Дональд Уэстлейк - Все дозволено

• Название: Все дозволено
• Автор: Дональд Уэстлейк
• Жанр: Научная Фантастика

---

ТОМ

Единственный способ, которым можно взять кого-либо в том месте, где много его друзей, это взять его быстро. Таким местом было кафе на улице Макдугала в Гринвич Вилледж - пристанище различного рода подонков, и в час ночи в субботу там развлекалось полно народу: студенты, туристы, местные жители, хиппи, временно остановившиеся в городе, - в общем, как раз те, кто не любит полицейских. Эд ждал на улице, у входа. В самом крайнем случае я бы заставил Лэмбета бежать, и он попал бы прямо в руки Эду. Лэмбет сидел за столиком в правой части зала, именно там, где указал нам информатор. С ним было еще четыре человека - двое мужчин и две женщины: в левой руке он держал смятый носовой платок, которым все время вытирал нос. Либо он был простужен, либо нюхал кокаин: большинство распространителей наркотиков рано или поздно начинают пробовать бесплатно то, что продают. Я остановился у него за спиной и наклонился. - Лэмбет? Когда он обернулся, я увидел, что глаза у него затуманенные и красные. Это могло быть и от простуды, но скорее из-за героина. - Да? - произнес он. Что бы там ни показывали в кино, детектива в штатском узнают не сразу. - Полиция, - произнес я очень тихо, чтобы расслышал только он. Следуйте за мной. - Не хочется, приятель, - развязно ухмыльнулся он и снова повернулся к своим друзьям. На нем была кожаная поддевка с оборками. Я сдернул поддевку ему на руки, сковав, словно смирительной рубашкой. В следующую секунду я приподнял его и выбил стул. Никто не способен реагировать быстрее своего собственного тела. Если бы он просто скользнул в тот момент на пол, он бы вырвался из моих рук. Возможно, успели бы вмешаться его друзья или кто-нибудь из посторонних. Но его тело среагировало автоматически: ноги подогнулись, помогая ему встать, и в то мгновение, когда Лэмбет обрел равновесие, я повернул его к двери и повлек на улицу со всей возможной быстротой. Он завопил и попытался увернуться в сторону, но я сжимал его и одновременно толкал. Дверь была закрыта, но открывалась наружу, я открыл ее головой Лэмбета. Мы вышли так быстро, что ни у кого не было времени среагировать нужным образом. Лэмбет все еще пытался упираться, когда мы были уже на улице. Там стоял Эд, и наш "форд" ждал прямо перед кафе. Я не замедлил движения, а напротив, с разгону шмякнул Лэмбета о борт машины. Я хотел вышибить из него желание и волю к сопротивлению. Потом оттащил его на фут или два и снова приложил о машину - на этот раз он обмяк и вроде бы успокоился. Эд был рядом, держа наготове "манжетки". Я отпустил подевку, выкрутил руки Лэмбета назад, Эд защелкнул наручники и открыл заднюю дверцу "форда". Я подводил Лэмбета к дверце, чтобы впихнуть его в машину, когда кто-то похлопал меня по локтю и женский голос произнес: - Офицер! Я оглянулся и увидел пожилую женщину-туристку в красно-белом цветастом платье и с соломенной сумочкой. Вид у нее был сердитый. - Вы абсолютно уверены, что было необходимо прибегать к насилию? спросила она. Друзья Лэмбета могли появиться в любую минуту. - Не знаю, леди, - ответил я. - Я иначе не умею. Затем я пинком усадил Лэмбета в машину и последовал за ним. Эд закрыл за мной дверцу и сел за руль. Мы отъехали в тот момент, когда дверь кафе распахнулась и начали выбегать люди. Лэмбет скорчился на правой стороне заднего сиденья, словно побитый пес. Я усадил его как следует. Он выглядел ошарашенным и что-то бормотал, но я не мог разобрать, что. - Том! - произнес Эд. - Похоже, в твоем досье появится еще одна жалоба. Я посмотрел на него: он показывал в зеркало заднего вида - там, очевидно, что-то происходило. - Почему? - спросил я. - Она записывает номер нашей машины. - А я скажу, что виноват ты. Эд хмыкнул, мы свернули за угол и направились в город. Когда проехали пару кварталов, Лэмбет вдруг сказал: - У меня болят руки, приятель. Я внимательно посмотрел на него. Он пришел в себя и теперь явно мыслил логично. Простуда так быстро не проходит. - Не суй в них иголки, - посоветовал я. - При таких наручниках, приятель, - возразил он, - мне и дыхнуть больно. - Извини, - сказал я. - Может быть, снимете? - В участке. - Если я дам слово чести, что не попытаюсь... Я рассмеялся ему в лицо: - Забудь об этом. Он злобно глянул на меня, а потом печально улыбнулся. - Правильно. Ни у кого здесь нет больше чести, правда? - Судя по тому, как я искал ее в последний раз, нет. Секунд тридцать или около того он извивался и наконец нашел более удобное положение: перестал двигаться, вздохнул успокоенно и стал смотреть на город, проносящийся за окнами. Я тоже успокоился, но не очень. Мы ехали без сирены и мигалки в зеленой машине без опознавательных знаков и поэтому двигались в общем потоке. Если нет особой причины поднимать шум, этого лучше не делать. Однако нам регулярно приходилось останавливаться у светофоров, и я не хотел, чтобы Лэмбет внезапно решил выпрыгнуть из машины и сбежать в наручниках Эда. Дверь была заперта, арестованный казался спокойным, но тем не менее я не ослаблял внимания. Понаблюдав минуты три-четыре мир за окном, Лэмбет вздохнул, посмотрел на меня и сказал: - Я готов уйти из этого города, приятель. Мне стало смешно. - Твое желание сбудется - пообещал я. - Вероятно, пройдет лет десять, прежде чем ты снова увидишь Нью-Йорк. Он кивнул, как бы соглашаясь. - Понимаю, - бросил он отрывисто. Затем, после паузы, попросил: - Скажи мне кое-что, приятель. Выскажи свое мнение по вопросу, который меня волнует. - Коли смогу. - Что ты скажешь, какое наказание страшнее: быть высланным из этого города или остаться в нем? - Это ты мне скажи, - ответил я. - Почему ты оставался здесь до тех пор, пока не попал в переплет? Он пожал плечами: - А почему ты живешь здесь, приятель? - У нас слишком разный подход к делу. - Никто из нас не начал с грязи, приятель, - гнул свое Лэмбет. - Мы все вышли в путь детьми, невинными и чистыми. - Однажды, - зло заметил я, - парень, очень похожий на тебя, тоже много болтал и еще показал мне фотографию своей матери. А пока я смотрел на нее, он попытался выхватить у меня револьвер. Лэмбет широко улыбнулся, он был в восторге. - Ты останешься в этом городе, приятель, - сказал он. - Тебе нравится то, что он с тобой делает.

ДЖО

Женщина спокойно спускалась по лестнице. Из широкого пореза на правой руке у нее текла кровь: она была размазана по всему ее лицу, покрывала руки и одежду - отчасти ее собственная кровь, отчасти мужа. Мне думается, что женщина была в состоянии легкого шока. Но когда вышла из парадной двери, посмотрела на ведущие к тротуару ступеньки и увидела толпу глазеющих на нее людей, она взбесилась. Начала кричать, сопротивляться, брыкаться, и было чертовски трудно снять ее со ступенек на тротуар, особенно потому, что из-за крови она была скользкой, как рыба... Ситуация мне совсем не нравилась. Двое белых полицейских в форме тащат окровавленную черную женщину по ступеням на глазах у толпы в Гарлеме. Мне это нисколько не нравилось, и, судя по выражению лица Пола, ему тоже. - Отпустите меня! - кричала женщина. - Отпустите меня! Он первый меня порезал, отпустите меня! И наконец, когда мы добрались до конца спуска, мне удалось услышать сквозь ее вопли звук приближающейся сирены. Это была машина "скорой помощи". Мы добрались до тротуара как раз в тот момент, когда "скорая помощь" остановилась у бордюра. Толпа пока что не вмешивалась, уступая нам дорогу. Женщина извивалась и вертелась как угорь, длинный черный угорь, покрытый кровью и пронзительно визжащий... Машина "скорой помощи" оказалась старым фургоном коробчатого типа, и в ней было четыре человека в белых халатах - два спереди и два сзади. Все четверо выскочили из машины и побежали к нам. Один из них сказал: - Все в порядке, мы приняли ее. Другой обратился к женщине: - Пошли, душенька, давай полечим твою ручку. Белые халаты, очевидно, несколько образумили женщину, потому что она сменила пластинку и начала вопить: - Я хочу своего доктора. Отвезите меня к моему доктору! Санитары торопливо повели женщину к машине, при этом пациентка доставляла им хлопот столько же, сколько и нам. Прибыла вторая машина "скорой помощи" и остановилась за первой. Из этой машины вышли двое, тоже в белых халатах. Один из них спросил: - Где покойничек? Я не мог ничего ответить: мне было трудно дышать. Я просто показал на здание, а Пол пояснил: - С задней стороны на третьем этаже. Она, можно сказать, разрезала его на куски. Из салона второй машины вышли еще двое со сложенными носилками. Четверка направилась к крыльцу и скрылась в здании. Снова заревела сирена: первая машина увозила женщину. Я посмотрел на Пола: спереди вся рубашка у него была измазана кровью, кровь капельками покрывала его лицо и руки, как сыпь. - На тебе кровь, - сказал я. - На тебе тоже. Я посмотрел на себя. Когда мы спускались с третьего этажа, я шел с той стороны женщины, где был порез на ее руке, и на мне сейчас было больше крови, чем на Поле. Ею были покрыты мои обнаженные руки от локтя до запястья, волосы спутались, как шерсть у кошки, которую переехала машина. Теперь, когда солнце нещадно палило, я чувствовал, как кровь высыхает на коже, сжимаясь в тонкую сморщенную пленку. - Боже, - прошептал я. Отвернувшись от Пола, я прислонился левым боком к машине и вытянул левую руку по белой крыше, под нервный свет мигалки. Я не думал о том, что надо бы почиститься, я не думал о том, что моя работа на сегодня еще не окончена, - единственное, о чем я был способен думать, это о том, что должен выбраться отсюда. Я должен выбраться из этого города.