Владимир Корнаков - В гольцах светает

• Название: В гольцах светает
• Автор: Владимир Корнаков
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Витимская тайга свела разных людей: Герасима — русского приискателя и Дуванчу — эвенка-охотника.

Трудным путем идет нелюдимый Герасим к «мужицкой правде», которую уже «нащупали» его товарищи по прииску Павел Силин и Иван Ножин. Но еще драматичнее складывается судьба молодого охотника-эвенка. Искренне считая, что русские отнимают у него «его тайгу», он слепо способствует шаману в злобных замыслах против русских и едва не приносит в жертву жизнь любимой девушки. Только целый ряд событий, неожиданных встреч, столкновений открывает ему глаза...

В романе показана витимская тайга 1906 года. Властный шуленга эвенкийского рода Гасан Доргочеев и голова инородной управы князь Гантимуров с помощью шамана и священника-миссионера еще крепко держат в руках народ тайги. Но уже гремит среди сопок эхо читинских революционных событий, будоражит рабочих приисков, проникает в юрты и сердца охотников...

---

Дуванча оттаивал, оживал. Его радовало все — ласковое солнце, зеленые кустики брусничника с гроздьями ягод — имиктэ, даже этот кипящий сердитый ключ — Усэ Бирокан.

Зато Герасим был угрюм. Он сосредоточенно вглядывался вниз, куда указал Дуванча, и ему казалось, что нет никакой возможности перебраться на противоположный склон ущелья. Правда, в двухстах шагах перед одиноко торчавшей скалой берег спускался к ключу отлого, но ледяное поле там было шире, чем здесь. Оно достигало сажен тридцати...

Герасим понимал, что днем через впадину не переберешься. Полвершка воды — пустяки, но под водой вместо земли отполированный лед, и неизвестно, насколько он прочен.

А заветные гольцы — вот они. Прямо перед глазами, за чертовой впадиной. Как же они перейдут через эту проклятую рытвину?

Герасим повернулся к охотнику и замер. Прямо перед ним, шагах в пятнадцати, стояла коза, похожая на изваяние, высеченное художником из серого с подпалинами гранита. Она застыла, выставив вперед длинные тонкие ноги, высоко подняв маленькую головку и тяжело поводя заметно пополневшими боками. Ее появление для Герасима было настолько неожиданным, что он мгновение сидел, не шевелясь, уставив глаза на незваную гостью. Но вот он вспомнил о винтовке, бесшумно протянул руку.

— Охо! — тихонько крикнул Дуванча, взмахнув луком. Коза спружинила, повернулась в воздухе и скрылась за гребнем, рассыпая легкую дробь копыт.

Герасим оторопело уставился на охотника, выругался:

— Че с голоду задумал сдохнуть?

Дуванча понял его, понял по глазам. Лицо его вспыхнуло негодованием: этот русский хотел убить козу, которая собирается стать матерью. Он быстро подошел к Герасиму, присел перед ним на корточки, цепкими пальцами дотронулся до вороненой стали ружья.

— Пэктэрэун!

Черные глаза его озорно блеснули. Пока Герасим успел что-либо сообразить, винтовка была в руках охотника. Он проворно отскочил на два шага назад, щелкнул курком и взял на мушку Герасима. Шея Герасима вытянулась, брови дрогнули, поднялись кверху и застыли.

— Не шуткуй, заряжено, — непослушным языком произнес он.

Дуванча звонко рассмеялся, опустил винтовку. Конечно же, он не думал стрелять! Он хотел только напугать этого злого человека.

— Пэктэрэун! — восхищенно повторил он, присаживаясь на корточки возле Герасима. Тот шумно выдохнул воздух, утер выступившую на лбу испарину. — Пэктэрэун,— еще раз повторил Дуванча, прижимая к плечу ружье и поводя стволом, как бы выискивая цель. Сколько раз он с замирающим сердцем поднимал к плечу старую отцовскую кремневку, но стрелять не пришлось ни разу. Даже на козу отец не разрешал тратить пулю. И сам он стрелял редко, сберегая заряды на крупного зверя. Отец... Теперь его душа в низовьях реки Энгдекит. Дуванча проводил его, как требует обычай. У отца есть все, что нужно в том мире. Старая кремневка, кусок лепешки, высушенные жилы, нож...

Дуванча со вздохом опустил винтовку. На лице его отразилась глубокая печаль. В скорбном молчании прошло несколько минут. Потом, тряхнув головой, он взглянул на Герасима, как бы спрашивая разрешения, поднял и потянул на себя пузатую рукоятку затвора. Из стола выскользнул желтый патрон. Он нажал еще, патрон вылетел и воткнулся в брусничник. Но на его место в ту же секунду выскочил другой! Дуванча растерянно посмотрел на Герасима, перевел взгляд на ягодник. Нет, тот, первый, патрон торчал в зеленых листьях! А этот другой взялся неизвестно откуда!

— Ойе! — удивленно воскликнул Дуванча, глядя на ружье широко раскрытыми глазами. Герасим усмехнулся, протянул руку:

— Дай, покажу.

Он подал затвор вперед, загоняя патрон в ствол, потом потянул на себя — патрон упал к ногам завороженного охотника. Так он таскал затвор взад и вперед, и из ствола вылетали желтые патроны. Дуванча собирал их. Когда патронов стало столько, сколько на его руке пальцев, Герасим показал ему пустой ствол. Затем он взял все патроны и один за другим затолкал их на свое место, в коробку. Он набивал их так же, как охотник набивает свою трубку табаком.

— Ойя! — Дуванча прищелкнул языком, не сводя восхищенных глаз с ружья.

Герасим протянул ему винтовку.

— Возьми. Стрельнешь.

Однако Дуванча решительно мотнул головой, встал. Снизу донесся лай. Сокол лаял громко, с сердитым рычанием. Дуванча быстро закинул лук за плечо, махнул рукой.

Спускаться берегом было трудно. Разопревший снег скользил под ногами. Герасиму то и дело приходилось цепляться за стволы деревьев. Но он не отставал ни на шаг.

Они быстро достигли одинокой скалы, из-за которой слышался злобный лай Сокола. Когда они обогнули камни, их глазам представилась такая картина. Огромный бурый медведь со свалявшейся шерстью на впалых боках стоял на задних лапах, подпирая спиной одинокий кедр у подошвы скалы. Сокол, ощетинив загривок, метался вокруг вздыбившегося зверя. Медведь глухо рычал, шевеля полусогнутыми когтистыми лапами, следил за собакой. Он выбирал момент, когда можно будет одним взмахом перешибить хребет надоедливому зверьку, и до того был увлечен охотой, что не услышал приближения людей.

Герасим поспешно сдернул с плеча винтовку, однако Дуванча остановил его жестом.

— Это он, — прошептал охотник вдруг изменившимся голосом.

Но Герасима поразили не столько голос, сколько глаза Дуванчи. Сперва глаза его вспыхнули ненавистью, потом в них отразилась боль. Широкие черные брови охотника сошлись двумя стрелами, глаза загорелись жаждой битвы. Герасим почувствовал, что встретились кровные враги, что эта не первая их встреча. Действительно, Дуванча встретил врага, который несколько лет назад нанес ему кровную обиду. Зверь предательски напал на отца, переломал ребра, лишил глаза. Зверь унес половину жизни отца, сделал его калекой...

С этим медведем встреча охотника произошла несколько дней назад, на хребте, объятом пургой, когда, вконец сломленный голодом, морозом и длительной погоней за лисицей, отец доживал последние минуты. Медведь, видимо разбуженный дымом костра и шумом, выскочил из берлоги, что была в пяти шагах от табора, и с отчаянным ревом скрылся среди снежного урагана.

Отец вскрикнул, поднял трясущуюся руку:

— Это он! — и ничком упал в снег... Душа его «отлетела» в другой мир. Сделав все, что требовал последний долг перед отцом, Дуванча бросился бежать от этого ужасного места. Но на пути снова незримо встал враг: берлога, которая чуть не стала его последним пристанищем.

И вот теперь настал час честного поединка.

— Это он! — снова прошептал Дуванча, выдергивая нож.

Он быстро срезал крепкую сушинку и вырезал из нее палку примерно в свой рост. На толстом конце палки он сделал канавку, так чтобы в ней уместилась рукоятка ножа, затем снял ремешок с унта и крепко прикрепил нож к палке. Жестом приказав Герасиму оставаться на месте, Дуванча быстрым шагом направился к зверю.

Теперь медведь заметил человека. Голодный и разъяренный, он хотел сразу же наброситься на него, но Сокол сейчас же вцепился медведю в зад. Медведь снова поднялся на дыбы. Он не обращал больше внимания на собаку, снующую возле ног. Злыми глазами он следил за приближающимся человеком, который, казалось, не выказывал враждебных намерений. Больше того, он даже не смотрел в его сторону. Он шел мимо. Только пройдя шагов двадцать, человек повернул назад. И опять шел мимо, теперь уже другим боком. Медведь поворачивался всем своим громадным туловищем в ту сторону, куда шел человек.

Черный пятачок дула сторожко следил за зверем, хотя Герасим и слышал кое-что о мастерстве таежных охотников. Выстрел был готов грянуть каждую секунду, но эта секунда пока еще не наступила. Опасная игра продолжалась.

Дуванча постепенно ускорял шаг, и медведь начинал двигаться живее. Теперь уж охотник ходил полукругом, каждый раз приближаясь к зверю все ближе и ближе. Когда между ними осталось не более семи-восьми шагов, медведь заметно изменил свое поведение. Он разогнул могучие лапы, подобрал мускулы, готовясь к стремительному броску. Наступала роковая минута. Внезапно Дуванча побежал, держа свой дротик острием в сторону зверя. Правая рука, отведенная до отказа, крепко сжимала конец черенка, а левая придерживала его посредине. Медведь быстро стал разворачиваться в сторону, куда бежал человек. Но тот неожиданно сделал стремительный прыжок назад и, пригнувшись, бросился на медведя. Острый дротик до самого черенка вошел под левую лопатку зверя. Дуванча отскочил — медведь, глухо рявкнув, рухнул на пригретые солнцем камни.

Когда подоспел Герасим, зверь был мертв.

Герасим с растерянным видом стоял над громадной тушей, с которой Сокол слизывал горячую кровь. Он не проронил ни слова, лишь крепко поскреб затылок и с уважением взглянул на охотника. Тот, в свою очередь, как ни в чем не бывало объявил, что у скалы будет табор. Герасим молча согласился. Солнце уже висело над гольцами, а более удобное место было трудно найти: скала надежно защищала от ветра, к тому же подмывало поскорее растянуться у костра в ожидании ужина...