Александр Рудазов - Тайна похищенной башни

• Название: Тайна похищенной башни
• Автор: Александр Рудазов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9922-0362-2

Волшебники умеют колдовать. Одни хуже, другие лучше. Каспар, Бальтазар и Мельхиор — великие волшебники, поэтому колдовать они умеют великолепно.

Но больше они не умеют ничего. Дело в том, что они не только великие, но и очень-очень старые волшебники. Старость никого не щадит. Эти трое постоянно забывают, где они сейчас находятся, какой сегодня день и сколько ног у сороконожки. Они даже собственные имена вспоминают только изредка.

Зато колдовать они умеют великолепно. Нужна лодка — наколдуют круизную яхту с командой и пассажирами. Нужно выкопать яму — наколдуют горнопроходческий комбайн. А уж что получилось, когда они захотели отведать черепашьего супчика…

В общем-то колдовать они ни черта не умеют.

---

— А вон еще, вон еще! — принялся тыкать пальцами Гешка. — Светка, дура, иди сюда быстрей, пропустишь же все!

Света снисходительно посмотрела на братьев, подходя к борту. Тридцать лет на двоих — а ума, как у пятилетних. Все из-за тлетворного влияния телевидения, Интернета и вообще современной культуры масс-медиа. Эта гадость выедает мозг почище кислоты.

Из воды вылетела еще одна стайка летучих рыб. Небольшие, ладные, похожие на крохотные самолетики, они вынеслись на поверхность и принялись набирать высоту. В воде прошла крупная темная тень — похоже, за рыбами гнался какой-то хищник.

— Как они вообще летают?.. — зачарованно спросил Вадик. — Крыльев же нету ни пени!

— Зато есть увеличенные грудные плавники, — тут же воспользовалась возможностью Света. — В поверхностном слое воды летучая рыба очень разгоняется, а затем все тело кроме хвостового плавника оказывается над водой. Нижняя лопасть этого плавника тоже сильно увеличена, и в момент взлета работает с необычайной частотой. Почти как лодочный мотор. Это позволяет оторваться от воды. После этого рыба расправляет плавники и планирует, как дельтаплан. Некоторые виды могут пролететь так до четырехсот метров.

— А потом опять плюхаются? — разочарованно спросил Гешка. — Индетерминизм…

— Ну так на то она и рыба, — хмыкнул стоящий рядом отец. — Ты вон вообще летать не можешь, но я ж ничего не говорю.

— Зато Петрович может, — осклабились близнецы.

— Так, пацаны, вы старшим не хамите без веской причины. Это он для меня Петрович, потому что я ему товарищ и начальник. Мне можно. А для вас он не Петрович, а Евлампий Петрович. Или хотя бы дядя… дядя… вот ведь имечко, никак не уменьшается…

— Дядя Ева? — сделал наивное лицо Гешка.

— Дядя Лампа? — присоединился к нему брат.

Колобков молча хлопнул по коротко стриженым затылкам. Близнецы обиженно надулись и замолкли. Папаня решил устроить очередной урок вежливости и культурного поведения. На ровном месте решил, ни с того, ни с сего. Он вообще в этом отношении непредсказуемый — никогда не угадаешь, к чему вдруг придерется.

А Петровича на яхте только Петровичем и называют. Все, даже воспитанный герр Грюнлау.

Закончив с воспитательным процессом, Колобков уставился на горизонт. На горизонт… точнее, на то место, где он должен быть. На Эйкре нет горизонта. Этот мир не имеет ничего общего с шаром, как планета Земля. Эйкр — плоскость. Плоскость, уходящая в бесконечность.

Океан вокруг простирается так далеко, насколько хватает зрения. В необозримую даль. Взгляд летит все дальше, пока наконец воздушная толща не утрачивает прозрачность. Или пока взгляд не упирается в горы. Именно это предстает на востоке — длинная темная полоска береговой линии. Там лежит громадный остров, разделенный между государствами Юберия и У-л’тра-лет.

Кап. Колобков скосил глаза и с возмущением обнаружил на груди пятнышко желто-серого гуано. Одна из парящих над головой чаек наградила его «медалькой».

— Чайки меня уже реально достали, — недовольно сообщил Колобков. — С этим надо что-то делать. Гюнтер, у тебя патронов сколько осталось?

— Ровно семь штук, Петер.

— Мало, черт…

— Что?! — огрызнулась Стефания.

— Да ничего, успокойся. Геныч, Валерыч, а вы как?..

Телохранители неразборчиво замычали, мотая головами. У них еще осталось по паре магазинов на брата, но на целую стаю чаек этого не хватит. Разве что попробовать распугать.

— Нет, патроны мы зря переводить не будем… — задумчиво поднял голову Колобков. — Мы пойдем другим путем, как говорил наш незабвенный вождь… Петрович, ты как насчет соколиной охоты?

— Это чего, меня вроде как заместо сокола охотничьего? — приоткрыл клюв здоровенный беркут. — Не, Иваныч, так у нас дело не пойдет. Я тебе чаек ловить не подписывался.

— Не надо упрямиться, Петрович. Давай на старт, орел ты наш сизокрылый!

Судовой механик не сдвинулся с места. Только повернул голову направо, меряя Колобкова недовольным взглядом.

— Петрович, ну тебе ж нравится летать!

— Летать — нравится. За чайками гоняться — не нравится. Может, ты меня их еще и есть заставишь? На подножный корм, так сказать?

— А если за бутылку? — хитренько улыбнулся Колобков.

— Так это ж совсем другой разговор, Иваныч! За бутылку я тебе этих чаек!.. хотя погодь-ка. У тебя разве еще что-то осталось?

— Конечно, осталось!

— А покажи сначала.

Колобков криво усмехнулся, косясь на Стефанию. После побега от юберийских шотелидов та впала в жуткую депрессию и уничтожила все, что оставалось в судовом баре. А до этого Колобков и сам неоднократно устраивал пирушки — бухал то с папуасским царьком, то с юберийскими чиновниками…

Так что сейчас в баре хоть шаром покати. Ни капли алкоголя. И на всем остальном судне тоже.

Если у кого и припасена заначка на крайний случай, так разве что у самого Угрюмченко.

— Не, Иваныч, — тоже все это сообразил механик. — Звиняй. Тебе чайки мешают — вот сам за ними и гоняйся. А я пас.

— Эгоист ты, Петрович.

— Прагматик.

— Эгоист, эгоист… Ну да хрен с тобой, мы сейчас флотскую смекалку применим…

Колобков на пару секунд задумался, поскреб подбородок, а потом резко прищелкнул пальцами и спросил:

— Петрович, а у тебя часом карбида в загашнике не завалялось?

— Есть мал-мала, — осторожно ответил беркут. — А что?

— Дело. Вадик, дуй с Петровичем в его закрома, тащи мне сюда карбид. Гешка, дуй к мамке на камбуз, тащи мне сюда хлеба. Да побольше.

Пакет с карбидом кальция был доставлен уже через минуту. При должном старании в запасах хозяйственного Угрюмченко можно отыскать самые неожиданные вещи.

Хлеб тоже принесли. Два липких тяжелых каравая.

— Это тот овсяной, который у папусов купили, — лениво сообщил Гешка. — Другого нету.

— Ничего, мне его не есть. Так, братва лихая, объясняю задачу. Аккуратно берем комочек карбида, облепливаем хлебом и… швыряем как можно выше. Задача ясна? Приступаем.

Вадик с Гешкой сначала хотели по привычке заныть и запротестовать, но потом одновременно сообразили, что занятие обещает быть прикольным. Хотя смысл и непонятен.

Колобков первым увлеченно начал лепить пирожки с карбидом. Сыновья дружно принялись помогать отцу. Присоединился и Чертанов — правда, с донельзя брезгливой миной.

Стефания участвовать отказалась. Она только презрительно фыркнула и уселась на фальшборт лицом к морю. Хвост со стреловидным окончанием бешено заколотил по палубе, выдавая раздражение хозяйки. Раздражение всем сразу — и глупостью ничтожных смертных, и невозможностью вернуться домой, и необходимостью приглядывать за полоумными волшебниками.

— Фанька, не отлынивай, — укоризненно произнес Колобков.

Он любовно слепил из теста аккуратный шарик, протолкнул внутрь комочек карбида и с силой подбросил «пирожок» над головой.

Ближайшая чайка тут же метнулась к угощению, ловя его на лету. Клюв сомкнулся, хлебный мякиш прошел по птичьему горлу и угодил в желудок.

— Первая есть… — удовлетворенно потер руки Колобков.

В течение следующих минут добрых три дюжины чаек тоже проглотили хлеб с химической начинкой. Улыбка на широком лице Колобкова становилась все шире и шире…

Хлопок! Далеко позади в воду что-то упало. Вадик и Гешка принялись рвать друг у друга бинокль, изумленно таращась на дохлую чайку. Несчастная птица выглядит так, словно ее разорвало изнутри.

— Это она чего?.. — указал пальцем Гешка.

— Карбид кальция при контакте с водой означает бурную химическую реакцию, — покровительственно объяснила Света.

— А по-русски?

— Взрывается. Не очень сильно, но для чайки достаточно.

— Что, правда? — с новым уважением посмотрел на грязновато-белую массу Вадик.

— В натуре, что ли? — отколупнул кусочек Гешка, поднося его к самому лицу.

— В рот не тянуть! — отобрал у сыновей карбид Колобков. — Несварение хотите? Тут одним несварением не обойдетесь!

— Бать, а ты откуда про это знаешь? — поинтересовался Вадик.

— Ну вы, щеглы, совсем уж папку не уважаете! — обиделся Колобков. — Я, чай, двадцать лет на стройке вкалывал! Неужели в карбиде разбираться не могу? Да мы еще в ликбезе его водой обливали, а потом глядели, как здорово пшикает!

Что отец у них разбирается в карбиде, близнецы уже увидели. Наглотавшиеся дармового угощения чайки одна за другой взрываются, распугивая своих же товарок. Через несколько минут небо над яхтой полностью очистилось. Только приглушенные крики извещают, насколько оскорблены птицы таким подлым обманом.

Чаек разогнали, и Колобкову опять стало скучно. Он сонно зевнул и начал прикидывать, не залечь ли дрыхнуть на часок. Все равно больше заняться нечем.

— Зиночка-а-а-а!.. — жалобно проныл Колобков, показываясь на пороге камбуза. — Зинулик, мне скучно! Твой пупсик хандрит!