Vladimir - Unknown

• Название: Unknown
• Автор: Vladimir
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Командир флотилии встал, надел фуражку и, повернувшись к забранному решёткой окну, заложил руки за спину и твёрдым голосом закончил:

- Идёт война, корветтен-капитан. Довольно сантиментов, пора за работу.

...Командиру флотилии У-ботов в Сен-Мэло, капитану цур зее Клаусу фон Рэю пришлось изрядно извернуться, чтобы найти повод арестовать и препроводить на гауптвахту одного из лучших командиров флотилии. Как-никак, это был любимец самого Дёница, Гюнтер Прус или Гюнт Дракон, как называли его многочисленные поклонники из числа молодых офицеров-подводников. Во всяком случае, фон Рэй такой повод нашёл и арестовал Щелкунчика на двое суток за отсутствие на борту У-бота во время плановой профилактики носовых торпедных аппаратов. Повод конечно сомнительный, но командир имел право периодически охлаждать, закружившиеся от славы головы некоторых героев кригсмарине. Так или иначе, оба героя нуждавшиеся в охлаждении голов оказались, как и хотел Клаус, в разделённой на две части спецкамере. Чистилище для доверительно-душевных бесед и взаимных проклятий. Я, честно говоря, чувствовал себя идиотом, провинившимся малышом, которого добрый и опытный воспитатель подвергает изощрённой педагогической процедуре. Нечего мне было сказать этому гаду Прусу, больному садисту-ублюдку, живущего по своим ублюдочным понятиям. Надо было просто пристрелить его тогда в клубе и спокойно отправиться под трибунал. Нельзя было давать ему возможность открыть рот, произнести фразу. Заговорив, он напомнил мне, что я имею дело с человеческим существом, а не с ядовитой гадиной. Загремела металлическая дверь в соседнем, отделённом звукопроницаемой переборкой отсеке-помещении.

 - Милый граф, вы здесь? - услышал я знакомый сипловатый голос. Гюнт обращался ко мне с игривой интонацией скучающего бонвивана. - Только вчера подслушал по радио новый американский хит, классная песенка доложу я вам, называется "Летим на крыле и молитве" - и он запел своим каркающим голосом, впрочем, на неплохом английском и ничуть не фальшиво:

  "Мы летим, ковыляя во мгле,

  Мы ползем на последнем крыле.

  Бак пробит, хвост горит и машина летит

  На честном слове и на одном крыле..."

  Ну, дела! Ночь была!

  Их объекты разбомбили мы до тла...

  Вся команда цела, и машина пришла

  На честном слове и на одном крыле"27

Эту песенку янки написали в честь "Рейда Дулиттла"28 в апреле этого года. Американцы на своих бомберах B-25 “Митчелл” всё-таки поработали по жёлтой столице наших мелких союзников-япошек. Вы знаете, за что я уважаю американцев, они циники и прагматики, как и ваш покорный слуга. Не все конечно, но многие. Они не мучаются сантиментами и вопросами абстрактного гуманизма, когда выполняют боевую задачу. Они классные технари и я боюсь, обгонят нас в создании сверхоружия. Так вот, помяните моё слово, янки применят его без колебаний, не терзаясь численностью трупов среди, так называемого, мирного населения. Помните ту историю с "Лаконом"? Вы ещё тогда, Ваша светлость, развесили розовые сопли оттого, что у берегов Западной Африки торпедировали корыто полное всякого сброда: пленных макаронников, полячишек их охранявших, приблудных баб с их сопляками. Что-же, отобедали бы акулки свежим мясцом?! так нет, явился благородный герой спасать терпящих бедствие, кое, между прочим, сам же… хе-хе и учинил! Вы кто, граф, боевой офицер германского флота или пляжный спасатель? Какого рожна, вы Иисусик растянули на палубе своего боевого У-бота полотнище с красным крестом? Вы решили возродить славу своих предков рыцарей Тевтонского ордена открывших госпиталь в Иерусалиме? Ну, так осмелюсь напомнить, они для своих, слышите, для своих открывали! Или, вы, в самом деле, считаете вшивых итальяшек ценными союзниками. Эти вояки не многим лучше румынской деревенщины. Зачем вы подставили под удар свой У-бот с экипажем? Вот американский пилот был трижды прав, когда отбомбился по вражеской подлодке, не обратив внимания на кишевший на палубе человеческий мусор. Не выношу людей подобных вам. Вы же талантливый солдат, Отто, так воюйте, уничтожайте врагов Германии. Но нет, вы же напичканы книжками всяких достоевских и мопассанов вкупе с Дюма родственниками с их сифилитическими вздохами о романтичных страстях и человеколюбии. При всём уважении к вашим бывшим и нынешним боевым заслугам, мой господин, вы тогда повели себя как испорченный гуманист-аристократишка. Ума не приложу, почему вас тогда же не отдали под трибунал. Дёниц всего лишь ограничился приказом запрещающим оказывать помощь экипажам торпедированных нами судов. Гросс-адмирал видимо уповал на то, что вы хороший подводник и будете ещё полезны Рейху. Опять же, эта история с вашей француженкой. Ну, родила бы она от вас полукровку, испортила бы хорошую германскую породу. Женись вы на чистокровной немке, Отто, я ничего не имел бы против вашего отпрыска. При правильном воспитании мог бы получиться отличный экземпляр. Я спас вашу родословную, граф. Спас от рокового загрязнения крови. Такое невозможно исправить иначе, чем вытравив нечистый плод. Говорят, что я де, причинил вам боль. А как это, Отто? Просветите меня. Что это такое, эта пресловутая душевная боль? Она похожа на зубную? Ну, мне, правда, интересно. Вот вы всё молчите, презрение выражаете, а ведь я вам не враг. Между прочим, мы с вами впервые встретились на острове Гран-Канария. Помните испанские Канары?29 Райский уголок, не правда ли? Вы туда, после случая с "Локоном", зашли на вашем "Чендлере" на нашу ремонтную базу. Подлатать пробоины, оставленные Спитфайером или "Либерейтором", не припомню уж точно какой там американец топил вас, вместе со спасающимся на вашей палубе сбродом. Я тогда матросом-гардемарином на одном из первых У-ботов седьмой серии служил, и мы в Лас-Пальмас пополнить топливо и продовольствие зашли. Так я вам тогда, ваша Светлость, считайте в первый раз жизнь и честь спас...

  глава 5.

"Тайна "Виллы Винера30"

Разглагольствования Пруса были прерваны юным оберфенрихом цур зее, дежурным офицером по гауптвахте. Салага вежливо пригласил авторитетного морского аса на получасовую прогулку по плацу. Приятного в такой прогулке было не много. Гюнту-Дракону предстояло все полчаса вышагивать строевым по мощёному крупным камнем внутреннему дворик губы. Арестованные кригсмаринеры, естественно, по этому плацу прусским гусиным шагом не ходили, а лишь обозначали его бледное подобие. Впрочем, флотские офицеры при необходимости могли показать класс и пройти на строевом смотре железным строем, на зависть иным сухопутным частям. Щелкунчику всё же удалось меня озадачить. В сорок первом, после истории с "Лаконом" мне действительно пришлось просить разрешения зайти на сверхсекретную базу наших У-ботов на Канарских островах. После американской бомбардировки "Чиндлер" захворал. В двух отсеках обнаружились течи, было повреждено палубное орудие и к тому же заклинило командирский перископ. Вскоре я получил ответное РДО-шифрограмму. Мне предписывалось зайти для исправления повреждений на остров Фуэртовентура, где в его южной оконечности на полуострове Хандия располагался подземный ремонтный блок Z-37. Для того, чтобы попасть туда требовались особые ухищрения. В пятнадцати милях от берега к нам подошёл рыбацкий баркас. На борт "Чиндлера" поднялся светлобородый, как и я, загорелый моряк. Это был лоцман, естественно немец. Он принял на себя параллельное командование У-ботом и распорядился командовать погружение. На среднем ходу, пользуясь для ориентации вспомогательным перископом, мы подошли почти вплотную к берегу и уже здесь, сбавив ход до малого и периодически убавляя до самого малого, лоцман, словно ниточку в игольное ушко ввёл старину "Чиндлера" в подводную каменную трубу. Эта труба длинной метров в двести привела нас в довольно обширный грот, где лоцман, наконец, дал команду на всплытие. Сам грот, оборудованный в сухой его части как настоящая небольшая судоверфь, был во много раз меньше моего нынешнего заполярного "Лабиринта". Впрочем, о существовании последнего я тогда и не подозревал. Скальный камень грота был бурым, цвета запекшейся крови. Оттого в лучах довольно яркого искусственного освещения всё вокруг, включая лица и силуэты людей, приобретало тревожный красноватый оттенок. Повсюду встречалась застывшая рябь лавы и островки пористой вулканической пемзы, которая, если пнуть её хорошенько ногой, разлеталась серо-белой легчайшей крошкой, пачкая ботинки меловой известью. Рабочие, среди которых к моему удивлению было немало испанцев в тюремной робе, занялись пострадавшим железом моего У-бота. Мне же предложили переодеться в лёгкий песочного цвета хлопковый костюм вполне гражданского кроя. Экипаж тоже облачили в гражданское, и ребята смахивали теперь на толпу вновь прибывших туристов средней руки, ещё не успевших загореть под южным островным солнцем. Уже знакомый нам светлобородый лоцман велел всем построиться гуськом, в шеренгу по одному и следовать за ним. Я на правах командира шёл первым, сразу за проводником. Мы поднялись по довольно крутым ступенькам каменного трапа куда-то на верхнюю площадку грота и вошли в узкий, но достаточно освещённый туннель. Это был явно подземный ход. Ох и длинным же он был. Мы плелись по нему за нашим провожатым битый час, хотя я не ручаюсь за точность. В узком, замкнутом пространстве время течёт медленно, хотя нас, бывалых подводников такой штукой не удивишь, да и острой клаустрофобией наш брат, как правило, не страдает. Наконец подземный ход кончился. Поднявшись по ступеням железного трапа-лестницы, наш проводник откинул крышку металлического люка и мы следом за ним, по одному принялись выбираться на поверхность. Это было обширное помещение без окон, смахивающее грубо обтесанными каменными стенами на винные погреба какого-нибудь средневекового замка. Вот только винных бочек к разочарованию моих морячков здесь не было. К этому залу примыкало множество других таких же больших комнат. Здесь были несколько спален с десятком металлических коек в каждой. На каждой кровати имелись роскошные панцирные сетки, прекрасные матрасы, пухлые подушки и свежее белое бельё с лёгкими одеялами. Все наши восхищённо зацокали языками. Была здесь и длинная столовая, с не менее длинным деревянным столом. Под невысокими каменными сводами мы чувствовали в ней себя, словно монахи в монастырской трапезной. Стол был уставлен большими глиняными блюдами, на которых маняще благоухали тропические фрукты. Здесь возвышались горками жёлто-зелёные ананасы, связки бананов, сочные манго и ещё всякие невиданные, но до непристойности ароматные плоды. Наши было набросились на эту экзотику, но светлобородый лоцман, посмеиваясь, предупредил их о возможном, с непривычки, поносе. По соседству с трапезной нашлась бильярдная, большая баня с горячей водой, парилкой и даже несколькими ваннами.