Паркинсон Кийз - Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1

• Название: Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1
• Автор: Паркинсон Кийз
• Издательство: Локид
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-320-00188-6, 5-320-00189-4

Роман одной из самых знаменитых романисток XX века Ф.П. Кийз погружает читателя в добрые старые времена, когда жизнь на Миссисипи была простой и спокойной. Роскошные пароходы на большой реке, богатые плантаторы и их семьи, благородные капитаны и отчаянные игроки, а главное — любовь и страсть. Так начинается повествование о судьбах героев, которым предстоит выдержать страшные испытания судьбы и познать истинные чувства.

* * *

Прекрасный роман “Любовь в наследство, или Пароходная готика” принадлежит одной из знаменитых романисток XX века Ф.П. Кийз, именуемой “принцессой жанра”.

Плантация Синди Лу с ее несравненным дворцом становится приютом любви и верности Клайда Бачелора, главного героя романа, и его жены Люси. Там переживают они самые страшные испытания судьбы и самые сильные чувства. Там же познают истинные ценности их дети и внуки.

---

Поток его размышлений был прерван появлением сморщенной негритянки, ковыляющей ему навстречу вдоль реки по той же дороге, по которой он тащился уже более получаса. Она была в бесформенном ситцевом одеянии, а на голове ее красовалось три широкополые, грубо сплетенные из листьев пальметто[3] шляпы, насаженные одна на другую. Он вспомнил, что уже видел эту старуху рано утром с верхней галереи гостиницы, когда она, прихрамывая, брела по дорожке. Навстречу ей шли двое мужчин, увлеченных беседой. Как только их пути пересеклись, она сорвала с головы две шляпы, перевернув их, протянула к мужчинам и при этом вкрадчивым голосом проговорила всего одно лишь слово: «Подайте!» Оба бросили в протянутые к ним шляпы по мелкой монетке. Третья же шляпа оставалась на голове женщины, защищая ее курчавую макушку от палящего солнца. Сейчас она приблизилась к нашему страннику и проделала то же самое, если не считать того, что сняла только одну шляпу. Незнакомец порылся в кармане, извлек три серебряных доллара и бросил их старухе.

— Тут по монетке для каждой твоей шляпы, тетушка! — произнес он. — Пожелай мне удачи!

— Молюсь великому Господу! — воскликнула негритянка. — Молюсь ангелам на небесах — дали сегодня Моппи удачу. Пожелать тебе счастливо? О, ты уже счастливо, у тебя все есть. Это Моппи говорит: Боженька любит тебя. Аллилуйя! Благослови тебя, и сердце твое, и душу! Моппи говорит свое заклинание, чтобы Бог принес тебе удачу. И сейчас.

Не успела она заковылять прочь, как за крутым поворотом дороги он увидел дом, к которому так упорно стремился. Действительно, дом возник так внезапно, что, забыв все «заклинания», он с радостью почувствовал, что удача наконец пришла к нему, ибо сейчас перед ним, восхитительно неизменный, несмотря на все перемены вокруг, находился объект его сердечных устремлений.

Он снова остановился, чтобы рассмотреть дом в сверкающем свете послеполуденного солнца. Да, он был точно таким, как в его воспоминаниях, только теперь, находясь совсем близко, он казался еще более впечатляющим, более прекрасным и более желанным, чем издалека. Особняк не был длинным, низким и бесформенным, как большинство образцов ранней луизианской архитектуры. Это было массивное квадратное сооружение, окруженное коринфскими колоннами, три этажа взмывало ввысь, не считая бельведера, венчавшего дом. И что особенно поражало и восхищало незнакомца в особняке — это почти невероятное сходство с самыми крупными и замечательными плавучими дворцами, на которых он сделал свое состояние. Широкие галереи точь-в-точь напоминали просторные двухэтажные палубы; две лестницы, находящиеся внизу, на земле, на большом расстоянии друг от друга, встречались высоко вверху, над главным входом, точно так же, как лестницы, ведущие к огромному входу в главный салон на роскошном речном пароходе; и даже бельведер блеском своего стекла очень напоминал рулевую рубку. Этот дворец даже приходился больше ему по вкусу, поскольку стоял на твердой земле, а не плыл по воде. Годы странствий остались позади, по крайней мере он на это надеялся.

Незнакомец по-прежнему стоял, не сводя зачарованного взгляда с открывающегося перед ним зрелища, когда входная дверь медленно отворилась и на галерею вышла дама. Он не сомневался, что она почувствовала его присутствие; однако она не сразу посмотрела в его сторону, а сначала повернулась вправо и, слегка перегнувшись через перила, стала вглядываться в расположенный в саду фонтан, словно там было что-то привлекшее ее внимание.

Женщина была одета в черное платье явно устаревшего фасона; в нем ощущалась мода довоенных дней, нынешние стали более сдержанными в объеме. Однако платье смотрелось на даме красиво, даже несколько шикарно. Овальное и очень бледное лицо женщины свидетельствовало о том, что она бережет цвет лица и не рискует подставлять его солнцу. Поскольку незнакомец видел ее лицо вполоборота, то не мог разглядеть глаз, о чем сразу пожалел; но, с другой стороны, ее поза позволяла ему рассмотреть небезупречный, но пикантный профиль. Его восхищение возросло еще больше при виде покатых плеч, полной груди и узкой талии. Ее черные, как и платье, волосы были очень блестящими и чрезвычайно пышными, и все это изобилие, собранное в локоны и косички, завершалось затейливым «водопадом». Будучи человеком проницательным, незнакомец догадался, что у нее нет достаточных средств, чтобы обзавестись новыми туалетами, равно как отсутствует и сноровка или стимул перешить старые, однако ей доставляет удовольствие следить за модой на прически, описываемой в журнале Годе[4].

Она отвернулась от фонтана, затем медленно, словно плывя, отошла от портала, остановила взгляд на цветочной клумбе и лишь после взглянула в его направлении. И тут же отпрянула назад, издав тихий, приглушенный вскрик, ухватившись одной, унизанной кольцами рукою за перила, а вторую взволнованно поднеся к кружевным оборкам на груди.

— Добрый день, — не сходя с места, поздоровался незнакомец почтительным и одновременно заискивающим тоном. — Мне надо попросить у вас прощения за вторжение, но, поверьте, это произошло невольно. Когда я шел по дороге, меня настолько поразила красота вашего дома, что я ничего не смог с собой поделать и подошел поближе, чтобы полюбоваться им… И чем больше я рассматривал его, — продолжал он с явным уже преобладанием льстивых ноток над уважительными, — тем больше восхищался.

Он поклонился и с обворожительной улыбкой снова посмотрел вверх, на галерею. Дама же, в свою очередь, все больше затруднялась изображать недовольство, которого она, собственно, и не ощущала.

— Признаюсь, мсье, вы испугали меня на какое-то мгновение, — проговорила она с явным акцентом, но, как и все остальное вокруг нее, этот акцент был чрезвычайно милым. — Ведь я живу столь уединенной жизнью, что совсем перестала ожидать гостей.

— Если вы ведете уединенный образ жизни, мадам, то, должно быть, вы сами избрали его. И сделали многих людей несчастными… Если позволите, я скажу — многих мужчин несчастными и безутешными.

Из ложбинки между грудей дама извлекла носовой платок с широкой черной каймой и поднесла его к глазам. Однако не стала слишком долго скрывать под ним свое красивое лицо.

— Это я — безутешна, мсье, — сказала она. — Мой дорогой супруг — самый лучший, самый добрый и обожаемый человек на свете — скончался восемь лет назад… прежде чем этот дом, которым вы так любезно восхищаетесь и где мы с ним провели много счастливых лет вместе, был полностью достроен. С тех пор я живу здесь одна… всю эту ужасную войну… пережила и опустошение, последовавшее за ней. Теперь больше никто не ходит друг к другу в гости, как это было принято раньше среди семей, проживающих у реки. Ведь большинство из них в трауре, как и я. Дух общения утерян… все действительно подавлены. Что же до приезжих, то зачем им искать нас? Теперь тут не осталось ничего, что приводило их прежде в большие дома плантаторов.

— Я не вправе судить о старых семьях, проживающих у реки. Однако вы сами можете заметить, что по крайней мере одного приезжего непреодолимо влечет к некоему большому плантаторскому дому.

Она ответила не сразу, вместо этого поигрывая носовым платком с черной каймой. И вновь он пришел ей на помощь, на этот раз попросив о приглашении, которое, как он понимал, ей хотелось сделать, только она не осмеливалась.

— Мадам, во мне теплится надежда, что вы не сочтете меня дерзким, если я скажу, что самое страстное мое желание — познакомиться с вашим домом детально. Короче говоря, я надеюсь, что вы позволите мне войти, и не только ради того, чтобы получше изучить все чудеса дома, но, возможно, чтобы оказаться в более выгодном положении, когда можно засвидетельствовать почтение его очаровательной хозяйке.

Наконец их взгляды встретились, и он, как и ожидал, увидел, что в ее глазах, почти таких же черных, как и волосы, загорелись искорки. Однако она по-прежнему колебалась и молчала.

— Наверное, мне следовало бы представиться должным образом, — заявил гость с возрастающей учтивостью. — Меня зовут Клайд Бачелор. Да, я понимаю, мое имя вам ничего не говорит. Но, если не ошибаюсь, я имел честь быть немного знакомым с вашим незабвенным покойным мужем. Разве он не путешествовал частенько на крупных речных судах? И разве я беседую не с мадам Лабусс, вдовой Маршана Лабусса, которого все знали как славного плантатора и еще более славного джентльмена?

— Да, да! — быстро отозвалась она. — Да, мсье, вы совершенно правы. Подумать только, а я держу вас за порогом все это время, словно какого-то нежеланного гостя! Прошу вас, входите, поднимайтесь в дом, — продолжала она. — А что, возможно, я и встречала вас прежде… Как я могла забыть? Большинство своих поездок муж совершил до нашей женитьбы, после он был занят строительством этого дома. Но время от времени ему все же приходилось уезжать, и в этих случаях я сопровождала его. Он никогда не соглашался расстаться со мной даже совсем ненадолго.