Люси Монтгомери - Энни из Грин Гейблз

• Название: Энни из Грин Гейблз
• Автор: Люси Монтгомери
• Жанр: Повести
• ISBN: 978-5-906-13701-2

Искренняя, щемящая, открытая и добрая книга! Это больше чем просто детский озорной роман, больше чем роман взросления – это настоящее знакомство с интересным добрым и хорошим человеком, с маленькой выдумщицей Энни из Грин Гейблз, той, что живет в глубине каждого из нас.

Человек не может очень долго оставаться печальным в таком интересном мире, ведь правда?

---

Затем, прижимая к себе «все сокровища мира», уместившиеся в саквояж, она последовала за Мэтью в дом.

Глава 3. Сюрприз для Мариллы Катберт

Марилла быстро устремилась навстречу, как только Мэтью распахнул дверь. Но когда пред ней предстала тонкая, маленькая фигурка в уродливом платьице, девчонка с длинными рыжими косами и горящими глазами, она остолбенела.

– Мэтью, кто это? – воскликнула она. – Где же мальчик?

– Там не было мальчиков, – вид Мэтью был жалок. – Там была только она. – Он кивнул в сторону девочки, вспомнив, что даже не спросил, как её зовут.

– Не было мальчиков! Но, по крайней мере, один-то там должен был быть, – сурово сказала Марилла. – Мы же просили миссис Спенсер привезти нам мальчика.

– Ну, она этого не сделала. Вместо этого она привезла вот её. Я расспросил начальника станции и вынужден был привезти её сюда! Не мог же я бросить её на месте, какая бы ошибка не произошла!

– Хорошенькое дельце! – снова воскликнула Марилла. Всё это время девочка не проронила ни слова; взгляд её переходил с одного на другую, а лицо всё так и светилось. Она не понимала смысла происходившего. И вдруг её осенило. Уронив свой ценный саквояж, она шагнула вперед, всплеснув руками.

– Вы… Вы не хотите брать меня!.. – Она вдруг разревелась. – Я не нужна вам потому, что я не мальчик! Какая я дура! Никому никогда не было до меня дела. Можно было догадаться, – эта сказка всё равно не продлилась бы долго! Да, да, я никому не нужна! Что же мне делать? Остаётся только лить слёзы!

И из глаз её действительно полились потоки слёз. Упав на стул возле столика, безвольно опустив на него руки, она спрятала в них своё, мокрое от слёз лицо, и продолжала плакать навзрыд. Марилла и Мэтью обменялись неодобрительными взглядами через кухонную плиту. Они не знали, что и сказать. Наконец, Марилла решилась положить конец этой безобразной сцене.

– Ну, ну, для слёз нет причины.

– Нет, есть! – девочка быстро подняла голову, и они увидели её залитое слезами лицо. – Вы тоже заплакали бы. Губы её сильно дрожали. «Представьте себе, что вы – сирота, и вас приводят в дом, но не желают оставлять в нём потому, что вы – не мальчик. Ничего более трагичного никогда со мной не случалось!»

Некоторое подобие улыбки появилось на доселе угрюмом лице Мариллы. Впрочем, улыбка эта, – за отсутствием практики, Марилла, видно, позабыла, как нужно улыбаться, – была довольно кислой.

– Не плачьте же, хватит! Мы же не собираемся сегодня выставить вас за дверь! Вы остаётесь с нами до тех пор, пока мы не выяснили, что к чему. Как ваше имя?

Ребёнок мгновение колебался.

– Зовите меня, пожалуйста, Корделией!

Лицо её вновь воодушевилось.

– Звать вас Корделией? А это действительно ваше имя?

– Н-н-нет, не совсем. Но я мечтаю, чтобы меня так звали. Не правда ли, элегантное имя?

– Уж и не знаю, что у вас на уме! Если Корделия – не ваше имя, зачем же нам звать вас так? Как ваше настоящее имя?

– Энни, Энн Ширли, – неохотно, запинаясь, выдавила из себя обладательница этого имени. – Но, прошу вас, называйте меня Корделией. Не всё ли вам равно, как зватьменя, раз я долго здесь не задержусь? А Энн – такое обыкновенное имя!

– Всё это – обыкновенная чепуха! – Сказала Марилла с неприязнью в голосе. – Энн – отличное имя, и вам нечего стесняться его.

– О, я вовсе не стесняюсь, – воскликнула девочка. – Но только Корделия мне нравится больше. Я всегда представляла, что меня зовут Корделией, по-крайней мере, в последние годы. Когда я была маленькой, мне хотелось, чтобы меня звали Джеральдина. Но сейчас я хочу быть Корделией! Если хотите, зовите меня, конечно, Энни, но только, пожалуйста, не Энн.

– Да, собственно, какая разница-то? – недоуменно спросила Марилла, снимая чайник с огня. На лице её появилось очередное подобие улыбки.

– О, разница огромная! «Энни» звучит гораздо красивее. Когда произносят чьё-либо имя, разве оно не высвечивается у вас в мозгу, будто отпечатанное? Со мной именно так и происходит. «Энн» – как-то не звучит, а вот Энни – куда более значительное имя. Если вы будете называть меня Энни, не упуская последние два звука «н» и «и», – я смогу примириться с тем, что я – не Корделия.

– Отлично, Энни, с «н» и «а», можете вы объяснить, почему произошла эта… гм… подмена? Мы же просили миссис Спенсер, через людей, привезти нам мальчика. В вашем приюте были мальчики?

– О, да, целая куча. Но миссис Спенсер сказала вполне определённо, что вам нужна девочка лет одиннадцати. И наша заведующая решила, что я подхожу. Не представляете, в какой восторг я пришла! От радостного возбуждения я не спала всю последнюю ночь. – И она добавила укоризненно, поворачиваясь к Мэтью: – Ну почему вы не сказали мне правду, что я вам не нужна, и вы оставляете меня там, на станции? Если бы я не увидела Белоснежного Пути восторга и Озера Сверкающих вод, мне было бы куда легче!

– А это-то что ещё такое? – Марилла вопросительно уставилась на Мэтью.

– Да так, она просто вспоминает один наш дорожный разговор, – поспешно ответил Мэтью. – Марилла, я пойду, поставлю лошадь в стойло. Надеюсь, чай будет готов, когда я вернусь.

– А кроме вас миссис Спенсер привезла ещё кого-нибудь? – продолжала допрашивать девочку Марилла, когда Мэтью вышел.

– Лили Джонс она взяла для себя. Ей всего пять лет, и она очень хорошенькая. У неё блестящие каштановые волосы! Если бы я была очень красивой, с… каштановыми волосами, вы бы оставили меня?»

– Нет. Нам нужен парень, чтобы помогал Мэтью на ферме. От девочки какой прок? Можете снять… э… шапчонку. Я положу её и этот ваш саквояж на столе в холле.

Энни покорно стянула с себя давно утратившую форму бескозырку. Вернулся Мэтью, и они сели ужинать. Но Энни не могла есть. Она лишь чуть-чуть поклевала хлеба с маслом да, взяв яблочного варенья из раковинообразной стеклянной вазочки, размазала его по тарелке. Едок из неё был никудышный.

– Да вы ничего не едите! – протянула Марилла и взглянула на бедняжку так, словно открыла в ней новый дефект.

Энни вздохнула.

– Не могу. Я вне себя от отчаяния. Вот вы хотите есть, когда у вас горе?

– Я бы сказала, что никогда не приходила в отчаяние, – парировала Марилла.

– Это вы серьёзно? Ну, тогда представьте себя на моём месте…

– Не хочу.

– Тогда вам трудно понять, что со мной происходит. А чувствую я себя просто отвратительно. Начинаешь есть, но комок подступает к горлу, и ты чувствуешь, что проглотить уже ничего не можешь… Даже шоколадную карамель! Два года назад я попробовала шоколадную карамельку. Она была такая замечательно вкусная! С тех пор мне часто снится, что у меня их много – этих шоколадных карамелек, – но я всякий раз просыпаюсь именно в тот момент, когда собираюсь их съесть. Так что не обижайтесь на меня: сейчас кусок в горло не идет! Всё – замечательно вкусное, просто я не могу есть.

– Думаю, она устала, – сказал Мэтью, и это была его первая фраза с тех пор, как он поставил лошадь в конюшню. – Отведи-ка её в постель!

Марилла стала подумывать, куда бы уложить Энни. Вообще-то она постелила на кухне, но ведь они ожидали, что приедет мальчик. И хотя там было чисто и уютно, возможно, не стоило класть туда девочку. Но не помещать же эту приблудную девицу в гостевую комнату! Значит, остаётся только комнатушка в восточной части дома. Марилла зажгла свечу и скомандовала, чтобы Энни следовала за ней, что та беспрекословно и сделала, забирая по пути бескозырку и саквояж. Гостиная, казалось, блестела от чистоты. А восточная комнатушка была и того чище.

Марилла поставила свечу на треножник и сняла покрывало.

– Полагаю, у вас имеется ночная рубашка? – сухо спросила она.

– Даже две, – охотно ответила Энни. – Заведующая приютом сама сшила их для меня. Они страшно обуженные. В приюте вообще мало места, так что вещи там узкие. По-крайней мере, в таком бедном приюте, как наш. Но, можно одинаково сладко спать и в них, и в роскошных ночнушках с оборочками. И в этом – утешение.

– Ну, поскорее раздевайтесь и – в постель. Через несколько минут вернусь за свечой… Опасно вам, детям, доверять свечи: ещё подожжёте дом, чего доброго!

Когда Марилла вышла, Энни с тоской осмотрелась вокруг. Окрашенные в белый цвет стены были совершенно голыми. И белизна бросалась в глаза и Энни со страхом представила, что эти голые стены вдруг заболевают… Они ведь, наверное, не очень уютно себя чувствуют… безо всего! И пол тоже – голый; если не считать мохнатого коврика, – таких Энни ещё никогда не видела, – на нём ничего не лежало. В одном углу стояла кровать, высокая и старомодная, с четырьмя тёмными, низко-посаженными столбиками. В другом углу помещался, если можно так выразиться, треугольный треножник, вид которого весьма оживляла красная, бархатная подушечка для булавок; причём самые «упорные» из них не так легко было вытащить… Над треножником висело маленькое зеркало, размером, примерно, шесть-на-восемь. Окно, с белоснежной муслиновой занавеской, находилось на полпути между треножником и кроватью. Напротив помещался умывальник. Аскетизм этой комнаты невозможно было передать словами. Энни даже поёжилась. Слёзы снова навернулись ей на глаза и, зарыдав, она сбросила одежду, натянула узкую ночную рубашку и легла под одеяло с головой, уткнувшись в подушку.