраивал пышных хороводов, не пекли пирогов на праздник первой борозды, как это было в Германии. Никто не мог сказать ничего определенного, ведь ночью они могли видеть лишь потолки своих камер. Время здесь не двигалось вперед, оно стояло на месте подобно воде в тихой заводи с незаметными омутами, которые норовили засосать в себя.

Наконец, настал день, когда Коракс объявил, напыжившись изо всех сил.

— Через четыре дня вам будет устроен экзамен. Те, кто сдаст его, останутся со мной По школе уже ходят слухи, но я сообщаю вам официально — наша школа обязана выставить двадцать женщин и сто мужчин на игры в честь богини Цереры[1], которые состоятся на третий день после апрельских нонов. Каждому наставнику придется отдать часть своих гладиаторов. Кроме того, нам нужно сформировать команду, чтобы защитить нашу честь в боях с Клавдианской школой. На экзаменах не будет победителей. Я всего лишь намерен определить степень подготовленности каждого из вас и отобрать тех, кто покажет несгибаемую волю к победе и способность к совершенствованию своего мастерства. Неудачники, которые могут только запятнать репутацию школы, будут отсеяны. Четыре дня! Готовьтесь!

«Что же станется с Сунией? — в отчаянии подумал Ауриана. — Дела ее получше, но не настолько хороши, чтобы надеяться на благополучный исход. Что же делать?»

Все эти четыре дня Ауриану мучила бессонница. Она лежала с открытыми глазами и слушала искаженные многократным эхом голоса стражи при смене караула, рыдания, доносившиеся из соседних камер. Суния притворялась спящей, но Ауриану невозможно было провести. Она понимала, что Суния была напугана сверх меры, и у нее не оставалось сил плакать.

Глава 37

— В том, что я намечаю сделать, — сказал Марк Юлиан Диоклу, — заключается риск и для тебя. Если все провалится, то ты сможешь тайно покинуть город. Я уже принял меры на этот счет.

— Я стар, и от меня все равно никакого проку. Так что не стоит беспокоиться обо мне.

— Разве же я смогу не беспокоиться о тебе? — глаза Марка были полны печальной заботы. — Прежде чем ты начнешь докучать мне своими возражениями, помни, что время, отпущенное нам, стремительно улетучивается — ее обучение в школе гладиаторов скоро закончится.

Они стояли одни на площадке, выложенной плитами из белого мрамора и располагавшейся в западной оконечности сада, окружавшего со всех сторон особняк Марка Юлиана. Сам Марк остановился между двумя скульптурами, установленными у невысокой ограды: головой амазонки на герме[2] работы Фидия[3] и бюстом Зенона[4] основателя стоической школы философии. Диокл обратил на это внимание, и ему в голову пришла мысль, что если бы он был художником, то изобразил бы своего хозяина именно в таком виде: между мифической варварской женщиной-воительницей, создающей хаос, и Зеноном, большим почитателем порядка. Ему казалось, что Марк Юлиан должен выбрать что-то одно, иначе он сойдет с ума.

Перед ними был крутой спуск с Эсквилинского холма[5]. Город, который Марк Юлиан любил и ненавидел, был окутан красивой, красно-золотой дымкой, исходившей от солнца, опускавшегося в невидимое море. Холмы, облепленные различными строениями, виднелись сквозь какой-то волшебный свет. Эта химерическая сцена вполне могла принадлежать времени основания города, когда все возносили молитвы перед рогатым храмом Дианы, а возможно, это был один из снов Морфея или царство мысли какого-нибудь зачинателя нового направления философии.

«Ты болен, — обратился Марк Юлиан мысленно к городу, словно к живому существу. — Болен и медленно, так медленно, что никто не замечает, умираешь. Ты отошел слишком далеко от целей, определенных при твоем основании, и заблудился. А ведь твоим источником должна была стать чистая, неиспорченная, щедрая природа. Так об этом сказал Изодорий. Центр империи постепенно погружается в цепкие объятия сна, из которого нет возврата».

— Не знаю, дошли ли до нее мои известия? — продолжал Марк Юлиан вслух. — Наверняка она думает, что я бросил ее на произвол судьбы, и это удручает меня больше всего. А теперь у меня исчезла последняя надежда на избавление города от его бича до того, как Ауриану пошлют на смерть.

Диокл, соглашаясь, неуверенно кивнул. Все эти месяцы судьба ставила перед заговорщиками все новые и новые препятствия. Домициан старался не прибегать к излишней жестокости, будучи напуганным тем зловещим предупреждением, которое получил во время триумфальной процессии. Он увеличил число праздников, по которым проводились Игры, и повысил жалование легионера на одну треть. На время были оставлены попытки подорвать власть и авторитет Сената, которому позволили даже проводить дебаты по сравнительно важным вопросам внутренней политики. Это послабление привело оппозицию в неумеренный восторг. Марк Юлиан проклинал недальновидность и короткую память своих коллег, потому что знал истинную цену этому притворству Домициана, игравшего с ними как кошка с мышкой. Это хрупкое перемирие не могло продлиться долго, но его вполне могло хватить для гибели Аурианы.