Илья Некрасов - Град на холме

• Название: Град на холме
• Автор: Илья Некрасов
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-216-0

В руки детектива попадает странное дело. Некто крадёт музейные экспонаты, исторические документы, чтобы… внести в них кое-какие правки и вернуть обратно – в музеи и галереи, в учебники. Кому-то захотелось создать версию истории, в которой нет места прогрессу. Научному, культурному, социальному. Но зачем?

---

– Отвечай, – царь повысил голос.

– Нет… мой царь. Мы… застали врасплох.

Оценив состояние подданного, Суул удовлетворённо кивнул и продолжил:

– Они разбежались как пустынные собаки. Проклятый разбойничий род Амалека. Мне нужны сильные воины, – царь слегка наклонил голову. – Что у тебя за спиной? Охрана пустила тебя с оружием?

– Флейта. Мой царь.

– Она выглядит не так. Почему у неё…

Суул не договорил – неожиданно, с сильным хлопком, двери позади Давида распахнулись. В них вломились трое: невысокий, сухой на вид старик в сопровождении двух вооружённых левитов.[14] Стражники тут же, без команды Суула, бросились к Давиду и буквально отшвырнули того к стенке. С ним обошлись как с бездомной собакой. Охранники вытянулись вдоль стен. Опять же без приказа царя.

Левиты остались у входа. Они многозначительно положили руки на рукояти ритуальных ножей. Если судить по теням, что тянулись из коридора, за входом остались ещё несколько левитов.

«Пророк Самаэл?» – спросил себя Давид. Только он был способен вести себя так. Только его боялись больше, чем царя. Только его боялся сам царь.

Про Самаэла ходило много слухов. Он появлялся везде, где хотел, и когда хотел. Он мог спокойно заявиться во дворец даже глубокой ночью и поднять всех на ноги. Люди знали, какой была его роль в воцарении Суула. Не забывал и государь о том, из чьих рук получил власть. Одно слово Самаэла – и всё изменится.[15]

Следом за сгорбленной иссохшей фигуркой в зал ворвался ветер из коридора. Пророк сделал несколько резких шагов вперёд и остановился, глядя в лицо Суула. На пол с глухим ударом опустилось остриё его посоха. Повисло молчание, в течение которого они долго смотрели друг на друга.

Давид украдкой поглядывал на Самаэла. На ту бледную, неподвижную, расколотую морщинами маску, в которую превратилось лицо глубокого старика. Единственно живыми на ней казались мутные серые глаза, наверняка подслеповатые. С непокрытой головы свисали длинные, со следами скитаний по пустыне, пепельного цвета волосы. Такая же борода. Она падала на странноватый балахон, одеяние Самаэла, напоминавшее простую милоть бедняков.[16]

Молчание явно затянулось. Поведение царя и пророка говорило о том, что отношения между ними не были простыми.

Самаэл поднял посох и, широко шагая, двинулся на Суула.

– Господь послал меня, чтобы я помазал тебя в цари над Его народом, – сорванным хрипящим голосом проговорил Самаэл и зашёл за спину Суула.

Остановился там, а, когда царь дёрнулся, чтобы обернуться, продолжил:

– Так слушай слово Господа.

Суул остался на месте, поджав губы. Вена на лбу вздулась сильнее, а под кожей заиграли желваки. Царь напоминал загнанного в клетку хищника.

– Так говорит Господь. Я помню, как поступил Амалек. Иди и отомсти Амалеку. Предай заклятью. Уничтожь всё, что есть у него. Не жалей никого. Предай смерти всех: и мужчин, и женщин, и детей, и младенцев, и волов, и овец, и ослов, и верблюдов![17]

Самаэл выдержал небольшую паузу, ударил в пол посохом, после чего прохрипел более спокойным голосом:

– Убей всех. Таково слово Господа.

Давид не мог поверить ушам. Он сам сталкивался с племенем Амалека, но сейчас отказывался понимать подобную жестокость. Давиду приходилось брать в руки оружие, однако он не был мясником. Какова вина на младенцах? А на женщинах Амалека, что не брали в руки оружия?

У Давида поплыло перед глазами. Реальность, поселившаяся в этом доме, оказалась слишком тяжела для него.

– Так сказал Господь, – повторился Самаэл, с бесцветных губ которого сорвался жуткий полухрип-полушёпот.

Пастух невольно опёрся о стену и прищурился, глядя в сторону пророка. Теперь Давид увидел того по-другому.

Судя по конвульсивно дёргавшемуся телу и сорванному голосу, он приходил в исступление и был готов сорваться в припадок.[18] Самаэл уже прихрамывал на ногу из-за сведённых мышц. Бледный, в нелепом тряпье. Если Суул воплощал в себе необъяснимую подавляющую силу этого места, то Самаэл – его безумие.

– Таков Второй закон – в городах сих народов не оставляй в живых ни одной души.[19]

Голову мутило всё сильнее. Давиду почудилось, будто тени в зале задвигались быстрее, а похолодевший ветер усилился. Только теперь он шёл не из коридора, а со стороны балкона, где стояли те двое.

Захотелось убежать. Отовсюду запахло кровью, гарью и ужасом. Давиду мерещилось, как с белых стен тронного зала стекает и капает кровь, как по полу и скрытому в темноте потолку ползут голодные языки огня. Как они подбираются к нему.

И тогда его ноги подкосились. И не дало упасть лишь плечо стражника, что застыл рядом как каменное изваяние. Картинка перед глазами расплывалась, а в голове отчего-то зазвучал женский голос… Голос той гадалки, которую не удавалось забыть, и которая говорила странные вещи.[20]

Только теперь – теряя сознание – Давид начал понимать её. Инстинктивно опираясь на плечо оцепеневшего стражника, пастух проваливался в собственные воспоминания.

Он вспоминал, как…

Короткий полог пропускал в шатёр прохладу ливанского кедрового леса. Внутрь проникали запахи диких незнакомых трав, а фоном служил аромат розового масла из светильника, что мерцал внутри шатра. Но было ещё кое-что. Невыразимое. Непередаваемое. Запах, что шёл не из леса, а откуда-то изнутри. Может, запах счастья? Или свободы… Нет, не то. Опять не то.

Небольшой бутон огня покачивался на фитиле, что выходил из небольшого и тоненького сосуда в виде сложенных крыльев глиняной бабочки-светильника. Огонёк почти танцевал в ночной тишине, под едва различимый шёпот ветвей кедра на ветру.

Они лежали на небольшом коврике из белой овечьей шерсти, а тот, в свою очередь, на зелёном ковре лесных трав.

Его красивая тайна, его запретное счастье, казалось, спала рядом. В такие минуты он называл её про себя откровенно и просто. «Мой ангел». Думать о ней по-другому не получалось.

Сейчас он смотрел на рассыпанные по краю белого шерстяного пледа вьющиеся волосы. Поблёскивающие, как крылья ворона. Мягкие и густые.

Давид не смог устоять. Осторожно, стараясь не шуметь, протянул руку и стянул край пледа с её головы. Ему захотелось взглянуть на лицо. На лицо своего ангела.

Первым из-под пледа показался аккуратный носик с очаровательной горбинкой. Давид непроизвольно улыбнулся: «Жалко, что синих глаз не увижу». Затем белая даже при слабом свете кожа.

Её красиво очерченные губы дрогнули. Или это была шутка теней? Что ей снилось? С кем она говорила во сне?

Давид наклонился поближе и вдохнул её запах. Он совсем не походил на запах цветов или трав. Как всегда, он был почти неуловим. И в то же время вызывал опьяняющую смесь чувств: восхищения и влечения.

«Мой ангел», – то ли сказал, то ли подумал он. И тогда она проснулась, будто услышала, как её позвали. Из-под чёрных ресниц блеснули глаза. Глубокого синего цвета.

– Прости, я разбудил тебя, – он поцеловал её носик.

«Ничего», – она улыбнулась своим взглядом. Пламя светильника дрогнуло, из-за чего показалось, будто это «ничего» пришло из тишины ночи, а не сорвалось с губ.

– Я погашу огонь, – прошептал Давид и потянулся к светильнику-бабочке.

– Нет, – она серьёзно взглянула на него и не дала потушить источник света.

«Сейчас таких как ты зовут язычниками. Неверными», – подумал и не сказал Давид.

Он лёг обратно, не погасив светильника. И всё было бы хорошо, если бы его ангел не попробовала продолжить вчерашний разговор:

– Он даёт свет. Бог хочет стать видимым, чтобы люди могли за ним следовать[21]. На этот алтарь нельзя пролить крови – Ему не нужно больше, чем наши молитвы. Только они. Между нами ничего нет, кроме них. Я расскажу тебе одну историю…

Давид нахмурился и отвернулся к пологу шатра:

– Не говори так.

Некоторое время они молчали.

– Собираешься на службу к Суулу? – наконец, спросила ангел.

– У меня нет выбора. Они возьмут в заложники отца.

– Не служи ему. Он теперь с Самаэлом. Царь забыл себя прежнего.

Давид захотел повернуться, чтобы посмотреть ей в глаза, но сдержался. В его взгляде вспыхнула ревность. Что значит – «забыл себя прежнего»? Пастух промолчал. И спросил о другом:

– В твоих словах всегда получается так, будто Бог и Господь не…

Он замолчал, и тогда его слова продолжила ангел:

– Самаэл лепит из вас преданных боязливых рабов. А Суул станет его первым рабом.

– О чём ты?

– О страхе. О человеческом сердце. Когда страх опутает его подобно плющу, люди подумают, что это и есть настоящая любовь. А добровольное рабство единственная добродетель.

– Здесь душно, – Давид поднялся, закутался в милоть и вышел из шатра.

Снаружи было свежее. И совершенно тихо. Догоравший неподалеку костёр бросал блики света на край кедрового леса, на стволы и ветви. На камни и скалы. Давида повлекло вперёд, к обрыву, за которым виднелось открытое пространство.