Алексей Шкваров - Слуги Государевы. Курьер из Стамбула

• Название: Слуги Государевы. Курьер из Стамбула
• Автор: Алексей Шкваров
• Издательство: Яуза
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21726-7

Слуги государевы — дети тех, кто стяжал славу России на полях Северной войны, среди украинских степей, белорусских болот и «финских хладных скал». На войне трудно сохранить благородство, но возможно. Молодому офицеру Алексею Веселовскому придется не только пройти через поле брани, но и пережить трагическую любовь, ссылку, потерю семьи, пронести сквозь все испытания верность долгу и присяге, не соблазнившись заманчивыми предложениями сменить государство и службу. Так поступали многие, верно и храбро служившие России, ибо они были иностранцами, наемниками, а не истинными слугами государевыми.

---

— Чего ж не понять-то.

— Значит, и быть по сему. — Урусов поднялся. — Удачи вам, капитан.

Снова отправились в путь Веселовские. Все дальше и дальше по казацкому шляху. За Сорочинской была Новосергиевская крепость, здесь уже начинались предгорья Уральские.

Дорога свернула направо, уклоняясь от основного шляха, и возле крепости Камыш-Самарской вышли они на правый берег Яика. Река была подо льдом, но все равно ощущалась ее мощь и величие. Берега тянулись уныло однообразные. За ними простирались бескрайние степи. Еще день пути, и к вечеру они достигли Разсыпной.

Все тот же земляной вал и деревянный забор по его верху. Со сторожевой башни, над воротами крепости, их окликнул находившийся в карауле казак. Казаки конвоя атамана Могутного что-то ему ответили. Он удовлетворился и, махнув рукой, показал направление, которого следовало придерживаться, чтоб найти дом коменданта.

Внутри крепости был ряд небольших изб, крытых соломой. Чуть повыше, на пригорке, стояла изба попросторнее. Видимо, это и был домик коменданта.

Веселовские вышли из кибитки, зашли за угол избы и поднялись по ступенькам крыльца, вошли в сени, а затем и в светлую комнату. Там сидел молодой человек в мундире прапорщика и читал какую-то книгу. Увидев чету Веселовских, поднялся и представился:

— Прапорщик Иван Касторин. — Нескладная долговязая фигура, мундир висел, как с чужого плеча, косичка тощая. Сам веснушчатый и курносый. Лет восемнадцать, не более.

— Капитан Веселовский Алексей Иванович с супругой своей Марией Ивановной, — отвечал Алеша. — Назначен генерал-поручиком Урусовым комендантом сей крепости.

Было видно, как обрадовался прапорщик, засуетился:

— Господи, Слава Богу, как я рад вам, наконец-то. А то ведь я даже и не знал, что делать-то мне здесь. В прошлом годе, как заложили сию крепость приказом господина тайного советника Татищева, так меня здесь и оставили. А что дальше-то мне делать — ума не приложу. Опыта, простите, нет никакого. Солдаты сами по себе несут службу, казаки сами. А я сам по себе. А теперь вот вы приехали. Размещайтесь, обустраивайтесь. Это ваша теперь изба. А я пойду в другую.

— Хорошо, — согласился Алеша, — давайте все дела на завтра отложим. А то мы с дороги устали. Надо действительно разместиться. А с утра пожалуйте к нам на чай. Заодно и обсудим все. — Веселовский уже почувствовал, что входит в роль коменданта.

— Хорошо, хорошо, господин капитан. До свиданья. До свиданья, сударыня, — прапорщик, весь смущенный, раскланялся и удалился.

— Ну что, Машенька, вот и жилье наше первое, — обнял ее за плечи Алеша. — Как тебе?

— С тобой, милый, мне везде рай, — отвечала Тютчева. — Ну ладно, ты осматривайся, а я с Епифаном по хозяйству займусь, вещи надо распаковывать, раскладывать, убираться здесь.

Дом состоял из двух комнат, разделенных холодными сенями. Одна из них была кухней, а другая горницей. Кухня от 5 аршин в ширину до 6 в длину, горница чуть поболе — 7 на 8 аршин. Высота от пола до потолка была в 3 с половиной аршина. Полы и потолки везде настланы из толстых лиственных досок. Потом Веселовский узнал, что местные дома называют не избами, а связями. В доме было шесть или семь окон, два из которых находились на передней, обращенной на улицу стене кухни, еще два на стене, смотрящей на двор.

Остальные три окна были в горнице. Получалось, что кухня выходила на улицу, а сени и горница во двор. Перед сенями устроено маленькое крылечко с навесом. Крыша соломой крыта и поднималась на три четверти высоты всего сруба.

Из сеней вели три двери. Одна в кухню, другая в горницу, а третья — в чулан. Чулан — отгороженное от сеней дощатой перегородкой помещение, где хранятся обыкновенно сундуки, съестные припасы и прочий мелкий скарб. В одном углу сеней имелась лестница, которая вела на подволоку[19].

На кухне в одном углу была большая битая из глины русская печь с белой трубой. Над самым входом от печи до противоположной стены, на один аршин от потолка, тянулись полати, настланные из досок. На них тоже можно было что-то хранить. Под полатями стояла в углу деревянная кровать. Вдоль стен тянулись лавки, да стол перед ними. В переднем углу, как водится, размещалась божница, уставленная иконами. У стены, возле печи, стоял еще так называемый завалок[20]. На нем самовар высился. У самой двери, возле печи, стояла лохань, над которой повешен был рукомойник.

В горнице была также устроена печь слева от входа, а справа стоял шкаф. Напротив печи стояла кровать. Стол и три кривоватых стула завершали перечень всей мебели горницы. Пока Алеша все это рассматривал, Маша с помощью молчаливого Епифана деловито принялась за уборку и наведение общего порядка.

«Господи, — подумалось, — и откуда она все это умеет? Ведь, казалось, росла в барском доме, все за нее делали девки дворовые. Ан нет, все сама может, вот уж хозяюшка настоящая мне досталась».

Так и началась их жизнь в Разсыпной. Веселовский занимался целыми днями с солдатами и казаками. Пока была зима, даже осмотреть валы и их состояние было невозможно. Валов было, кстати, три, со стороны Яика не насыпали. Считали, что берег здесь крутой больно, не подняться будет противнику. Не понравилось это Веселовскому.

Ну да, зимой и так все скрывалось под толстым слоем снега. Толком-то и не определиться. Поэтому время коротали за строевыми занятиями, что проводил Алексей с солдатами, да разводом караулов, в которые наряжали, в основном, казаков по той причине, что казаки все были тепло одеты. И полушубок был у каждого, и папаха мерлушковая. По трое они выезжали в степь разъездами и кружили вокруг крепости, высматривая, не приближается ли кто чужой.

Гарнизон повеселел с появлением коменданта настоящего. Соскучились по начальнику воинскому, по руке твердой, опытной. Даже экзерции строевые выполняли с охотой. Прапорщик Касторин аж светился весь, так радовался, что свалилась с него ноша непосильная. Вышагивал рядом со строем, взад-вперед, командовал задорно, голосом молодым, звонким. Казаки посмеивались в бороды густые, но смотрели одобрительно. Сами тож подтянулись, хотя Лощилин и так держал их в строгости.

Казаки были действительно с Дона. Случай занес их сюда в степь оренбургскую, но все мечтали о возвращении. Командовал ими атаман Лощилин Данила. Мужик статный, в возрасте, широкоплечий, с бородой окладистой. Из-под бровей густых взглядом зыркал. А глаза черные, бесстрашные. Нос с горбинкой. Серьга в ухе. Сказывал:

— Нас ведь тоже с турецкой войны забрали. Мы с атаманами Ефремовым да Краснощековым воевать-то с турками уходили. Против ногаев поганых с калмыками вместе набеги совершали. А потом вот нас взяли тыщу целую да сюда.

— Давно уж это было. В 36 годе, — рассказывали Веселовскому казаки. — Разбросали всех по крепостцам энтим. Где нашенские остальные — и не знаем. Кто погиб, кто домой вернулся, то неведомо. Вот начальник новый, князь Урусов который, из татар крещеных, тот сказывал, что энтот бунт задавим и на Дон нас отпустят. Ты уж похлопочи за нас, капитан. Сколь уж лет в родных городках не были.

Обещал им Веселовский. Только тишь мест этих наводила иногда такую тоску смертную, что, казалось, одни они во вселенной. Казаки сказывали, что в такую пору никакой кочевник не сунется. Кормов для коней нет. До мая все тихо будет, а вот лето подойдет, может, и полезет. Вечерами отводил капитан душу в разговорах со своей Машенькой. Епифан же или на кухне отсиживался, или к казакам уходил с разрешения. А им никто и не нужен был. Сидели рядком да мечтали о будущем. Алеша рассказывал, как славно у него в деревне жилось, какие леса там красивые, сосновые. А деревья высокие, прямые, недаром царь Петр целые рощи выбирал под мачты корабельные. Рубить их под страхом наказания жестокого запрещалось. Мечталось, что кончится ссылка их глухая и поедут они к матушке Алешиной. По пути в Петербург заглянут, где учился Алеша.

— Вот город, так город! — восторженно вспоминал Веселовский. — Говорят, что с итальянской Венецией схожим его царь Петр задумывал сделать.

Так и протекали дни их. С приходом весны, когда снег сошел, но трава еще не поднялась, стал Алеша валы осматривать, солдатами и казаками подправлять их, где осыпались. Дерна добавили, частокол подремонтировали. Пушки осмотрел да лафеты подправил. Мешки рогожные песком набили да обложили ими позиции орудийные. Прямо два бастиона получилось, на каждом по пушке. Только вот со стороны Яика крепость оставалась открытой. Крутой берег — это, конечно, препон для атакующих, но при ловкости да желании сильном взобраться можно было. Веселовский сам пробовал. Приказал тогда капитан из бревен заостренных частокол поставить. Прикрыть-таки эту часть крепости.

Стали по два-три разъезда казачьих в степь отправлять. Видели как-то они и группы башкир конных. Только исчезали они молниеносно, казаков завидев.