Антуан Франсуа Прево - История Манон Леско и кавалера де Грие

• Название: История Манон Леско и кавалера де Грие
• Автор: Антуан Франсуа Прево
• Жанр: Зарубежные любовные романы

«История Манон Леско и кавалера де Грие» – роман французского писателя XVIII века Антуана Франсуа Прево (Antoine-François Prevost d'Exiles; 1697-1763).*** Этот роман – драматическая история любви юноши из благородной семьи и простой девушки, которую ее семья хочет отправить в монастырь. Много испытаний выпало на долю влюбленных: разорение, тюрьма, ссылка в Америку, происки завистников – но ничто не смогло убить их любовь. Аббат Прево – автор романов «История Маргариты Анжуйской», «История одной гречанки», «История Вильгельма Завоевателя», «Роберт Лед», «Киллеринский насоятель», «Философские странствия Монкаля». В своих произведениях Прево пытается понять природу человеческих отношений, проникнуть в глубину чувств. Его герои – благородные люди, способные на сильные чувства, умеющие прощать слабости тех, к кому привязаны. Вечные темы – любви и ревности, верности и предательства – интересны и современному читателю. Произведения Прево экранизированы.

---

Манон была создание с необыкновенным характером. Не было девушки менее ее любившей деньги, но она не могла пробыть и минуты покойной, когда грозила опасность, что их не будет. Ей были необходимы удовольствия и развлечения. Она не истратила бы и су, если б можно было даром доставить себе удовольствие. Она даже не справлялась об источнике наших богатств, только бы ей приятно провести день; в виду того, что она не была особенной любительницей игры, и ее нельзя было ослепить, тратя много денег напоказ, ее легко было удовлетворить, доставляя ей каждый день удовольствия по ее вкусу. Но для нее было необходимо, чтоб время у нее было занято разными забавами, и без этого нельзя было рассчитывать ни на расположение ее духа, ни на ее привязанность. Хотя она нежно любила меня и охотно сознавалась, что только я мог заставить ее вполне почувствовать сладость любви, я почти был, уверен, что ее нежность не устоит против некоторых опасений. Будь у меня среднее состояние, она предпочла бы меня всему миру; но я ни мало не сомневался, что она бросит меня ради какого-нибудь нового Б., если я буду в состоянии предложить ей только постоянство и верность.

Поэтому, я решился на столько обрезать себя в личных расходах, чтоб быть постоянно в состоянии оплачивать ее, и скорее отказаться от тысячи необходимых для себя вещей, чем ограничить ее даже в излишнем. Больше всего меня пугала карета, ибо я не видел ни малейшей возможности держать лошадей и кучера.

Я рассказал о своем затруднении г. Леско. Я не скрыл от него, что получил от друга сто пистолей. Он повторил мне, что если я хочу попытать счастья в игре, то он не теряет надежды, что, изъявив готовность истратить сотню франков на угощение его сотоварищей, я буду принят, но его рекомендации, в союз промышленников. Как ни отвратительно для меня было прибегать к обману, я согласился в виду жестокой необходимости.

Г. Леско в тот же вечер представил меня как своего родственника. Он добавил, что я весьма расположен действовать успешно, ибо сильно нуждаюсь в благосклонности фортуны. Но чтоб дать понять, что я нуждаюсь в деньгах не как ничтожный человек, он сказал им, что я намерен дать им ужин. Предложение было принято. Я угостил их великолепно. Много говорили о моей миловидности и о моих счастливых качествах. Возлагали на меня большие надежды, потому что, благодаря тому, что в моем лице было нечто отзывавшееся честным человеком, никто не станет опасаться моего искусства. В заключение благодарили г. Леско за то, что он доставил их ордену такого, как я, достойного новобранца, и поручили одному из кавалеров преподать мне в течение нескольких дней необходимые сведения.

Главным театром моих подвигов предполагалась Трансильванская гостиница, где в золе держали стол для игры в фараон, а в галерее были столы для других игр и костей. Эта академия приносила барыш, князю де-Р., который жил тогда в Кланьи, и большинство служащих при нем принадлежало к нашему сообществу. Должен ли я сознаться, к моему стыду, что в скором времени воспользовался уроками моего учителя. Я приобрел особую ловкость в вольте и подборе; ловко прикрывая свои проделки длинными манжетами, я передергивал с такой ловкостью, что обманывал, самых опытных, игроков, и спокойно разорил, множество честных игроков. Эта необыкновенная ловкость так быстро содействовало увеличению моего состояния, что через, несколько недель у меня уже очутилась значительная сумма, сверх, того, чем я честно нацелился со своими сообщниками.

Тогда я не побоялся рассказать Манон о пропаже в Шальо, и утешить ее в этом печальном известии, наняв меблированный дом, где мы и поместились роскошно и в безопасности. Тибергий за это время часто навещал меня. Его нравоучения не прекращались. Он не переставал толковать мне о вреде, который я наношу своей совести, чести и будущности. Я по-дружески выслушивал его увещания, и хотя у меня не было ни малейшего расположения им следовать, я все же был благодарен ему за его рвение, зная его источник. Порой я шутя подсмеивался над ним, даже в присутствии Манон, и увещевал его не быть совестливее множества епископов и других духовных лиц, которые отлично умеют сочетать любовницу с бенефицией.

Поглядите-ка, – говаривал я ему, указывая глазами на свою, – и скажите, разве есть проступки, которых не оправдывала бы такая прелестная причина?

Он выносил все терпеливо. Он довольно далеко простирал свою снисходительность, но когда он заметил, что мое богатство увеличивается и что я не только возвратил ему сто пистолей, но нанял новый дом и, удвоив расходы, погрузился более, чем когда, в наслаждения, то вполне переменял и тон, и обращение. Он жаловался на мою закоренелость; он грозил мне небесным наказанием и предсказал отчасти те несчастия, которые не замедлили на меня обрушиться.

Невозможно, – сказал он, – чтоб большие деньги, которые помогают вам вести беспорядочную жизнь, доставались вам честным путем. Вы их приобретаете неправильно; также они будут похищены и у нас. Самым страшным Божьим, наказанием было бы то, если б вы пользовались ими спокойно. Все мои советы, – добавил он, – оказались для вас бесполезны, я отлично предвижу, что скоро они станут вам просто скучны. Прощайте, неблагодарный и слабодушный друг! Пусть все ваши преступным наслаждения исчезнут, как тень! пусть ваше счастье и деньги погибнут бесследно, а вы останетесь одиноким и нагим и почувствуете суетность благ, безумно вас опьянивших! Тогда я вновь буду расположен любить вас и оказывать вам услуги, но теперь я разрываю с вами всякое общение и презираю жизнь, которую вы ведете.

Он произнес эту апостольскую речь в моей комнате, на глазах у Манон. Он встал, чтоб уйти. Я хотел удержать его, но Манон остановила меня, сказав, что он сумасшедший и удерживать его не затем.

Его слова произвели на меня некоторое впечатление. Я замечаю различные случаи, когда мое сердце чувствовало необходимость возврата к добру, потому что воспоминание о них придавало мне отчасти силу в самых несчастных обстоятельствах моей жизни.

Ласки Манон в одно мгновение рассеяли огорчение, причиненное мне этой сценой. Мы продолжали нести жизнь, которая ней состояла из любви и удовольствий. Увеличение нашего состояния удвоило нашу привязанность. У Венеры и Фортуны не было более счастливых и нежных рабов. Боги! к чему звать землю юдолью зол, когда на ней можно вкушать такие сладкие наслаждения? Но, ах! их сущность в их быстропролетности. И если б они длились вечно, то разве можно бы предположить иное блаженство? И наши наслаждения настигла общая участь, то есть они длились недолго и за ними последовали горькие сокрушения.

Мой выигрыш был столь значителен, что я подумывал поместить куда-нибудь часть денег. Моим слугам была известна моя удача, особенно моему камердинеру и горничной Манон, перед которыми мы говорили не стесняясь. Эта девушка была хороша собой. Мой камердинер был в нее влюблен. Они имели дело с господами молодыми и невзыскательными, и подумали, что их легко обмануть. Они составили замысел и выполнили его, для нас столь несчастливо, что повергли нас в такое положение, из которого нами не было возможности подняться.

Однажды г. Леско давал нам ужин, и мы воротились домой около полуночи. Я стал звать камердинера, а Манон свою горничную; ни тот, ни другая не явились. Нам сказали, что их никто не видел с восьми часов и что они ушли, велев вынести несколько ящиков, согласно, как они говорили, полученному от меня приказанию. Я отчасти предчувствовал истину, но мои предположения были превзойдены тем, что я увидел, войдя в мою комнату. Замок в моем кабинете был сломан и с деньгами были похищены все платья. Пока я один раздумывал о случившемся, вошла Манон, вся в испуге, и объявила мне, что такое же грабительство произведено и в ее комнате.

Удар показался мне столь жестоким, что только благодаря чрезмерному умственному усилию я не разразился криками и слезами. Страх, что мое отчаяние сообщится и Манон, заставил меня принять притворно спокойный вид. Я шутя сказала, ей, что вымещу убыток на каком-нибудь глупце в Трансильванской гостинице. Но мне показалось, будто она так поражена нашим несчастием, что ее горесть скорее могла опечалить меня, чем моя притворная веселость поддержать ее.

– Мы погибли, – сказала она со слезами на глазах.

Напрасно усиливался я утешить ее ласками. Мои собственные слезы выдали мое отчаяние и ужас. Действительно, мы были ограблены до того, что у нас не осталось ни рубашки.

Я решился тотчас, же послать за г. Леско. Он, посоветовал, мне отправиться сейчас, же к г. начальнику полиции и г. главному прево Парижа. Я туда отправился, но на великое для себя несчастие, ибо, сверх того, что как моя попытка, так и те, которые я заставил предпринять названным двух чиновников, не привели ни к чему, я дал Леско возможность переговорить с сестрой и внушить ей за время моего отсутствия согласие на ужасающее решение. Он сказал, ей о г. де-Ж, М., старом, сластолюбце который роскошно оплачивал свои наслаждения, и в таком виде; представил ей, как ей будет выгодно пойти к нему на содержание, и что в том смущении, в каком она находилась, благодаря нашему несчастию, она согласилась на все, в чем ему вздумалось убеждать ее. Эта честная сделка была заключена до моего возвращения, а исполнение было отложено до завтра, когда Леско успеет предупредить г. де-Ж. М.