Мария Верниковская - Ненаписанные страницы

• Название: Ненаписанные страницы
• Автор: Мария Верниковская
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1966

Мария Викентьевна Верниковская — член Союза советских журналистов. Большую жизненную школу она прошла в Магнитогорске, среди доменщиков металлургического комбината. Рабочие люди, инженеры стали главными героями ее первой книги «Ненаписанные страницы».

М. Верниковская достоверно рассказывает о труде металлургов, убедительно передает атмосферу романтики рабочих будней, постоянно подчеркивает коллективное начало в смелых действиях главного героя книги Бартенева, наглядно показывает его истинную партийность. Она находит яркие, свежие детали в изображении человеческих переживаний, пейзажа, заводской обстановки.

Повесть привлечет читателя своей лиричностью и задушевностью.

---

— Когда человек озадачен, то лучше быть одному, но мы с Галей тебя приглашаем в нашу компанию.

Она молча, отчужденно смотрела на него, снова не понимая его радости.

— Пойдем с нами, — проговорил он, подходя к ней и вглядываясь в ее бледное, расстроенное лицо.

— Где ты был? — резко спросила Ирина Николаевна, продолжая оставаться в прежней позе.

— Ты же знаешь, на совещании.

— Но оно давно закончилось!

— Я провожал человека, которого нельзя было одного отпустить, — проговорил Бартенев после минутного колебания.

— И этим человеком была Кострова?

Он молча наклонил голову. Ирина Николаевна вскинула руки, села, опустив ноги на пол, подняла к нему лицо и неожиданно сказала:

— Познакомь меня с ней.

Он внимательно посмотрел на нее, приподнял за плечи и, целуя в волосы, тихо проговорил:

— Что ж, если хочешь.

Из кухни их позвала Галя:

— Идите же! Я все разогрела и жду вас.

Идея нового режима домны стала центром и собрала вокруг себя, как вокруг магнитного поля, заботы людей, самых различных как по характеру, так и по возрасту.

Встречаясь в цехе с Бартеневым, Кострова понимала, что никакое биение сердца не может поколебать в нем решимости бороться до конца за свою идею. В середине недели, собираясь на директорскую «среду», Бартенев зашел к ней.

— Иду снова отражать барьер, установленный Негиным. Вы будете сегодня считать звезды?

Вопрос прозвучал шуткой, но он смотрел на нее особым долгим взглядом, и она, стараясь подавить в себе вспыхнувшее волнение, тихо проговорила:

— Сколько бы их ни было, но я знаю, что одну из них сегодня зажжете вы.

Бартенев шагнул, сделал движение, как будто желая протянуть к ней руки, но в то же мгновение повернулся и, твердо ступая, зашагал к двери. Человек, учивший других укрощать огонь, конечно же умел тушить в себе не только гнев…

В кабинете Лобова собрались все участники «среды», когда вошел туда Бартенев. С выражением сердитой озабоченности Лобов хмуро кивнул ему и, подождав, когда он сядет, сразу же заговорил:

— Ремонт доменной печи с переводом на высокое давление надо решать окончательно. — Он помолчал, обвел глазами присутствующих и продолжал: — Я знакомился в цехе с черновыми чертежами и вот полагаю — это под силу заводу. Новая технология повышает производство, открывает перспективу. Надо к рабочим проектам приступать.

Прислушиваясь к словам директора, Бартенев с удивлением отметил, что Лобов говорил так, как будто ничего не знал о заседании технического совета и его отрицательном решении. Негин сидел справа у директорского стола и изящной пилочкой чистил ногти. Лобов, пока говорил, ни разу не взглянул в его сторону.

Те же члены технического совета сидели и в кабинете директора. Но теперь глаза Зотова за тусклыми очками беспокойно бегали с одного предмета на другой. Лицо Голубева сохраняло сухое бесстрастие. Чуть повернувшись к Голубеву, Лобов спросил:

— Сколько времени займут работы над проектами?

Голубев встал, потрогал гладко расчесанные волосы и, как тогда на техническом совете, заговорил теми же словами:

— Необходимо прежде учесть, что у нас нет опыта в этой области. Мы не можем принять цеховые варианты за вероятные доводы. Они теоретически не обоснованы.

Он неторопливо раскрыл лежавшую перед ним папку, достал какую-то бумагу и протянул ее Лобову. Бартенев потянулся, мельком взглянул в исписанный цифрами листок и подумал, что на этот раз руководитель Гипромеза подготовился основательно.

— Прошу ознакомиться, — проговорил Голубев, — Реконструкция основного агрегата потребует реконструкции вспомогательных служб, а следовательно, огромных затрат. Я должен высказать еще один аргумент. В свете цифровых данных…

Слова «цифровых данных» оказались динамитной силой, которая вдруг рванула в Лобове натянутые нервы. Наливаясь краской, директор задышал толчками, правой рукой, согнутой в кулак, ударил по краю стола и не выкрикнул, а прохрипел:

— К чертовой матери! К чертовой матери эти ваши данные! Кто приучился копировать, не может вот создавать! Такая осторожность нужна повитухам, а мы инженеры. Сами сработаем!

Бартенев поднял голову и увидел, как Негин, не меняя барственно-небрежной позы, прищурил глаза и слегка усмехнулся. Голубев молчал, но весь вид его говорил: «Я доложил, а вы, как знаете…» Он не торопясь закрыл папку, завязал тесемки и сел.

Неизвестно чем закончился бы этот резкий разговор, но на столе Лобова пронзительно зазвонил телефон. Директор не сразу взял трубку с прямого провода. Мембрана присаживала чей-то голос, предлагавший включить радио. Лобов, не отнимая трубки, другой рукой повернул ручку приемника и напряженно ожидал, когда в глазке появится зеленый свет. Откуда-то издалека нарастая, голос диктора проговорил: «Катастрофа на гигантском химическом заводе в Людвигсхафене. Французская зона оккупации». Лобов осторожно положил на рычаг трубку и чуть наклонился к приемнику. «На заводе «Иг фарбен индустри», — сообщал диктор, — взорвался загадочный цех «Бау-14». Погибло двести двадцать человек, ранено более четырех тысяч. Взрыв был невероятной силы. Пятнадцать многоэтажных корпусов полетели на воздух. Что взорвалось, остается тайной. Мы передавали сообщение ТАСС». В глазке голос смолк, и теперь там что-то шуршало. Лобов нажал выключатель.

Короткое сообщение резко изменило атмосферу в комнате. На лицах присутствующих теперь отразилось смешанное чувство удивления, растерянности и строгости. Лобов поискал глазами Бартенева и обратился к нему уже другим, сдержанным тоном:

— Проверьте еще раз свои цеховые чертежи. По каждому узлу. Считайте их рабочими. — Затем к главному механику: — Оформляйте заказы на оборудование. В трехдневный срок.

Он говорил теперь отрывисто, четко, как командир в бою, который понимал, что рискует, но брал на себя ответственность за исход боя. Последнюю фразу он выговорил стоя. Сказав, что совещание закончено, он, так и не взглянув на Негина, повернулся и через запасной ход вышел из кабинета.

Возвращаясь в цех, Бартенев думал о Лобове почти с восхищением. Даже резкость его он не мог поставить ему в вину. Этот не будет играть в дипломатию, как Негин. Лобов не отступил от того, что считает важным и нужным для дела. Он впадал в гнев, но не в отчаянье. Убежденная отвага сквозила в каждом его слове и движении. «Этот может высекать искры», — подумал Бартенев.

Длинный железнодорожный состав с прокатом преградил ему путь. На низких бортах вагона он увидел выведенную мелом надпись: «Ленинград. З-д «Электросила». Воображение представило, как длинные треугольные швеллеры лягут в конструкции мощных турбин. Турбины приведут в движение застывшие электростанции Юга. Закипит руда в доменных и мартеновских печах Днепропетровска, Енакиева, Днепродзержинска… До войны металлургия Юга давала две трети всего металла. Об этом ему, Бартеневу, сказал тогда в Москве министр и добавил: «На рудногорский завод по-прежнему большая нагрузка. Металла нужно стране все больше и больше». Что виделось за этими словами министру? Только ли разрушенные войной заводы Юга? А может быть, и этот загадочный цех «Бау-14» в Людвигсхафене? Враг не добит. Он меняет тактику, изобретает новое смертоносное оружие.

Думая о переданном по радио сообщении ТАСС, Бартенев вспомнил английского инженера, с которым жил в Америке. Как бы он расценил взрыв этого загадочного цеха? Почему-то на социальные темы они никогда не разговаривали. Кажется, англичанина не интересовали социальные проблемы. В разговоре друг с другом они касались только технологии доменного производства, иногда детей, семьи. Английский инженер честно отрабатывал свой контракционный срок. Он подсчитывал деньги, которые дадут ему возможность сделать своей жене сад не только на письменном столе, перед ее портретом, но и на собственной вилле. То, что двадцать тысяч докеров, его земляков, не имели не только роз, но и хлеба, его совершенно не трогало, не интересовало. Для него эти люди были просто человеческим фактором. Останется ли он глухим и к взрыву в Людвигсхафене?

Бартенев подходил к цеху. Шум доменных печей незаметно входил в его сознание, как аккомпанемент мыслям. Может быть, от того, что воображение его всегда было столь же точным и реальным, как и мысли, действительность всегда побуждала его к действию. Заслышав привычные звуки — гуденье кауперов, короткие выхлопы воздуходувки, — Бартенев ускорил шаги. Он думал уже о том, как сейчас соберет технологическую группу, занятую подготовкой к реконструкции печи, и будет сообща обсуждать, проверять каждый узел в чертежах.

Все это время работа над чертежами продвигалась неплохо. То, что должен был выполнить Гипромез, по существу, уже сделал Верховцев с двумя помощниками. В проекты внесена мудрость инженеров, техников, мастеров. Учтено и предложение мастера Буревого об изменении конструкции малого конуса. Идея высокого давления стала коллективной и вряд ли ей может преградить дорогу Негин.