Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески

• Название: Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески
• Автор: Карел Чапек
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1977

В седьмой том собрания сочинений К. Чапека вошли произведения малого жанра — памфлет «Скандальная афера Иозефа Голоушека» (1927), апокрифы, юмористические очерки «Как это делается» (1938), афоризмы, побасенки и юморески, этюды и статьи о литературе и искусстве, публицистические заметки разных лет.

В томе использованы рисунки Иозефа Чапека:

На переплете и на стр. 6 — иллюстрации к очерку «Как делается газета».

Стр. 38, 256, 474 — элементы оформления различных книг.

Стр. 138 — иллюстрация к очерку «Как делается фильм».

---

Но нет! Помимо всего этого и несмотря на все это, есть еще одна удивительная особенность — общеизвестная жизнерадостность бедноты, я сказал бы — наивная ребячливость. Эти люди играют больше других. Их жизнь тяжела, но не исчерпана. Принято говорить «старый мир», «старая цивилизация»; мы знаем «старые нации», «старые империи» и «старые режимы», но мы не можем сказать «старый народ». Народ — это не наследие прошлого; он живет сегодняшним днем и потому всегда живет в настоящем. Предоставленный самому себе, он живет мгновением и импровизирует свою жизнь в каждую данную минуту. Непосредственность и немедленная реакция и есть, собственно, источник юмора. Человек из народа не заглядывает далеко вперед, он живет сейчас, здесь, на этом месте, и стремится использовать что можно. Его юмор — вечный комментарий к жизни. Поэтому народный юмор нельзя записать или сохранить. Тем не менее он всегда будет проникать в литературу и будет жить в ней по праву бессмертия, только уже под именем Аристофана, Рабле или Сервантеса.

Холмсиана, или О детективных романах © Перевод И. Порочкиной

Прежде чем написать этот этюд о детективном романе, мне было суждено бодрствовать ночами. Правда, проводил я их не погрузившись в раздумья, а зачитавшись какой- нибудь неимоверно увлекательной и загадочной криминальной историей, ужасаясь, теряя голову, сгорая от нетерпения. К счастью, есть на свете разумные головушки, вроде папаши Табаре[174] и сообразительного Лекока[175], Эбенезера Грайса[176] и Шерлока Холмса, инспектора Ганимара[177] или инспектора Била и Макензи[178], талантливого Ботриле[179], детектива Хьюита, Асберна Крага[180], Хорна Фишера и отца Брауна[181], профессора Крэга Кеннеди[182], доктора Торндайка[183] и всюду сующего свой нос Рулетабиля[184]. Эти молодцы, несмотря ни на что, раскрывали в конце концов любую аферу, какой бы запутанной она ни была. Я не щадил тихих ночей, следя за их работой, и был вознагражден за свое бдение: мне известны теперь все детективные методы, а также все преступления, уловки, технические средства, переодевания, трюки и прочие мерзости, на какие способен пуститься самый прожженный преступник. И предупреждаю каждого, кто настроен по отношению ко мне враждебно, я могу уничтожить его тысячью способов — один другого изощреннее.

Кроме того, в качестве особого мандата для данной работы я предъявляю следующее признание: я сам уже некогда предпринял попытку написать сборник детективных рассказов. Я отнесся к замыслу вполне добросовестно, но получилась из него книжка «Распятие»[185]. К сожалению, никто не признавал в ней детектив. По-видимому, она мне не совсем удалась.

Детективный роман (я имею в виду чистокровный детективный роман, а отнюдь не уродцев — помесь житийной литературы с графоманством, отягощенной разнородными влияниями) — это литературное явление, столь же бесхитростное, как, скажем, эпическое стихотворение или детская сказка. Но поскольку именно несложным, добротным и безотказно действующим произведениям присуща невероятно разветвленная генеалогия, необходимо двигаться в разных направлениях, чтобы проследить ее. Вероятно, мы будем выглядеть педантами, если станем перечислять уйму мотивов, которыми изобилует самый простой детективный роман. Мы будем пролагать себе путь по засушливой местности, покрытой дикими зарослями, не задерживаясь, чтобы полюбоваться чудесными видами. Итак, господи благослови, без долгих проволочек отправимся в путь.

Мотив криминальный. Этот мотив психологически самый сильный. Многие ужасно любят читать о преступлениях. Вероятно, это потребность. Недаром люди смакуют детективные романы и рубрику «из зала суда». Запретите то и другое, и они будут целыми вечерами просиживать на завалинке или у печки и рассказывать о преступлениях, совершенных в округе за последние пятьдесят лет. Пойдут рассказы о том, как мельник убил свою жену, пойдут разговоры о том, что сапожник когда-нибудь убьет свою жену и что сельский староста нечист на руку. Таким образом, следует признать, что в преступлении есть нечто весьма притягательное.

Некоторые объясняют эту потребность в щекочущих нервы сенсациях тем, что люди испытывают наслаждение от леденящих кровь ужасов. Думаю, это лишь часть правды. О привидениях рассказывают не только потому, что они поэтически волнуют, но и потому, что в них немного верят. Люди интересуются преступлениями не столько в литературном плане, сколько в силу того, что их способен совершить любой и каждый. Читатель интересуется ими как чем-то значительным и доступным. Его волнует головокружительная перспектива: можно совершить то же самое. Его влекут эти открывшиеся зловещие возможности. Человек, не способный на преступление, интересовался бы им столь же мало, как человек, схвативший насморк, — запахом роз.

Психоаналитик сказал бы, что мы страстно увлекаемся криминальными историями, поскольку это единственная возможность погрузиться в тайну преступности. Может, он назвал бы это объективизацией скрытых преступных влечений или другим научным термином. Что касается меня, то я не могу не согласиться с этим, но считаю, что криминальное чтиво, кроме наших потаенных преступных влечений, объективизирует также наше скрытое и страстное влечение к справедливости, что оно выявляет в нас, кроме тайных преступников, также потаенную святую фему[186]. Ты, читатель детективной литературы, участвуешь в преступлении, но тут же и караешь за него. В тебе просыпается Каин и в то же время — глас, вопиющий: «Что совершил ты? Будь же проклят во веки веков и присно!»

Из этого, правда, не следует, что удовольствие от криминального чтения нравственно возвышает или наоборот, но одно можно сказать наверное: удовольствие это двоякое и потому вдвойне волнующее.

Тут нужно отклониться немного в сторону, чтобы сказать несколько слов о существенном различии между грехом и преступлением. Детективные романы не имеют к греху никакого отношения. Грех — это определенное дурное состояние души, тогда как преступление — это определенный дурной оборот дела. Есть тяжкие грехи, которые не являются тяжкими преступлениями, и наоборот. Как только писатель начинает интересоваться душой преступника, он оставляет почву детективного романа. По этой причине здесь не будет произнесено имя Достоевского.

Мотив юридический. Основной темой детективного произведения является поединок между преступлением и человеческой справедливостью. В настоящем уголовном романе с преступлением сталкивается высшая и не совсем понятная нравственная система, которая в конце концов наказует зло и вознаграждает добро. В детективных романах вместо высшей системы действует всего-навсего людская справедливость, и если она в конце концов и побеждает, то лишь благодаря проницательности и с помощью самых обыкновенных методов.

Любовь к случаям из юридической практики стара как мир. Например, способ, каким Соломон рассудил двух женщин-торговок, — превосходный образчик детективных приемов. Подобные же детективные достижения я мог бы процитировать из индийских, арабских, кордофанских и других преданий. У всех народов бытуют истории о мудрых судьях, которым удалось изобличить виновника достопамятным образом и с помощью одного лишь хитроумия. По сути, это прекрасная и очень старая традиция житейской находчивости, рационализма, практического опыта и наблюдения, исключающая какое бы то ни было метафизическое вмешательство. Примечательно, что эта острота ума, ничего не принимающего на веру, нашла отражение в произведениях сказочного характера наравне с чудесной властью волшебников и ратными подвигами принцев. Из чего можно заключить, что так называемый «чистый интеллект» является столь же исконным и издревле возвышенным и значительным, как миф и эпос.

Обратите внимание еще на одно обстоятельство: уголовный роман требует, чтобы негодяй расплатился за все. Уголовный роман слишком насыщен чувствами, мотивами этическими и иррациональными, чтобы отказаться от максимального возмездия. Детективный роман никогда не сопровождает злоумышленника до виселицы или до тюрьмы и ни капли не заботится о том, сколько лет ему припаяют. Его интересы исчерпаны раскрытием преступления и поимкой персонажа, поскольку с точки зрения справедливости единственно это — хитроумно и рационально. Наказание по сути иррационально, вина иррациональна, поэтому тут уже привлекается суд присяжных, чтобы он изобрел что-либо подобное испытанию огнем или другому виду ордалии. Но наблюдение, опыт и смекалка отказываются идти дальше разбирательства, дальше классического quis, quid, ubi, quibus, auxiliis, cur quomodo, quanda,[187] иными словами — дальше интеллектуального удовлетворения тем, что произошло.

Итак, в то время как криминальный мотив утоляет примитивную и скрытую тягу к преступлению, мотив юридический утоляет столь же исконную и страстную потребность поймать преступника и утвердить справедливость. Однако и то и другое в детективном произведении ограничено чисто интеллектуальным утолением жгучего любопытства (как это произошло), исключающим начало сострадательное.