Н. И. Уварова - «Рождественские истории». Книга первая. Диккенс Ч.; Лесков Н.

• Название: «Рождественские истории». Книга первая. Диккенс Ч.; Лесков Н.
• Автор: Н. И. Уварова
• Жанр: Классическая проза

Знаете ли вы, кто «изобрел Рождество»? А кто из русских классиков посвятил рождественской тематике наибольшее количество своих творений? В первой книге серии «Рождественские истории» представлены известные на весь мир «Рождественские повести» Чарльза Диккенса и самые знаменитые произведения Николая Лескова из его цикла святочных рассказов – «Зверь», «Жемчужное ожерелье», «Неразменный рубль». «Рождественские истории» – серия из 7 книг, в которых вы прочитаете наиболее значительные произведения писателей разных народов, посвященные светлому празднику Рождества Христова. В «Рождественских историях» вас ждут волшебство, чудесные перерождения героев, победы добра над злом, невероятные стечения обстоятельств, счастливые концовки и трагические финалы. Вместе с героями вы проникнитесь важностью добрых дел человеческих, задумаетесь о бескорыстии, о свете и милосердии, о божественном в человеке.

---

Длинна была эта ночь, если всё случилось в нее одну; но Скрудж сомневался; ему казалось, что несколько сочельников слились воедино в течение того времени, пока он был с духом. Еще одна странность: Скрудж не замечал в себе ни малейшей наружной перемены, а дух, видимо, становился старше и старше. От Скруджа не ускользнула эта перемена, но он не сказал ни слова до тех пор, пока, выходя из одного дона, где толпа детей славила Богоявление, не увидал, что волосы на голове духа побелели.

– Разве жизнь духов так коротка? – спросил он, когда они остались одни.

– Действительно, – отвечал дух, – жизнь моя на земном шаре очень коротка; она кончается нынешнюю ночь.

– Нынешнюю ночь! – вскрикнул Скрудж.

– Ровно в полночь. Чу? час уже близок.

В это время часы пробили где-то три четверти одиннадцатого.

– Извините мой нескромный вопрос, – сказал Скрудж, пристально вглядываясь в одежды духа: – я вижу под полою вашего платья что-то странное, не принадлежащее вам… Что это, нога или коготь?

– Это могло бы назваться и когтем, потому что сверху немножко мяса есть, – отвечал печально дух. – Глядите!

Он распахнул полы своей одежды, и оттуда вывалились двое детей, два бедные существа – презренные, гадкие, гнусные, омерзительные, отталкивающие; они упали на колени к ногам Скруджа и вцепились ему в платье.

– О, человек! склони, склони взоры к своим стопам! – крикнул дух.

Это были мальчик и девочка, – желтые, худые, в лохмотьях, с нахмуренными лицами, свирепые, хотя и пресмыкающиеся в своем подлом унижении. Вместо привлекательного младенчества, долженствовавшего покрыть их щеки вешним свежим румянцем, чья-то блеклая, высохшая рука, словно рука времени, сморщила эти ввалившиеся щеки и стерла с них жизненные краски; в этих глазах, откуда, казалось, должны были улыбаться на божий мир ангелы, теперь гнездились демоны и метали угрожающие взгляды. Никакие перемены, никакой упадок, никакое извращение человеческого рода, в самой высшей степени, и при всех таинственных уклонениях природы, никогда не могли произвести подобных чудовищ, отвратительных и ужасных.

Скрудж отшатнулся, бледный от страха. Впрочем, не желая оскорбить духа, может быть, родителя этих чад, он хотел было сказать: «какие миленькие дети!», но слова сами собою остановились в горле, чтобы не участвовать в такой неимоверной лжи.

– Дух, это ваши дети?

Вот всё, что мог сказать Скрудж.

– Дети людей, – ответил дух; – они обратились ко мне с челобитною на своих отцов. Вот этого зовут «невежество», а эту – «нищета». Бойтесь обоих и их потомства; но первого бойтесь больше – я на челе у него читаю: «проклятие». «Спеши, о Вавилон!» – возгласил дух, протягивая руку к городу: – спеши изгладить это слово – оно осуждает тебя еще более, чем этого несчастного, его только на несчастье, тебя на гибель! Дерзни сказать, что ты не виноват, клевещи даже на своих обвинителей: тебе это может послужить на время, для достижения твоих преступных целей; но… берегись конца!

– И у них нет никакого пристанища! никаких средств! – вскрикнул Скрудж.

– Как!.. Разве нет тюрем? – спросил дух, в последний раз насмешливо повторяя собственные слова Скруджа: – разве нет смирительных домов?

Часы начали бить полночь.

Скрудж посмотрел на духа, но духа уже не было. При последнем замиравшем ударе Скрудж вспомнил предсказание старого Джэкоба Мэрлея и поднял глаза: призрак величественного вида, окутанный в широкую одежду с покрывалом, подлетал к нему, скользя по земле, как пар.

Четвертая строфа

Призрак приближался медленно, важный и молчаливый. Когда он был уже совсем подле, Скрудж склонил пред ним колено, потому что призрак словно разливал вокруг себя в воздухе какой-то мрачный и таинственный ужас.

Длинная черная одежда совершенно закрывала его с головы до ног и оставляла снаружи только одну вытянутую руку: иначе его было бы очень трудно отличить и отделить от густых теней ночи.

Скрудж заметил, что призрак высокого роста, величавой осанки, и что таинственное его присутствие наводит на человека торжественный страх и трепет.

Но более он ничего уже не мог узнать, потому что призрак не говорил ни одного слова, не делал ни одного движения.

– Вероятно, я имею честь находиться в присутствии будущего праздника? – спросил Скрудж.

Призрак не отвечал, но не опускал вытянутой вперед руки.

– Вы мне покажете то, что должно случиться, но не случилось еще… не правда ли? – продолжал Скрудж.

Верхние складки черной одежды на мгновение сблизились между собою, как будто призрак наклонил голову; но это движение было его единственным ответом.

Хотя и привычный к обращению с духами, Скрудж всё-таки чувствовал такой ужас в присутствии этого молчаливого призрака, что у него дрожали ноги, и он едва устоял на них, когда приготовился следовать за своим вожатым. Призрак остановился на мгновение, как будто хотел дать Скруджу время собраться с силами. Но волнение Скруджа только усилилось, особенно когда он подумал, что сквозь этот черный саван на него устремлены неподвижные взоры призрака.

– Дух грядущего! – вскрикнул он. – Я вас боюсь больше, чем всех прежних призраков; но так как я знаю, что вы желаете мне добра; так как намерение мое – переменить образ жизни, я с благодарностью готов за вами следовать… Не заговорите ли вы со мной?

Нет ответа. Только вытянутая рука указываете вперед.

– Ведите меня! – сказал Скрудж. – Ночь быстро подвигается, а я знаю, что для меня это время драгоценно. Ведите меня, дух.

Призрак так же удалился, как и приблизился. Скрудж следил за ним в тени его одежды, и ему казалось, что эта тень поднимает и уносит его с собою.

Нельзя сказать определительно, что они вошли в город: скорее, город выплыл кругом них и охватил своим движением. Во всяком случае, они очутились в самом сердце Сити на бирже, между негоциантами: быстро шныряли негоцианты во все стороны, звенели деньгами в карманах, собирались в кучки – потолковать о делах, смотрели на часы, задумчиво побрякивали огромными брелоками… и т. д. – словом; всё были те же, какими так часто видал их Скрудж.

Призрак остановился подле небольшой группы этих капиталистов и Скрудж, заметив направление его руки, также подошел – послушать разговор.

– Нет, – говорил высокий и толстый джентльмен с чудовищным подбородком, – больше я ничего не знаю – знаю только, что умер.

– Когда?

– Прошлой ночью, кажется.

– Как он распорядился своим состоянием? – спросил еще джентльмен с наростом на носу, похожим на зоб индейского петуха.

– Право, не знаю… Может быть, завещал своему Обществу… во всяком случае, не мне – вот это я знаю наверное.

Общий смех приветствовал эту шутку.

– Я думаю, – заговорил джентльмен с наростом, – похороны обойдутся ему не дорого: его никто не знал, и охотников провожать его тело найдется не много. Впрочем, я, пожалуй, пойду: мне была бы только закуска!

– Ну, так я всех вас бескорыстнее, господа! – заговорил джентльмен с двойным подбородком. – Черных перчаток я не ношу, на похоронах не закусываю, а всё-таки пойду, хоть без приглашения, и вот почему мне кажется, что покойник считал меня своим истинным другом – как ни встретится, всегда поговорит… прощайте, господа!

Группа рассмеялась и смешалась с другими. Скрудж узнал всех этих господ и взглянул на призрак, будто хотел попросить у него объяснения.

Призрак скользнул в боковую улицу и указал пальцем на двух только что встретившихся джентльменов. Скрудж опять стал вслушиваться в надежде хоть тут узнать слово загадки.

Джентльменов он очень хорошо знал: это были два богатые почтенные негоцианта, и Скрудж очень ценил их уважение к себе, разумеется, уважение в делах, просто и положительно только в делах.

– Как вы поживаете? – говорил один.

– А вы как? – спрашивал другой.

– Да хорошо. А старый-то «Gobseck» того… совсем рассчитался… Гм?

– Говорили мне… А ведь, не правда ли, холодно?

– Пора! Пора такая: святки… Вы, я полагаю, не катаетесь на коньках?

– Ни-ни: мне есть кой о чем другом подумать… Прощайте?

И ни слова больше. Таковы были их встречи, разговор и прощанье.

Скрудж сначала удивился, почему призрак придает такую важность пустым разговорам; но, внутренне убедившись, что должен же таиться в них какой-нибудь смысл, он стал раздумывать про себя – какой же это именно? Трудно предположить, чтобы во всём этом скрывался намек на смерть Джэкоба: дело было так давно, а призрак – провозвестник будущего. На знакомых не на кого подумать… Тем не менее, не сомневаясь, что здесь готовится ему, для его же блага, таинственный урок, Скрудж решился не обронить ни одного слова, не пропустить без внимания ни одного малейшего обстоятельства, а главное – не спускать глаз со своего второго я при его появлении: Скрудж был уверен, что поведение его будущего самого себя послужит ему ключом к разгадке.