Зинаида Чиркова - Граф Никита Панин

• Название: Граф Никита Панин
• Автор: Зинаида Чиркова
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012010-9

О жизни одного из крупнейших российских государственных деятелей XVIII в. Никиты Ивановича Панина (1718–1783) рассказывает новый роман З. К. Чирковой.

---

— Выпросимся у императрицы, — твердо сказала Анна, — приедем на лето, поглядим, какая у нас там округа. Верстах в пятидесяти нет и души, верно?

Василий с сожалением посмотрел на Аннушку. Нет, не знала барышня мест, в которых поселились они с Палашкой. Ему вспомнился легкий туманец над прудами, да плакучие ивы над ними, день и ночь мочившие ветви в чистой воде, зеленый лес за бугром, разбросанные крестьянские мазанки, длинные шей журавлей над колодцами. Он тоже вырос при службе, тоже прошел много дорог вместе с генералом Вейделем, а нет, не променял бы нынешнюю жизнь на городскую и даже столичную. Шестерых детей уже родила ему Палашка, а он ждал еще и седьмого. Да как расскажешь этим своим госпожам о тамошнем житье-бытье…

С той встречи поселилась в сердцах сестер мечта — поехать в деревню свою, увидеть ее, побегать по росистому лугу босиком, нарвать пучок неброских луговых цветов. Они часто говорили об этом, и в их мечтах деревня представала этаким нетронутым раем…

Квартира, нанятая Василием, им понравилась, но они бывали в ней так редко, что постоянно, приходя, стукались головами о низенькую притолоку, забывая, что в обычном доме нет таких высоченных потолков и двухсветных залов, как во дворце. Маленькие комнаты с низенькими потолками: крошечные ступеньки с этажа на этаж, повороты и завороты — все впервые виделось им, привыкшим к широченным ступеням парадных лестниц и мягким пушистым коврам под ногами и простору и пустоте залов и душной сутолоке фрейлинских комнат.

Мечта побывать в собственном поместье, ставшем их родовым домом, уже никогда не оставляла их даже в эти годы расцвета молодости…

Глава четырнадцатая

Едва Никита Иванович вошел в детские палаты великого князя Петра, как его оглушил крик. Шестилетний белобрысый Павел, блестя вздернутым носом и во всю ширину раскрыв рот, кричал и пришпоривал нового скакуна — игрушечного коня на раскачивающихся полозьях. Тут же суетился Саша Куракин, тоже крича и дико завидуя полководцу, скачущему перед полками на арабском жеребце, а мать, великая княгиня Екатерина Алексеевна, стояла в стороне и смотрела на веселую возню.

— Каков генерал, — обратилась она к Панину, — теперь все другие игрушки забыты, только эта будет любимой…

Никита Иванович понял, что новая игрушка принесена ею и наполняет сердце матери гордостью и радостью.

— Но на коне только полководцы, а вас, наверное; утомляют военные дела, — учтиво проговорил воспитатель Павла.

— Зато мой муж, мой сиятельный супруг, до сих пор играет в эти игры, — весело ответила Екатерина, — у себя в Ораниенбауме он проводит парады и муштрует своих голштинцев по всей строгости…

— Извините, — спохватилась она, — вы, наверное, Никита Иванович Панин, обер-гофмейстер двора моего наследника?

Никита Иванович молча поклонился.

— Ты не думай, Никита Иванович, — внезапно перешла она с немецкого на русский, — я знаю все ружейные примеры, так что воинское дело и мне не скучно.

Никита Иванович молча удивился.

— Когда мой супруг еще не имел для игры своих голштинцев, он обучался воинскому делу, муштруя меня и всех слуг, что были под рукой.

Она схватила игрушечное ружье, валявшееся на полу, приставила его к ноге и сама себе скомандовала:

— На караул!

И ловко переложила ружье из одной руки на ладонь другой, вскинула его на плечо и прищелкнула каблуками.

— Браво, из вас получился бы неплохой капрал, — рассмеялся Панин. — Жаль, что я уже подзабыл все, хоть и начинал службу в полку…

— Но пора и честь знать, — посерьезнела Екатерина, — Павел Петрович, не пора ли нам за стол, я ужасно голодна!

С великим сожалением оставил Павел лошадку, но взял за шелковую узду и потащил за собою в столовую.

— Коню тоже надо подкрепиться, — заговорщически подмигнул Екатерине Панин, увидев, что она уже готова раскрыть рот, чтобы запретить подобное.

— Иногда стоит и нарушить этикет ради радости, — тихонько сказал Никита Иванович.

Великая княгиня уважительно посмотрела на него и улыбнулась.

— Наверное, ты, Никита Иванович, мудрый воспитатель. Кнут и пряник так хорошо сочетаются друг с другом.

За столом он рассмотрел Екатерину. Панин видел ее в последний раз двенадцать лет назад, когда она еще была восемнадцатилетней неуклюжей девушкой, всех и всего боящейся и отвечающей на все упреки Елизаветы только одним: «Виновата, матушка!»

Теперь это была невысокая, полноватая, но стройная и осанистая, величавая женщина во всем расцвете молодости и красоты. Гладкая чистая кожа безукоризненно гармонировала с ровными жемчужными зубами, которые открывали живая и радостная улыбка, румянец играл на чуть смугловатых щеках, пышная копна каштановых волос была уложена в высокую модную прическу, и от того ее узковатое лицо с несколько длинным подбородком выглядело овальным, почти круглым, как лица русских женщин. Нос был чуть длинноват, но правильно выделанная природой переносица превращала его в почти римский, классический. Серые глаза лучились искрами, широкие длинные изогнутые губы превращали ее улыбку в живую и веселую, озорную и ласковую. Длинная шея, гибкость стана, даже твердый выдающийся вперед подбородок не портил лица. Неизъяснимая женская сила таилась в этом сочном теле, не блещущем, правда, пышностью форм. Но руки ее были хороши. Когда Никита Иванович склонился в поцелуе над ее ладонью, его поразила сила, твердость этой маленькой ручки совершенной формы. «Привыкла держать поводья, хорошая наездница», — сразу определил Никита Иванович.

Обедая, он невольно любовался ею. Молодая, живая, переменчивая в настроениях, она была удивительно хороша и, наверное, привлекала к себе все взоры на придворных балах и праздниках. Жаль, что ее царственный сиятельный супруг не разглядел в ней эту красоту и живость. Каждому мало-мальски понимающему толк в женщинах Екатерина сразу же понравилась бы, а изменчивость ее нрава могла только увлекать…

— Как жилось в Швеции? — спросила Екатерина после первой перемены.

— Да как вам сказать, — медленно, как всегда, с чуть заметным прононсом, начал Никита Иванович, — рысь все время падала в цене, а соболь и куница повышались…

Екатерина недоуменно подняла четко очерченные густые брови.

Никита Иванович рассмеялся.

— Рысь — это у нас была королева шведская Ловиза Ульрика, а соболь — глава государственного совета, ну а куница — председатель ригсдага.

— Криптография, — рассмеялась Екатерина.

— А как иначе писать, если все письма перлюстрируют, да и надо писать коротко и ясно. Да и задача моя была — знать и смотреть за делами государыни и видеть все дела шведского короля.

— Но тебе, Никита Иванович, удалось то, что не удалось шведской королеве. Никак не могу понять, как она вынесла то, что ее подданные вступили в войну на стороне противников брата?

— Это история длинная и не очень приятная, — отмахнулся Никита Иванович, — народ везде одинаков, не только у нас процветают взятки и подкуп…

— Но я бы не потерпела такой несправедливости, — гордо вздернула головой Екатерина. — Не быть властелином своих подданных, какое унижение для монарха!

— Да, в Швеции мир устроен немножко по-другому, нежели у нас. Своей пылкой воинственностью Карл XII довел страну до полного разорения и обнищания.

— Война никогда не бывает без разорения и нищеты, и зачем только мужчины ее придумали, — рассмеялась Екатерина. — Впрочем, с самого начала люди воевали, может, это вообще в природе человека — драться и ссориться?.. А где, как ты считаешь, Никита Иванович, лучше, у нас или у них?

Никита Иванович внимательно всмотрелся в ясные серые глаза Екатерины. Зачем она подбивает его на ответ? И ответил уклончиво, дипломатично:

— Свои недостатки есть и у шведского ригсдага. Грызутся там, как собаки за кость, за свои привилегии и интересы, даже государственный совет не избавлен от этого. Конечно, лучше, когда власть принадлежит властному и доброму монарху, хотя иногда и неплохо бывает несколько поумерить его пыл…

Екатерина долго раздумывала над словами Никиты Ивановича.

— Хорошо там, где нас нет, говорят русские, — заключила она.

— А голландцы добавляют — возле маяка темнее, чем вдали от него…

— А ведь там ты, Никита Иванович, занимался шпионажем в пользу России, — расхохоталась Екатерина.

Никита Иванович пожал плечами.

— Великий полководец нашего времени, с кем мы имеем несчастье сражаться, Фридрих Прусский часто говаривал: впереди французского маршала Субиза идет сто поваров, а впереди меня сто шпионов…

Екатерина внимательно посмотрела на Панина. Густая краска медленно залила ее щеки, она уткнулась в тарелку и не продолжила разговор.