Люси Монтгомери - Энни с острова принца Эдуарда

• Название: Энни с острова принца Эдуарда
• Автор: Люси Монтгомери
• Жанр: Повести
• ISBN: 978-5-906-13703-6

Когда жизнь с самого рождения подсовывает человеку лимоны, ему приходиться их есть. Но можно это делать, кривясь и жалея себя, а можно представлять, будто это самое сладкое пирожное, которое подают самим королям.

Замечательная книга, после прочтения тебя переполняют эмоции. Хочется обнять небо, улыбаться прохожим, солнцу, деревьям, цветам. Как много романтики, красоты, тепла и счастья, оказывается, может подарить один талантливый писатель, одна простая книга!

Чувствовать – это совсем не то же самое, что знать…

---

– Представьте Чарли Слоана в ситцевом фартучке и чепчике! – хихикала Присцилла. – Да Слоана не отличили бы от его собственной бабушки! А вот Гильберт что в них, что в своей нормальной одежде выглядит мужчиной!

Энни с Присциллой ушли с головой в общественную жизнь Редмонда. В том, что это произошло столь быстро, была немалая заслуга Филиппы Гордон. Она оказалась дочерью состоятельного человека с высоким социальным положением. Фил принадлежала к старинному аристократическому роду. Ее имя, равно как красота и шарм, оцененные всеми, кто с ней встречался, немедленно открывали перед девушкой двери всех клубов, тусовок и кружков в Редмонде. Она всегда брала с собой Энни с Присциллой. Первую Фил просто обожала, вторую тоже, но… в меньшей степени. Душа у нее была по-детски чистой и свободной от всякого проявления снобизма.

– Тот, кто любит меня, должен любить и моих друзей! – эту фразу она совершенно спонтанно приняла в качестве своего девиза. Фил запросто ввела новых подруг в расширившийся круг своих знакомых; таким образом две «островитянки» из Эвонли без особого труда пролагали себе дорогу в свет на зависть и удивление другим первокурсникам, не имевшим такой «влиятельной покровительницы», как Фил, и вынужденным прозябать на задворках общественной жизни в первый год их пребывания в колледже.

Энни и Присцилла, девушки с серьезными взглядами на жизнь, по-прежнему видели в Фил того забавного и хорошенького ребенка, каким она им показалась во время их первой встречи. Но выяснилось, что у ней и впрямь «ума палата». Когда и где Фил выкраивала время для учебы оставалось тайной, ибо, казалось, что она только и делает, что срывает цветы удовольствия. Дома, по вечерам, у нее постоянно собирались компании. Поклонников у нее было столько, сколько душе угодно; девять или десять первокурсников и целая армия ухажеров с других курсов ловили ее улыбки, соперничая друг с другом. Фил благосклонно принимала их знаки внимания и наивно рассказывала о своих победах Энни с Присциллой в таких подробностях, что у ее поклонников, верно, горели уши.

– Ну, Алеку и Алонсо пока нечего опасаться! – поддразнивала девушку Энни.

– Что верно, то верно, – соглашалась Филиппа и пускалась в долгие объяснения: – Пишу им я каждую неделю и сообщаю все обо всех своих молодых людях в Редмонде. На них это должно производить впечатление! Но тот, кто нравится мне больше всех, на меня «ноль внимания». Гильберт Блиф и не смотрит в мою сторону! Я для него – разве что пушистый котенок, с которым можно иногда поиграть. Причина видна невооруженным глазом… Как не позавидовать вам, королева Анна, то есть Энни?! Мне бы ненавидеть вас, а я люблю всем сердцем и тоскую, когда не вижу каждый день. Вы не похожи ни на одну из девушек, с которыми мне доводилось встречаться раньше. Когда смотрю на вас, сама удивляюсь своей ничтожности и недалекости, и мне хочется стать лучше, мудрее и серьезнее. И я создаю себе установки, которые немедленно нарушаю, стоит лишь первому попавшемуся пригожему мужчинке замаячить на горизонте… Но как же мне по вкусу эта жизнь в колледже! Странно даже, что вначале я ее так ненавидела. Но если бы этого не случилось, мы едва ли нашли бы друг друга, Энни! Дорогая, пожалуйста, скажите мне снова, что хоть капельку меня любите! Жажду услышать это из ваших уст!

– Моя любовь – как океан! И я думаю, что вы – милый, прелестный, очаровательный, беззлобный и пушистый маленький… котенок! – смеялась Энни и продолжала серьезно:

– Но я ума не приложу, когда вы занимаетесь и выполняете задания!

Фил, должно быть все-таки находила время, чтобы готовиться к занятиям, так как она успешно отвечала, если ее вызывали на семинарах по разным предметам. Даже раздражительный преподаватель математики, питавший явное отвращение «ко всем этим недоучкам» и в свое время высказывавшийся против их поступления, не мог засыпать Фил. Она умудрялась блистать на всех предметах, за исключением английского; уж здесь она не могла соперничать с Энни Ширли, оставившей ее далеко позади. Энни обнаружила, что ей несложно учиться на первом курсе, возможно во многом благодаря упорной работе, которую они с Гильбертом проделали в Эвонли за два года своей подготовки к колледжу. Это позволило ей больше времени посвящать общественной жизни, которая ей все больше нравилась. Но ни на секунду она не забывала Эвонли и друзей, оставшихся там. Самыми радостными мгновениями были те, когда она получала письма из дома. Они приходили каждую неделю. Только после того, как Энни принесли первые письма из Эвонли, она почувствовала себя в Кингспорте почти как дома. До того, как они пришли, ей казалось, что Эвонли – где-то в тысяче милях от него; эти письма связали старую жизнь с новой так тесно, что они обе как бы слились воедино и перестали казаться Энни безнадежно разобщенными. Вначале Энни получила шесть писем: от Джейн Эндрюс, Руби Джиллис, Дианы Берри, Мариллы, миссис Линд и Дэви. Письмо Джейн было написано каллиграфическим почерком, с четко вычерченной перекладинкой буквы «т» и аккуратной точкой над каждым «й»; оно не содержало ни одного интересного предложения. Она ничего не писала о школе, о которой Энни так хотелось побольше узнать. Ни на один из вопросов, заданных подругой, Джейн не удосужилась ответить. Вместо этого, она сообщала о том, сколько ярдов кружев ей удалось связать крючком за последнее время, и какая погода в Эвонли. Еще она писала, что ждет – не дождется, когда ей сошьют новое платье, и о мигрени, которая ее одолевает.

Руби Джиллис же попросту облекла свои излияния в эпистолярную форму; она сетовала на отсутствие Энни и на то, что все без нее не так. А еще она интересовалась, как там «публика» в Редмонде. Остальную часть письма она полностью посвящала не слишком лестным отзывам о своих многочисленных поклонниках. В общем, письмо было довольно-таки глупым и пустым, и Энни вдоволь бы над ним посмеялась, не имей оно постскриптума. В заключении Руби писала:

– У меня создалось впечатление, что Гильберт доволен Редмондом. По крайней мере, он сообщает об этом в своих письмах… Не думаю, что Чарли в таком же восторге от колледжа.

Итак, Гильберт пишет Руби! Чудненько! Разумеется, он волен писать кому угодно. Вот только…

Энни понятия не имела о том, что Руби первая отослала ему письмо, и ему пришлось из простой вежливости ответить на него.

Она с отвращением скомкала злополучное письмо и перешла к чтению легкого, веселого, содержательного послания Дианы, которое отчасти развеяло меланхолию, навеянную данным постскриптумом.

Диана, пожалуй, слишком часто упоминала о Фреде, но в остальном ее письмо содержало много интересовавшей Энни информации, и девушке даже на мгновение показалось, что она перенеслась обратно, в Эвонли. Письмо Мариллы, как всегда, было простым и безыскусным, не содержавшим ни сплетен, ни особых эмоций. Но Энни читала между строк о прелестях простой жизни в Грин Гейблз, о мире и покое, царящих под родной крышей, и о неизменной любви, которую она всегда найдет там… А миссис Линд сообщала ей последние новости из жизни церковного прихода. Оставив свое хозяйство, она обнаружила, что у нее появилась уйма времени для того, чтобы посвятить себя служению церкви. Почтенная леди сердцем и душой стремилась организовать все наилучшим образом, как и подобает благочестивой прихожанке. В момент написания письма она как раз «переводила дыхание» после встречи с очередным кандидатом в пасторы. Сколько их, бедненьких, понаехало в Эвонли!..

«В наше время все, прости, Господи, какие-то дурни лезут в духовенство, – с горечью писала она. – Ну что за кандидатов нам присылают, и что за проповеди они читают нам! Их речи звучат неубедительно. Откуда уж тут взяться доктрине?! Тот, кого мы слушали сегодня – хуже их всех. Его проповедь можно было бы назвать сплошным «лирическим отступлением». Он признал, что не верит в то, что язычество когда-нибудь полностью изживет само себя. Вот тебе раз!.. «Если б это было не так, – вещал он, – мы бы попросту бросали деньги, которые выделяем для иностранных миссий, на ветер!» Вечером, в прошлое воскресенье, он заявил, что свою следующую воскресную проповедь посвятит религиозным течениям в каменном веке. Лучше б почаще заглядывал в Библию и не гонялся за сенсациями! Какой пассаж, что нынешние священники не довольствуются одним Священным Писанием для чтения проповедей! А вы, Энни, в какую церковь ходите там? Надеюсь, вы это делаете регулярно? Люди вдали от дома часто легкомысленно относятся к такому важному делу, и ваши коллеги-студенты, как я понимаю, тоже этим грешат! Мне рассказывали, что большинство их фактически по воскресеньям корпят над домашними заданиями. Надеюсь, в вас не выработается эта дурная привычка, Энни! Вспомните, как мы вас воспитывали! И заводите друзей осмотрительно! Кто только ни учится в этих колледжах! Зубы заговаривать они все мастаки, а на деле – яки волки хищные! То-то и оно. Лучше бы вам и не общаться с теми парнями, которые прибыли не с островной части! Забыла поведать вам о том, что случилось в первый день пребывания в Эвонли этого кандидата в пасторы! Ничего забавнее я в своей жизни не видывала! Я еще сказала Марилле, что если б вы были здесь, то непременно посмеялись бы. Хохотала даже сама Марилла!.. Знаете ли, новый кандидат – низенький, кругленький, маленький человечек, который и ходит как-то на полусогнутых… Так вот, старая, здоровенная свинья мистера Харрисона в тот день снова прошмыгнула во двор усадьбы Грин Гейблз и затем – на заднее крыльцо и за дверь. Мы ее, разумеется, не видели, и когда пастор поднялся на заднее крыльцо, она сделала отчаянную попытку «пойти на прорыв». Но прорваться можно было только между ног пастора, пребывавшего в блаженном неведении. И поскольку свинья оказалась слишком большой, а пастор – маленьким, она понесла его на себе прочь; создалось такое впечатление, словно он оседлал ее… Шляпа пастора отлетела в одну сторону, его трость – в другую, и как раз в этот момент мы с Мариллой подошли к дверям. Никогда не забуду этой сцены! Бедная свинья была напугана до смерти. Всякий раз, когда я, читая Библию, дойду теперь до того места, когда одна свинья бросается с крутизны в море, буду вспоминать свинью Харрисона, несущуюся вниз по холму с пастором на спине!.. Полагаю, свинье показалось, что на нее напали… Хорошо, что близнецов не было поблизости! Что, если бы они увидели растерявшегося пастора, попавшего в такую щекотливую ситуацию? Как только они очутились у ручья, пастор соскочил, вернее, свалился со спины испуганной свиньи. Последняя, обезумев, понеслась по мостку и затем скрылась в лесу. Мы с Мариллой сбежали вниз и помогли пастору подняться и отряхнуться. Он был цел и невредим, но страшно зол. Казалось, он хочет доказать, что во всем виноваты мы с Мариллой, хотя мы объяснили десять раз, что свинья принадлежит не нам и уже успела основательно надоесть нам за лето. Но чего это ради пастор нагрянул к нам на порог? Да еще с черного хода!