Анна Франк - Убежище. Дневник в письмах

• Название: Убежище. Дневник в письмах
• Автор: Анна Франк
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-7516-1314-3, 978-5-7516-1281-8, 978-5-9953-0279-7

Анна Франк родилась в 1929 году. Она умерла в концлагере, когда ей было 15 лет. Ее дневник, который она вела в Амстердаме, прячась с семьей от нацистов, стал известен всему миру. Анна Франк вела дневник с 12 июня 1942 года до 1 августа 1944-го. Сначала она писала свои письма только для себя самой – до весны 1944-го, когда она услышала по радио «Оранье» (радиостанция нидерландского правительства в эмиграции, вещавшая из Лондона) выступление Болкестейна, министра образования в нидерландском правительстве в эмиграции. Министр сказал, что после войны все свидетельства о страданиях нидерландского народа во время немецкой оккупации должны быть собраны и опубликованы. Для примера, среди других свидетельств, он назвал дневники. Под впечатлением этой речи Анна решила после войны издать книгу, основой которой должен был послужить ее дневник. Она начала переписывать и перерабатывать свой дневник, вносила исправления, вычеркивала отрывки, которые казались ей не очень интересными, и по памяти добавляла другие. Одновременно она продолжала вести и первоначальный дневник, который в научном издании 1986 года называется версией «а», в отличие от версии «б» – переработанного, второго дневника. Последняя запись Анны датирована 1 августа 1944 г. 4 августа восьмерых прятавшихся людей арестовала Зеленая полиция. В этом издании публикуется полный текст дневника, одобренный Фондом Анны Франк в Базеле.

---

– Папе прислали повестку из СС, – шепнула она. – Мама уже пошла к менееру Ван Даану. (Ван Даан – хороший знакомый отца и его компаньон.)

Я страшно перепугалась. Повестка, каждый знает, что это значит. Концлагеря и камеры-одиночки тут же предстали передо мной, неужели мы позволим отправить туда папу?

– Конечно, он не пойдет, – заявила Марго, когда мы сидели с ней в комнате и ждали маму. – Мама пошла к Ван Даанам спросить, можем ли мы завтра уйти в наше укрытие. Ван Дааны тоже уйдут с нами. Тогда мы будем там всемером.

Тишина. Говорить мы больше не могли, мысль об отце, который, ничего не подозревая, пошел навестить кого-то в Еврейской богадельне, ожидание мамы, жара, напряжение – от всего этого мы совсем потеряли дар речи.

Вдруг снова звонок.

– Это Хелло, – сказала я.

– Не открывай, – удержала меня Марго, но предосторожность оказалась напрасной: мы услыхали голоса мамы и менеера Ван Даана, они разговаривали внизу с Хелло, потом вошли в дом и заперли за собой двери. При каждом звонке Марго или я должны были теперь прокрадываться вниз и смотреть, не папа ли это; других мы не впускали. Нас с Марго отослали из комнаты, Ван Даан хотел поговорить с мамой наедине.

Когда мы с Марго сидели в нашей спальне, она мне сказала, что повестка пришла не папе, а ей. Я снова испугалась и заплакала. Марго шестнадцать лет, значит, вот таких юных девушек они хотят высылать без родителей? Но к счастью, она от нас не уйдет, мама сама так сказала, и, наверно, папа тоже подготавливал меня именно к этому, когда говорил со мной об укрытии. Что за укрытие? Где мы спрячемся? В городе, в деревне, в каком-нибудь доме, в хижине – когда, как, где?.. Нельзя было задавать все эти вопросы, но они у меня постоянно вертелись в голове.

Мы с Марго стали укладывать самое необходимое в школьную сумку. Первым делом я взяла эту картонную тетрадь, потом бигуди, носовые платки, учебники, гребенку, старые письма. Я думала о том, как мы будем скрываться, и поэтому совала в сумку всякую ерунду, но мне не жалко: воспоминания дороже платьев.

В пять часов наконец вернулся папа, мы позвонили менееру Клейману и попросили его зайти вечером. Ван Даан пошел за Мип. Мип пришла, уложила башмаки, платья, куртки, белье и чулки в сумку и пообещала вечером опять зайти. Потом у нас в квартире стало тихо, никто из четверых не хотел есть, было по-прежнему жарко, и все было ужасно непривычно.

Нашу большую верхнюю комнату мы сдаем некоему менееру Гольдшмидту, мужчине в разводе, за тридцать, которому, видно, в этот вечер нечего было делать; поэтому он торчал у нас до десяти, и никак нельзя было его выжить.

В одиннадцать пришли Мип и Ян Хис. Мип с 1933 года работает у папы в фирме и стала близкой знакомой, как и ее новоиспеченный супруг Ян. В сумке Мип и в глубоких карманах Яна снова стали исчезать ботинки, чулки, книги и белье; в половине двенадцатого и сами они исчезли.

Я устала до полусмерти, и, хотя я знала, что последнюю ночь сплю в своей кровати, я тут же заснула, и в половине шестого утра меня разбудила мама. К счастью, было не так жарко, как в воскресенье. Весь день лил теплый дождь. Мы все четверо столько на себя надели теплого, будто собирались ночевать в холодильнике. Но нам надо было взять с собой как можно больше одежды. В нашем положении ни один еврей не отважился бы выйти из дома с чемоданом, полным одежды. На мне было две рубашки, трое штанов, платье, а сверху юбка, куртка, летнее пальто, две пары чулок, зимние ботинки, шапка, шарф и еще много всего, я уже дома чуть не задохнулась, но всем было не до этого.

Марго набила портфель учебниками, взяла велосипед со стоянки и поехала вслед за Мип в неизвестную мне даль. Я ведь все еще не знала, где находится таинственное место нашего назначения.

В половине восьмого мы заперли за собой дверь; единственное существо, с которым мне пришлось проститься, была Моортье, моя маленькая киса, которая должна была найти приют у соседей, просьба об этом была в записке, адресованной менееру Гольдшмидту.

Неубранные постели, остатки завтрака на столе, фунт мяса для кошки на кухне – все это производило впечатление, будто мы бежали, сломя голову. Но нам было безразлично, что скажут люди. Мы хотели уйти, только уйти и благополучно добраться до места, больше ничего. Завтра продолжу.

Твоя АннаЧЕТВЕРГ, 9 ИЮЛЯ 1942 г.

Милая Китти!

Так мы шли под проливным дождем: папа, мама и я, у каждого портфель и хозяйственная сумка, до отказа набитые чем попало. Рабочие, которые рано ехали на работу, смотрели на нас сочувственно; по их лицам было видно, как им жаль, что они не могут как-нибудь подвезти нас; желтая звезда бросалась всем в глаза и говорила сама за себя.

Только по дороге я мало-помалу узнала от родителей весь план укрытия. Уже много месяцев они переносили в безопасное место как можно больше нашей обстановки и одежды. Все было подготовлено, и шестнадцатого июля мы должны были скрыться. Но из-за этой повестки пришлось план укрытия осуществить на десять дней раньше, и надо было мириться с тем, что помещение еще не совсем подготовлено.

Само Убежище находится в папиной конторе. Посторонним это понять трудновато, поэтому я объясню подробнее. У папы немного служащих: менеер Кюглер, Клейман и Мип, потом еще Беп Фоскёйл, двадцатитрехлетняя стенографистка. Все они знали о нашем приходе. Менееру Фоскёйлу, отцу Беп, и еще двум работникам склада мы ничего не сказали.

План дома такой: в первом этаже большой склад, он же пакгауз. Он, в свою очередь, разделен на различные помещения, как, например, комната, где размалывают корицу, гвоздику, суррогат перца, и кладовка. Рядом с дверью на склад обычная входная дверь дома, которая через еще одну проходную дверь ведет на лестницу. Если по ней подняться, то окажешься перед дверью с матовым стеклом, на котором когда-то черными буквами было написано: «Контора». Это большая передняя контора, очень большая, очень светлая, вся заполненная вещами. Днем там работают Беп, Мип и менеер Клейман. Через кабинетик с несгораемым шкафом, гардеробом и большим шкафом с припасами входишь в маленькую, душную, темноватую заднюю комнатку, где раньше сидели менеер Кюглер и менеер Ван Даан, а теперь остался только первый. Из коридора тоже есть вход прямо в контору Кюглера, но только через стеклянную дверь, которую можно открыть изнутри, а снаружи только ключом. Из конторы Кюглера по длинному узкому коридору вдоль закутка, где хранится уголь, поднимаешься на четыре ступеньки и входишь в гордость всего здания – директорский кабинет. Там темная, солидная мебель, линолеум и ковры на полу, радиоприемник, роскошная лампа – словом, шикарно! Рядом большая вместительная кухня с титаном, двумя газовыми плитами, а дальше уборная. Это все во втором этаже. Из нижнего коридора обычная деревянная лестница ведет наверх. Наверху маленькая площадка. Направо и налево от нее двери. Левая ведет в переднюю часть дома с помещениями пакгауза, с передней мансардой и передним чердаком. На другой стороне здания от передней части дома – еще одна длинная, ужасно крутая, настоящая голландская лестница, на которой ноги можно сломать, ведет ко второму выходу на улицу.

Справа от площадки находится «Задний Дом». Никто бы не подумал, что за этой простой, выкрашенной серой краской дверью скрывается столько комнат. Перед дверью ступенька, и ты там. Сразу против этого входа крутая лесенка. Налево маленький коридорчик и комната, которая должна служить гостиной и спальней семье Франк, а рядом есть еще одна, поменьше: это спальня и классная комната барышень Франк. Направо от лестницы комнатка без окон, с умывальником и отдельной уборной. Из комнатки есть дверь в нашу с Марго спальню. Когда поднимаешься по лестнице и открываешь дверь наверху, то просто удивляешься, что в таком старом доме на канале вдруг обнаруживается такая большая, светлая и просторная комната. В этой комнате стоит плита (благодаря тому, что раньше здесь находилась лаборатория Кюглера) и стол для мойки посуды. Значит, тут будет кухня и одновременно спальня супругов Ван Даан, общая гостиная, столовая и кабинет. Крошечная проходная каморка будет апартаментами Петера Ван Даана. Там есть еще мансарда и чердак, как и в передней части дома. Видишь, вот я и описала тебе весь наш чудесный Задний Дом!

Твоя АннаПЯТНИЦА, 10 ИЮЛЯ 1942 г.

Милая Китти!

Очень может быть, я тебе ужасно надоела длинными описаниями нашего жилья. Но должна же ты знать, где я приземлилась! Как я приземлилась, ты узнаешь из всех моих следующих писем.

Сначала продолжение моего рассказа, потому что, как ты знаешь, я еще не все рассказала. Когда мы пришли на Принсенхрахт, 263, Мип тут же увела нас по длинному коридору, по деревянной лестнице, прямо наверх, в Задний Дом. Она заперла за нами двери, и мы остались одни. Марго приехала на велосипеде намного раньше и уже ждала нас. Наша гостиная, да и все остальные комнаты были так заполнены барахлом – описать невозможно! Все картонные коробки, которые в предыдущие месяцы присылались в контору, стояли на полу и на кроватях. Маленькая комната была до потолка завалена постельным бельем. Надо было сразу взяться за уборку, если мы хотели вечером лечь спать в более или менее постланные постели. Мама и Марго не могли и пальцем пошевелить. Они лежали на голых кроватях, уставшие, истомившиеся и Бог знает какие еще, но мы с папой, главные «уборщики» в семействе, хотели тут же приступить к делу.