Том Холт - Александр у края света

• Название: Александр у края света
• Автор: Том Холт
• Издательство: Little, Brown Book Group
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 0349113157

История двух человек, чьи пути соприкоснулись лишь вскользь, и эта встреча навсегда изменила жизнь обоих. История, которая в неожиданном ракурсе представляет того, кто стал Александром Великим.

---

И, конечно же, Самого. Он сидел на кровати с приоткрытым ртом, бессмысленно глядя в пространство. Он просидел так столько, что я успел досчитать про себя до сорока.

— Эвдемон, — произнес он наконец, не поворачивая головы. — Брат Эвксена. Входи, садись.

Тебе знакомо чувство, когда ты понимаешь, что все самым ужасным образом не так? У меня было это чувство. О, помнишь старика, который жил около Ахарны, к которому мы как-то забрели, когда заблудились? Ну конечно, помнишь; он выглядел совершенно нормальным, пока не выволок из-под кровати бревно, которое оказалось трупом его жены. Думаю, ты не забыл, как он пытался представить нас друг другу, будто она живехонька. Ну так вот, у меня было такое же чувство: я-хочу-сейчас-же-убраться-отсюда. Не могу сказать, почему оно возникло; может быть, просто от вида того деревянного ящика пробудились старые воспоминания. Одни боги знают, что он в нем держал. Может, чистую одежду.

Что ж, я уселся, примостился на складной стул, как голубь на сучок, и стал ждать. Он все так же таращился в пустоту. Так прошло довольно много времени, пока тот, кто меня ввел — не помню, кто это был, кто-то из внутреннего круга — не прокашлялся и не сказал:

— Александр.

— Да, я знаю, — ответил он, не отрывая взгляда от воздуха. — Хорошо, ты свободен.

Я заметил, что этот человек не хотел уходить, но не посмел ослушаться приказа.

Мгновением позже в шатре остались только мы с Александром. Буду честен с тобой, Эвксен, я был напуган. Ну, ты знаешь, я никогда не любил страшилки.

— Мне сообщили, ты совершил великое благо, — сказал он. — Спас жизни своих соратников. Это хорошо.

Я молчал. Не похоже было, что он ждал от меня ответа. Я сидел и молчал.

— Это приятное чувство, — продолжал он. — Думаю, я должен что-нибудь тебе подарить.

Он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.

— Думаешь, он знал? — спросил он.

— Господин?

— О, не обращай внимания. Полагаю, знал. Такой человек, как он, должен был это предвидеть. Неважно. Ты очень удачлив, знаешь ли. Нам обоим очень повезло, что мы знали его. И все же он мог бы упомянуть об этом. Если только он намеренно не сделал этого, конечно. — Он улыбнулся этой мысли. — Привыкание оказалось для меня трудным, понимаешь. Если бы он хоть что-то сказал, дал бы мне хотя бы малейший намек, я бы справился лучше. Так или иначе, — сказал он, — хватит об этом. Где венок, который я должен на тебя возложить? — Он оглянулся вокруг. — Кажется, его здесь нет. Надеюсь, тебя не очень огорчит, если мы забудем про него? В конце концов, значение имеет намерение, ведь так?

Я деревянно кивнул. Я знал, что сейчас моя очередь говорить, произнести тщательно подготовленную речь о заговоре, но все, чего я хотел — это выбраться оттуда как можно скорее.

— Александр, — сказал я. — Я должен сообщить тебе кое-что. Это очень важно.

Он посмотрел на меня.

— Хорошо, — сказал он. — Вперед.

Я отрепетированно оглянулся кругом.

— Я могу рассказать это только наедине.

— Мы одни, — указал он. — Давай же.

Помню, в детстве я однажды вскарабкался на старую яблоню в верхнем углу большого поля в Паллене. Там висело здоровенное яблоко, прямо на кончике длинной тонкой ветки, и я всем сердцем его возжелал. Я хорошо запомнил чувство чистейшего разочарования, охватившее меня, когда я обнаружил, что уже не сижу на дереве, а валяюсь под ним со сломанной веткой между ног и такой головой, как будто по ней саданули кузнечным молотом.

— Говори, — сказал он.

Я снова оглянулся. Наверное, пытался создать впечатление, что если на первый взгляд мы и одни, здесь все равно мог скрываться соглядатаи. Где именно они могли скрываться, одни боги ведают, поскольку шатер выглядел так, будто его только что вычистили судебные приставы.

— Заговор, не так ли? — сказал он. Меня как будто ударили изо всех сил в живот: я почувствовал тошноту, слабость, страх, не мог ни вздохнуть, ни двинуться. Просто сидел и все.

— Все в порядке, — продолжал он. — Я знаю. Я все о нем знаю.

И он улыбнулся.

— Ты знаешь, — повторил я.

— О да. Знаю уже некоторое время. На самом деле мне их жаль. Это так бессмысленно, да?

Он сказал «их», а не «вас». Я посмотрел на него. Его улыбка становилась все шире и шире, так что в ее сиянии стало можно сушить рыбу.

— Бедный Эвдемон, — сказал он. — У тебя такой встревоженный вид. Но в самом деле, тут не о чем тревожиться. Они не могут причинить мне вреда. Никто не может. Поэтому я ничего и не предпринимал. По крайней мере, — продолжал он, слегка нахмурившись, — до сих пор. Но я думал об этом, конечно.

— О, да? — сказал я.

Он кивнул.

— Даже неловко, — сказал он. — Я ведь должен знать ответ, но будто бы не могу мыслить ясно. С тех самых пор, как я узнал, это... ну, дезориентировало... думаю, можно назвать это так. Я чувствовал себя, как ребенок, внезапно оказавшийся в теле взрослого, мне требовалось время, чтобы привыкнуть. Нет, единственное, чего я не могу решить — должен ли я что-то предпринять на этот счет? Я хочу сказать, раз их глупый заговор никак не может увенчаться успехом — а он не может, мы оба знаем это... то должен ли я наказывать за него? Должен ли ты карать кого-то за попытку совершить что-то плохое, но при этом физически совершенно невозможное? — Он потер кончик носа костяшкой большого пальца... проклятье, брат, он подхватил этот жест от тебя. Меня все изводило ощущение, где же я мог видеть его раньше?

— Полагаю, я должен, — продолжал он. — То есть, отец всегда так поступал. Он карал богохульников, клятвопреступников и тех, кто осквернял Его храмы. Если так делал мой отец, думаю, я тоже должен; ради них самих, разумеется, не ради меня, потому что если я откажусь, откуда в них возьмется вера? Не знаю, просто это кажется таким необязательным. Таким мелким, если ты понимаешь, о чем я.

Я кивнул.

— Значит, ты знаешь о заговоре, да? — спросил я.

— Конечно, знаю. Всегда знал. — Он ухмыльнулся. — Полагаю, когда люди теряют память от удара по голове, а потом она начинает потихоньку к ним возвращаться, то испытывают похожие чувства. Да, это хорошая аналогия; все, что я знал всегда, понемногу ко мне возвращается. И это много объясняет; например, откуда я всегда точно знал, что мне следует делать в битве, не зная притом — почему. — Он нахмурился. — А ведь верно. Раз я... ну, то что я есть, есть ли какой-то смысл в продолжении войны, как ты считаешь? В смысле, ведь это нечестно. Они никак не могу победить, верно?

Я понял, что не дышу уже довольно давно.

— Э... нет, — сказал я. — Конечно, нет.

— Может быть, в таком случае мне надо остановиться, — сказал он. — Но только я помню определенно больше битв, чем мы уже вели, помню те, которых еще не было. Одна произойдет совсем скоро, едва мы перейдем Тигр. Я ведь не помнил бы битвы, если бы ее можно было избежать? Я помню множество самый странных вещей, знаешь ли. Я помню даже, как умирал, и это действительно странное ощущение, позволь заметить.

— Да уж наверное, — сказал я.

Он вздохнул и покачал головой.

— В том и проблема, — сказал он. — Я бреду вслепую, не имея ни малейшего представления, что делать, и некого спросить, что самое неприятное. Ты, может быть, думал, отец мог бы сказать мне сам или прислать кого-нибудь. Но, возможно, в том и смысл, чтобы разобраться самому. Быть таким очень одиноко, знаешь. Я никогда не был одинок, и не уверен, что мне это нравится. И столько всего я еще не понимаю. Однако, это мои проблемы. Рад был поговорить с тобой. Это почти то же самое, что говорить с твоим братом. Нам надо чаще встречаться.

— Господин, — сказал я.

Он встал, и я тоже встал, просто на тот случай, если он собирается меня укусить.

— Я собирался за ним послать, знаешь ли. Не думаю, что кроме него кто-то мог бы меня понять. Но я не уверен, что могу это позволить. С одной стороны, это было бы нечестно по отношению к нему. В самом деле, я должен сам разобраться во всем и нет никакого способа этого избежать. Будь он здесь, он сказал бы то же самое, я уверен.

— Благодарю тебя, господин, — сказал я. — Могу я удалиться?

Он кивнул; затем, прежде чем я успел выйти вон, произнес:

— Думаю, все же лучше их наказать. Хотя бы потому, что я всегда так делал... ты понимаешь — раньше. И я решил, что пока не вспомню побольше и не пойму, что я должен делать, лучше вести себя так, будто ничего не произошло. Иначе люди могут расстроиться. Как ты полагаешь?

— Не знаю, — сказал я. Это казалось самым безопасным ответом. Ну и, конечно, самым правдивым.

— Я думаю, так будет лучше всего, — сказал он, кивнув. — Пока я не знаю в точности, что я делаю и что я такое, лучше держать все при себе; иначе я просто выставлю себя в смешном свете. Я пошлю за тобой, когда ты снова мне понадобишься.

— Господин.

— Тогда все. Кстати, сожалею о твоих пчелах. Это был несчастный случай, разумеется. Через неделю или около того доставят новых. Говорят, африканские пчелы гораздо свирепее, так что в некотором смысле, все к лучшему.