Алексей Кожевников - Том 1. Здравствуй, путь!

• Название: Том 1. Здравствуй, путь!
• Автор: Алексей Кожевников
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

В первый том Собрания сочинений Алексея Кожевникова вошел один из ранних его романов «Здравствуй, путь!», посвященный строителям Туркестано-Сибирской железной дороги, формированию характера советского человека.

---

Бригадир оттолкнул руку инженера.

Но Елкин был настойчив:

— Группа Джунгарских разъездов сегодня доработает весь бензин.

Бригадир нехотя повернулся и, не открывая глаз, сознавая только наполовину, проворчал:

— Пошлите всех к черту, к Вебергу, дайте выспаться!

Он двое суток провел без сна около компрессоров и вымотал себя до полнейшего изнеможения. В последние часы работы ему казалось, что земля колеблется под ним и весь мир вертится волчком.

Этот случай породил на Турксибе несколько новых крылатых речений: про нуждающихся: «Живут на одном саксауле», про тех, кого надо ограничить: «Пересадить их (или его) на саксаул», про ловкачей: «Этих (или этого) на саксауле не проведешь».

Кончился еще один тревожно хлопотливый и удручающе знойный день. Солнце закатилось, заря погасла, небо стало густо-зеленым, точно громадный лист лопуха.

Козинов стоял на берегу реки и глубоко вдыхал поднимающийся над ней прохладный вечерний туман, освежающий, как лимонад со льдом. Ему все думалось, что щепа обернется в денежку, как сказал Бурдин. Уловил вздохи песка. «Не водку ли привезли», — и напряг внимание. В тумане неясными, колеблющимися пятнами обозначился караван. Козинов на спинах верблюдов распознал нескладный, костристый груз, прошел к Елкину и сказал, что везут саксаул.

Елкин тотчас протелефонировал завхозу:

— Сделать экскаваторам месячный запас, остальное раздать по кухням. — Затем, похлопывая Козинова по плечу, порадовался: — Сразу две удачи — наш чудесный экс-комбриг сделал большое изобретение, и тут же топливо. Живем! С такими молодцами я готов строить дороги на оба полюса.

Орали верблюды. Елкин и Козинов вышли на этот ор. Только что пришедший караван в несколько десятков горбов, высоко нагруженных саксаулом, стоял у реки и орал так, будто хотел разбудить всю степь от Китая до Волги и от Иртыша до Самарканда.

Вожак, великан в густых темно-бурых галифе, по-верблюжьему красавец, именно такой, каких называют королями, гневно требовал чего-то, плевался и вращал блестяще черными злыми глазами.

Главный караванщик, старый казах в широченном ватном халате и большекрылом малахае, сидел дремотно на саксауле и спокойно слушал рев.

— Чего им надо, чем недовольны? — крикнул Козинов через реку.

— Дальше гулять не хочет, — ответил казах. — Говорит: снимай саксаул.

— А кто будет перетаскивать через реку? Гони их!

— Мало-мал ждать надо. Он умный, пойдет сам.

— Нечего ждать, гони! Достаточно долго ждали вас.

Но караванщик и не подумал гнать, а поудобней устроился на скрюченном саксауле и рукой прикрыл глаза.

Бродом через речку к Елкину перешел человек в сером плаще и в белой шерстяной шляпе, какие носят туристы. На загорелом лицо его лохмотьями шелушилась кожа, от чего лицо было пестрым.

— Здравствуйте!.. Не узнаете?! — спросил он, сняв шляпу.

— Где-то встречались…

— Ваганов, уполномоченный по заготовке саксаула.

— Ай-яй, как вас отделало солнышко!

— Доброе солнышко… — Ваганов грустно улыбнулся. — Где у вас можно соснуть. Я шесть дней болтался маятником на этих дьявольских животюгах, — он кивнул на верблюдов, — и теперь знаю, что земля вертится. В животе у меня сплошной заворот.

Елкин увел Ваганова в свою юрту перебыть время, пока Козинов ищет для него пристанище. Ваганов пил чай и рассуждал:

— Я вижу, вас нервирует рев верблюдов. Меня тоже изводил, бросал в злобу. Я понимаю, что Чингисхан и Батый без бою, одним верблюжьим ревом, брали города и крепости. Надо было иметь крепкую натуру, чтобы перенести рев всех Чингисхановых верблюдов. Возможно, это и анекдот, а как будто где-то записано, в какой-то летописи.

— Вы сюда по какому делу? — спросил Елкин. Появление Ваганова с двумя большими чемоданами сильно заинтересовало его.

— Мне необходимо переговорить с вами. Там, в саксауловых лесах, я не могу. Вы никогда не бывали? Трудно объяснить. Я люблю уединение, но такую пустыню не перенести, не переварить мне. Мертвящее солнце, мертвый, убитый им лес, и все равно что мертвые люди: я не знаю их языка, а они моего. Ни воды кругом, ни травы, ни листьев на саксауле. Ни журчанья, ни плеска, ни шума, ни щебета птиц. К тому же там много, мертвецки пьют.

— Где берут водку?

— Привозят караваны.

— Вы же сами просились в уединенье! — Елкин вспомнил, как месяц назад Ваганов предъявил документы лесного техника и попросил работу где-нибудь в уединении. — Большего уединения, чем саксауловые леса, я не могу придумать. Или вы успели разлюбить уединенье? Вы отправили два каравана и уже проситесь на новую работу, если и впредь будете так же часто менять места, наше сотрудничество скоро закончится.

— Но там я не могу, запью, не выдержу! Я никогда не пил много, не страдал этим, в общем к водке у меня отвращение, но теперь моментами мне так хочется, слюни текут, как у гиблого пьяницы. И я убежал оттуда, убежал, чтобы не спиться.

— Новое место вам нужно тоже уединенное? — спросил Елкин.

— Да, только с водой, с настоящими деревьями, с шумами, звуками. Я люблю лес.

— А в лесу — что? Охоту, кедровые орешки?

— Музыку.

— За этим напрасно ехали сюда: здесь вообще плохо с лесами. Впрочем, есть местечко — в Тянь-Шане, больше двух тысяч метров над уровнем моря, под ледниками. Мы там заготовляем лес для строительства. Я не бывал, но предполагаю, что музыки всякой вдоволь: горная порожистая река, заоблачные вершины, глубокие ущелья, свирепые ветры, снеговые обвалы. Хотите туда?

— Еду. Почему вы не сказали об этом раньше? — пожалел Ваганов.

— Раньше не было должности, мы только начинаем такие лесозаготовки.

— А меня всегда тянуло на Кавказ, в Тянь-Шань, Памир. Туда, надеюсь, не на верблюдах? Тогда я хоть сейчас — к черту и отдых!

— Привезите мне еще караваи саксаула, я тем временем подыщу вам заместителя. И не пейте. Если запьете, в Тянь-Шань не пущу! Уединенье — плохой товарищ, лучше всего — жена. Если есть — вызовите сюда, если нет — женитесь. Где нет жены, там часто водка.

Видя, что Елкин настроен благодушно, Ваганов спросил его:

— А вы женаты?

— И женатый, и семейный, и одинокий.

— Я плохо понимаю вас, — признался Ваганов.

— Жена и трое детей живут в Москве. Дети учатся, жена кормит их, я таскаюсь по необъятному российскому бездорожью.

— Вы любите бездорожье?

— Нет, наоборот, обожаю всяческие дороги: тропы и тропочки, большаки и проселки, особенно же — рельсовые магистрали. Дороги — это ведь кровеносная система цивилизации. Строя их, мы делаем одно из важнейших человеческих дел.

Елкин вспомнил, что надо ответить инженеру Ледневу на запрос о бензине, и сказал в телефон:

— Компрессоры пойдут на керосине. Приедет Веберг и переделает машины.

— Тот самый Веберг, коммивояжер, что вечно в командировке? Тогда разрешите мне на время его приезда покинуть работу. Иначе я подерусь с ним, — отозвался Леднев.

— Не волнуйтесь, Веберг не приедет. Изобретение сделал наш экс-комбриг. Но теперь он спит, и я не знаю, когда проснется.

— Не знаете, когда проснется? Что это значит?

— А то, что бригадир двое суток без сна цацкался с компрессором. И за это получил столько же отдыха. Самое лучшее — пришлите к нам толкового слесаря. И еще, нет ли у вас свободного человека на саксаул? Прежний заготовщик поедет в Тянь-Шань. Подойдет десятник, табельщик, старший рабочий.

— А пьяница? — спросил Леднев.

— Какой, беспробудный?

— Изредка пробуждающийся. С энергичной, умной женой.

— Кто же, собственно, будет служить, она или он?

— Она. Он будет числиться и расписываться в получении жалованья.

— Присылайте!

Верблюды продолжали реветь и снова поставили на ноги весь строительный городок. На этот раз рев был подобен праздничной музыке, гимну освобождения: всем надоело до чертиков жить без дров, вместо них собирать по степи скотский навоз, ломать или вырывать с корнем засохший колючий кустарник, упрашивать шоферов, чтобы по пути прихватили где-нибудь поленце. И все — рабочие, служащие, домашние хозяйки — с пожарной прытью бежали к верблюдам.

— Гони их, чертей! — кричала толпа. — Обед, чай варить надо. Живем на сухомятке, пьем сырую воду. Изошлись животами. Гони! Ишь какие антилигенты, замочиться не хотят.

Но у караванщика были свои правила: не гони, верблюд не любит это, а жди, — и караван надрывался целый час. Только убедившись окончательно, что милости не будет, вожак умолк и перешел реку. За ним послушно умолк и двинулся весь караван.

Саксаул разгрузили и тут же потащили к баракам, юртам, землянкам, кострам.

Освобожденные верблюды разлеглись по песчаному отрогу отдыхать, напоминая могильные холмы.

Саксаул привозили издалека, через безводные и бестравные пески, путь в оба конца занимал две недели. Верблюды сильно тощали и уставали.