Юлия Лавряшина - Свободные от детей

• Название: Свободные от детей
• Автор: Юлия Лавряшина
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1161-8

Дети — это вредно

для любви,

для карьеры,

для удовольствий!

Свободные от детей — свободные от правил и предрассудков! Без комплексов, без заморочек, без тараканов в голове! А может быть, как раз наоборот?

Выбери. Согласись. Опровергни. Защити свой мир. Измени жизнь.

С новым романом Юлии Лавряшиной «Childfree. Свободные от детей».

---

Лицо ее обращено ко мне вполоборота — так оно мне особенно нравится, о чем Лера, конечно, не догадывается. Густые ресницы ее взволнованно бьются, словно мотылек попался в ловушку, поверив в свет.

— Так ты всерьез?

— А то! Я тебе первой говорю об этом.

— Родить и отказаться? Ты сможешь?

— Родить и оставить — не смогу. Родить и просто отказаться в роддоме — тоже не смогу. Не настолько я прогнила… Но если тебе нужен этот ребенок…

Она вскрикивает быстрее, чем я успеваю закончить:

— Нужен!

И вдруг вскакивает, точно в ней происходит взрыв той самой энергии, которой Лере всегда не хватало. Она рывком ставит меня на ноги и, обхватив за шею, благодарно прижимается всем телом. Сестра выше меня, я утыкаюсь ей в грудь. Она у нее такая, что и рожать не требуется.

— Спасибо, солнышко, — шепчет она мне в ухо, преклонив голову. — Господи! Мне все еще не верится! Если ты правда сделаешь это…

— Так, стоп! — я высвобождаюсь. — Давай без излияний благодарности.

Виновато кривятся губы: то ли улыбнуться пытается, то ли уже слезы сдерживает, которые у нее всегда были наготове. Так и видится из детства ее маленький, дрожащий подковкой ротик… Стоило чуть повысить голос, как Лера уже цепенела от страха. В ней никогда не чувствовалось ничего бойцовского, никакого стержня, и не выйди она так удачно замуж, не было бы у моей сестры сейчас ни бизнеса, ни загородного дома, ни такой машины… По сути дела, из нас троих только я заработала все своим горбом. Антон как был ни с чем, так и остался. Живет в той же двухэтажной халупе на южной окраине, где мы выросли, в квартире, оставшейся от матери, сам до старости не купил бы.

Я не злорадствую. Мне жаль, что из него ничего не вышло, ведь Антошка мог стать талантливым инженером, уже в три года что-то постоянно конструировал, и это здорово разнилось с тем, что пытались сделать мы с сестрой. Но институт он бросил уже после первого курса, когда выяснилось, что Лиза ждет ребенка, и пошел работать в автосервис, который кормит их до сих пор. Все его семейство во главе с матерью сидит у него на шее и только погоняет. От того, что Лиза с первого же захода запустила двойню, была одна радость: Антона освободили от армии. Но вместо звездочки ему пришлось поставить на себе крест.

— Хорошо, что ты уже вся в шоколаде, и дите вас не пустит по миру, — говорю я Лере, продолжая думать о брате. — Не хотелось бы, чтоб и тебя ждала участь Антона.

Кажется, она удивлена:

— Да ведь он счастлив!

— Это можно назвать счастьем?

— Да ты посмотри на них! Они же без конца смеются, ловят взгляды друг друга. Им же хочется чувствовать реакцию другого буквально на все, на каждую фразу. Их притягивает, как магнитом!

— В том смысле, что он ее без конца лапает? Вот тебе и все охи-ахи вокруг модельных параметров… На кой черт всякими диетами себя изводить, когда вон такая биомасса по стулу растеклась, что не обхватишь, а сколько желания вызывает!

Знаю, что Лере невыносим такой тон. Сестра не просто подает себя утонченной особой, она такова на самом деле. Конечно, если б она хоть чуть-чуть покрутилась в настоящем бизнесе, то ее тонкие каналы забились бы в два счета. Но Егор позволяет ей чувствовать себя хозяйкой салона, пусть и мебельного, но звучит это вполне аристократично. И мне она нравится такой. Во мне самой никогда не было этой естественной женственности, ласковости. Я всегда была больше девчонкой, студенткой, чем женщиной. За это ты и любил меня…

— А ты точно не передумаешь? — Мне необходима ее уверенность. — Послушай, как орут эти монстры… Тебе это надо?

В ее улыбке — всепрощение сестры милосердия.

— Чужие дети часто раздражают… Со своими все по-другому, ты не знала? То, что бесит в чужих, в своих умиляет.

— Ты-то откуда знаешь?

— Я читала.

Я давлюсь смехом:

— А! Ты решила сперва изучить теорию…

— Я думала, мне уже не узнать этого на практике.

Узкие кисти впиваются в плечи, все тело — сплошной излом. Меня тянет погладить ее, разгладить…

— Будет тебе ребеночек, старче, — я прижимаюсь губами к ее пальцам. — Не плакай.

Лера смотрит на меня так серьезно, что мне становится не по себе:

— Ты собираешься забеременеть от Власа?

— Есть возражения?

— А он согласится?

— Обязательно его спрашивать?

— А как же! Разве можно так — обманом?

— Почему нет? Ему же не воспитывать его, алименты не платить.

Но сестра в ужасе трясет головой:

— Нет, ты должна обсудить с ним это! Заручиться его согласием. Ребенок должен быть зачат по любви.

— О! Вот с этим как раз проблема.

Я встаю, прислушиваясь, как похрустывает в позвоночнике. Возраст противненько напоминает: долго сидеть на твердом крыльце уже чревато. Можешь и не подняться… И понимаю, что тянуть с воплощением Лериной мечты некуда. Сейчас или никогда.

Но сестра сама притормаживает меня:

— Ты ведь, кажется, едешь с театром в Швецию?

— Надеюсь, еду.

— Тогда лучше это сделать после возвращения. Знаешь, тряска в поезде во время беременности…

— Мы полетим самолетом.

— Тем более! Перепады давления так опасны!

— Хорошо, — смиряюсь я тем охотнее, что страх все же дает себя знать и подначивает отложить задуманное.

Но это как раз и настораживает Леру. Подобравшись ко мне, она, чуть пригнув голову, заглядывает в глаза:

— Ты меня слушаешься? Ты ведь никого не слушаешься!

— Неужели?

— У тебя комплекс старшей сестры — ты всегда права и знаешь, как надо поступать.

— У меня еще и комплекс отличницы. Если я за что-то берусь, то обязана сделать это на «пятерку»! Так что малыша я тебе произведу — загляденье.

Ее так и отбрасывает:

— Сплюнь!

И сама трижды плюет через левое плечо.

— Дура суеверная, — усмехаюсь я. — Все будет в порядке, я же здорова, как крестьянская девушка!

— А…

— Насчет его болячек я выясню, не беспокойся.

Лера вдруг отводит глаза, потом коротко взглядывает на меня, опять опускает ресницы.

— Ну? Что? — не выдерживаю я.

— А у тебя больше никого нет на примете?

— Кроме Малыгина? — Слышал бы Влас! — Чем он тебе не нравится? Такой симпатюля… Мне казалось, что ты очень даже к нему расположена.

Ее так и морщит от неловкости:

— Он… Да, он ужасно милый и все такое… Но ведь не только внешние качества передаются по наследству, правда? А Влас… Он немножко… пустозвон. Или мне только так кажется?

Она виновато округляет глаза, вокруг напрягшихся бровей возникают ямочки. Я разглаживаю их кончиками пальцев и целую ее в нос.

— Человек-фейерверк… Это тебя не устраивает? Ты хочешь, чтобы этот ребенок родился от человека серьезного и глубокого, талантливого и доброго? Знаешь, если б я родила его от Никиты — а это ведь его портрет! — ты никогда не получила бы этого ребенка. Потому что я его не отдала бы.

* * *

Что за безумный восторг — пронестись по МКАД почти ночью, когда адреналин особенно охотно фонтанирует, до того, что руки холодеют, уши закладывает! Главное, чтобы шоссе не опустело к этому времени окончательно, чтоб нашлось кого обогнать и подрезать, рванувшись навстречу звездам.

Влас ненавидит ездить со мной, потому что чувствует себя совершенно беспомощным: в моих руках не просто руль, а его жизнь. Не обращая внимания, как он орет, сидя рядом, я иду на обгон «шкоды», которая смеет соперничать с моим «BMW». Обхожу ее легко и красиво, но большой радости не ощущаю, ведь это была легкая добыча. Вот «мерседес» впереди — более достойный противник. Мой «Буня», как прозвала его младшая дочка Антона, нагоняет «мерина», словно коршун — темный, стремительный, безжалостный.

Твоя фамилия была Коршунов, но ты не был хищником… Тебе никогда не хотелось разгромить квартиру какого-нибудь Латунского, да и не Мастера это дело… Только ведь и я не была твоей Маргаритой, потому что больше всего на свете хотела сама стать Мастером…

Но мы не соперничали друг с другом. Звучит печально, однако нас именно то и спасло, что мы не были женаты с тобой, даже не показывались вдвоем на людях, за исключением тех дней в Париже, и ни одна собака не сравнивала нас, что так убийственно для любви, когда оба занимаются творчеством.

Кто сидит за рулем «мерседеса», не разглядеть из-за тонированных стекол, но невидимка принимает мой вызов. И мы мчимся ноздря в ноздрю, едва не раня друг друга крыльями. От воплей и проклятий, которые исторгает Влас, уже звенит в голове, и это окончательно заглушает голос разума, хотя мой артист, конечно, добивался обратного. Я выжимаю из своей машины все возможное, и мы уходим от соперника, растворяемся в ночи.

— Тебе лечиться надо! У тебя суицидная мания!

— Успокойся, — я сбрасываю скорость. — Какой ты трус, Малыгин, аж тошнит от тебя!