Мишель Уэльбек - Платформа

• Название: Платформа
• Автор: Мишель Уэльбек
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002

Мишель Уэльбек (род. 1958) – поэт, эссеист, прозаик, самый полемичный и самый продаваемый во Франции и в Европе автор. На родине его называют культовым писателем и «Карлом Марксом секса». Каждая его книга – бестселлер. Роман «Элементарные частицы» (Les particules elementaires, 1998), переведенный на 26 языков мира, номинировался на Гонкуровскую премию и удостоен «Гран-при» в области литературы и престижной Дублинской премии. Роман «Платформа» (Ptateforme, 2001) получил приз Парижского кинофестиваля 2002 г. «Кинороман» (Cine Roman), присуждаемый за лучшее литературное произведение, на которое следует обратить внимание ведущим кинорежиссерам с целью его экранизации.

---

Что бы мы делали без машиностроения? Где-то далеко-далеко добы­вают железную руду, доставляют ее сюда на грузовых судах. Производст­во станков по большей части контролируется японскими фирмами. Сборка осуществляется в таких городах, как Сураттхани, по лицензиям NEC, «Дженерал Моторс», «Фухимори»; в результате получаются автобу­сы, железнодорожные вагоны, паромы. Они используются в том числе и для перевозки западных туристов и туристочек, вроде Бабетт и Леа.

Я вполне мог с ними заговорить – мы путешествовали в одной груп­пе; но на роль потенциального любовника я не претендовал, и это рез­ко сужало круг тем для беседы; с другой стороны, коль скоро мы купили одинаковые путевки, контакт в принципе не исключался. Бабетт и Леа, как выяснилось, работали в агентстве по связям с общественностью: ор­ганизовывали мероприятия. Мероприятия? Ну да. С группами актеров в учреждениях, которые желают заниматься меценатством. То-то небось денежки гребут, подумал я. И да и нет. Сейчас инвестиции сократились: все нацелены на «права человека». Но в общем ничего. Я поинтересовал­ся их зарплатой. Хорошая. Могла бы быть и лучше, но все же хорошая. Примерно двадцать окладов рабочего на металлургическом заводе в Су­раттхани. Экономика – загадочная штука.

По прибытии в отель наша группа, полагаю, рассеялась; сам я не стал за­втракать со всеми; коллектив мне порядком надоел. Я задвинул шторы и лег. Как ни странно, я сразу заснул, и приснилась мне молодая арабка, танцевавшая в вагоне метро. На Айшу она не была похожа, так, во вся­ком случае, мне казалось. Она держалась за стойку, как стриптизерша, и постепенно оголяла грудь, прикрытую узкой полоской материи. Нако­нец, улыбнувшись, она обнажила ее полностью: потрясающая грудь, смуглая, крепкая, налитая. Облизнув пальчики, она погладила себе со­ски. Затем протянула руку к моим брюкам, расстегнула ширинку, извлек­ла наружу мое хозяйство и давай теребить. Вокруг стояли люди, на стан­циях одни входили, другие выходили. Она опустилась на четвереньки и задрала мини-юбку– трусов под ней не оказалось. Ее густые черные джунгли манили меня, и я внедрился. Народ)' в вагоне было много, но никто не обращал на нас внимания. Ничего подобного, конечно, не мог­ло случиться в действительности. Это был сон, смешной сон изголодав­шегося немолодого мужчины.

Проснувшись часов в пять, я увидел на простыне пятна спермы. Пол­люция… н-да, трогательно. Кроме того, к своему живейшему удивлению, я обнаружил, что мое копье по-прежнему торчит; должно быть, дело в климате. На тумбочке брюхом вверх лежал таракан. Отбегался, как ска­зал бы отец. Сам он умер в конце 2000-го и правильно сделал. Его жизнь, таким образом, целиком вписалась в XX век, частицей которого он и был; частицей знаменательной – вот в чем ужас. Я же этот рубеж пере­жил и оказался ни то ни се. Мне шел пятый десяток, вернее, самое его начало; мне, собственно, было сорок; это примерно середина пути. В оп­ределенном смысле смерть отца развязала мне руки; своего последнего слова я еще не сказал.

Наша гостиница стояла на восточном побережье острова Самуй и заме­чательно соответствовала идеалу тропического рая, каким его представ­ляют турагентства в рекламных проспектах. Со всех сторон нас окружа­ли холмы, поросшие лесом. Утопающие в зелени коттеджи амфитеатром спускались к огромному овальному бассейну, на концах которого распо­лагались джакузи. Вплавь можно было добраться до бара на островке в центре бассейна. Еще несколькими метрами ниже начинался белый пес­чаный пляж, а дальше – море. Я настороженно огляделся; издали узнал Лионеля, барахтавшегося в волнах, словно раненый дельфин; затем раз­вернулся и по мостику, перекинутому через бассейн, прошествовал в бар. С наигранной непринужденностью я изучил список предлагаемых кок­тейлей: как раз наступило время продажи со скидками.

Я выбрал «Сингапурский слинг», и в эту минуту появилась Бабетт. «Н-да…» – сказал я. На ней был раздельный купальник, состоящий из об­легающих шорт и широкой полоски бюстгальтера – все в сине-голубых тонах. Ткань исключительно тонкая; такой купальник особенно выиг­рышно смотрится мокрым. «Вы не купаетесь?» – спросила она. «М-м…» – ответил я. Следом явилась Леа, сексапильная в более классической мане­ре: цельный ярко-красный виниловый купальник с высокими вырезами внизу и рассеченный черными застежками-молниями, открытыми, само собой (одна молния пересекала левую грудь, и из неё торчал сосок). Она кивнула мне и пошла к Бабетт, стоявшей у воды; когда она повернулась ко мне спиной, я в полной мере оценил ее великолепный зад. Куколки поначалу относились ко мне с опаской, но, после того как я заговорил с ними на пароме, пришли к выводу, что я существо безобидное и даже в своем роде занятное. Так оно примерно и было.

Они синхронно прыгнули в воду. Я чуть повернул голову и продол­жал за ними наблюдать. За соседним столиком сидел двойник Робера Ю [7]. Намокнув, купальник Бабетт и в самом, деле выглядел эффектно: отчет­ливо выделялись соски и ложбинка между ягодицами; виднелся даже холмик волос на лобке, хотя она и стригла их довольно коротко. Между прочим, в это время люди работали, производили полезные вещи, ино­гда и бесполезные тоже. В общем, производили. А что я произвел за со­рок лет своего существования? Прямо скажем, немного. Я готовил ин­формацию, обеспечивал доступ к ней и ее распространение; иногда еще занимался денежными трансфертами (в небольших масштабах: обычно я оплачивал незначительные счета). Словом, работал в непроизводствен­ной сфере. Без таких, как я, можно запросто обойтись. И все же моя бес­полезность не так бросалась в глаза, как никчемность Бабетт и Леа; я не­заметный рядовой паразит, на работе не надрывался и не пытался делать вид, что надрываюсь.

С наступлением темноты я вернулся в гостиницу и встретил в холле Ли­онеля, обгорелого, но счастливого. Он весь день купался; такая красота ему и во сне не снилась. «Мне пришлось экономить, чтобы скопить на поездку, но я не жалею», – разоткровенничался он, присев на край крес­ла. Он работал в «Газ де Франс», в одном из юго-восточных пригородов Парижа; жил в Жювизи. Ему нередко случалось наведываться в бедные дома, где газовое оборудование не соответствовало норме. Если хозяе­ва, несчастные старики, не могли оплатить переустановку, он вынужден был отключать им газ. «Люди в таких условиях живут… и представить се­бе невозможно. Иногда всяких чудес насмотришься», – продолжал он, покачивая головой. На свое житье он не жаловался. Район, правда, не очень; просто даже опасный район. В некоторые места лучше не совать­ся. Но в целом все ничего. «Ладно, сейчас мы в отпуске», – заключил он и направился в столовую. Я же прихватил несколько рекламных бро­шюр и пошел читать их к себе в номер. Мне по-прежнему не хотелось ужинать со всеми. Человек в состоянии оценить себя лишь по отноше­нию к другому; оттого и общение с другими невыносимо.

Леа рассказала мне, что остров Самуй не просто тропический рай, но еще и пристанище наркоманов. В полнолуние они закатывают гран­диозные рэйвы на соседнем островке Ланта; туда приезжают даже из Ав­стралии и Германии. «Как в Гоа», – вставил я. «Да что там Гоа, – отреза­ла она. – Гоа – это отстой; за рэйвом теперь надо ехать на Самуй или на Ломбок».

Мне, собственно, ничего такого не требовалось. Я хотел всего-на­всего получить полноценный массаж с качественным сексом. Казалось бы, чего проще; между тем, листая рекламные проспекты, я с нарастаю­щей тоской убеждался, что на Самуе, похоже, иная специализация. Здесь предлагали всяческие иглоукалывания, натирания ароматически­ми маслами, вегетарианскую кухню и китайскую гимнастику; а вот про эротический массаж или бары «go-go» – нигде ни слова. Кроме того, тут во всем ощущался удручающий американский, хуже – калифорнийский дух, нацеленный на «здоровую жизнь» и «медитативную деятельность». В брошюре «Что есть на Самуе» мне попалось письмо читателя – некое­го Гая Хопкинса, называвшего себя «приверженцем здоровой жизни» и регулярно приезжавшего на остров вот уже двадцать лет. «The aura that backpackers spread on the island is unlikely to be erased quickly by upmar­ket tourists» [8], – заключал он; стало быть, дело дрянь. И на поиск развле­чений не отправишься – гостиница стояла в стороне от всего; тут, соб­ственно, все стояло от всего в стороне, поскольку нигде ничего не было. На карте острова не просматривалось явного центра, лишь горсточки бунгало, вроде нашей, вдоль тихих пляжей. Я с ужасом вспомнил, что Самуем восхищался «Рутар». Здесь, дескать, сумели избежать известных отклонений; ну и влип же я. Утешило меня – увы, теоретически – лишь сознание, что в тот вечер я и в самом деле способен был кого-нибудь трахнуть. Мне ничего не оставалось, как взяться за «Фирму»; я переско­чил на двести страниц вперед, потом вернулся на пятьдесят назад и слу­чайно наткнулся на сцену с раздеванием. Интрига уже порядочно про­двинулась: Том Круз переместился на Антильские острова, где разрабатывал (а может, наоборот, разоблачал – неясно по тексту) какую-то систему уклонения от налогов. Короче, он познакомился там с обво­рожительной метиской – девушкой неробкого десятка. «Мич услышал шуршание материи и увидел, как юбка упала к ногам Эйлен, оставив ее в бикини на завязочках». Я расстегнул молнию ширинки. Далее следовал странный, психологически труднообъяснимый Пассаж: «Уходи, – шеп­тал ему внутренний голос. – Брось бутылку пива в океан, а юбку на пе­сок. Ноги в руки и дуй домой. Быстро!» Но Эйлен, по счастью, никто ни­чего такого не нашептывал: «Плавным движением она завела руку за спину, развязала бюстгальтер, тот соскользнул, обнажив грудь, казавшу­юся теперь еще пышней. – Не подержите? – спросила она, протягивая ему легкую, как перышко, нежную и белую деталь туалета». Я добросове­стно полировал себя, воображая ночь и метисок в бикини, и в итоге со вздохом удовлетворения кончил в раскрытую книгу. Теперь склеится; ну да ладно, такое второй раз читать не станешь.