Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62

• Название: Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62
• Автор: Клайв Баркер
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00552-6

Продолжение романа «Имаджика. Пятый Доминион». Предыдущая попытка Примирения, предпринятая в конце XVIII века знаменитым авантюристом и магом Сартори, близким приятелем Казановы и Сен-Жермена, закончилась трагически. До сих пор Земля остается отторгнутой от остальных четырех Доминионов. Но какое дело до этого Джону Фурии Захарии по прозвищу Миляга, посредственному художнику, фабрикующему фальшивых Гогенов и, кроме чужих жен, ни к чему вроде бы не проявляющему интереса?

Роман К. Баркера «Имаджика», оказываясь на стыке магического реализма и фэнтези, — крупное литературное событие сразу в обеих жанровых «номинациях».

---

— Нет, что ты, — ответила Юдит. После того как Миляга упомянул Сартори, в голосе ее послышались нотки нежной печали. — Весь город… весь город — это доказательство того, что из зла можно сотворить добро.

— Она просто чудо, Юдит, — сказал Миляга.

Юдит улыбнулась, а вслед за ней улыбнулась и девочка.

— Да, ты прав.

Хуззах потянулась ручками к лицу Миляги, чуть не упав с колен матери.

— Наверное, она видит в тебе отца, — сказала Юдит, укладывая ребенка на руки и поднимаясь со стула.

Миляга также выпрямился, наблюдая, как Юдит поднесла Хуззах к куче разбросанных по земле игрушек. Хуззах указала вниз пальчиком и радостно залепетала.

— Ты сильно по нему тоскуешь? — спросил он.

— Тосковала, в Пятом Доминионе, — ответила Юдит, все еще стоя к нему спиной. Она нагнулась и подобрала выбранную Хуззах игрушку. — Но здесь — нет. Особенно с тех пор, как появилась Хуззах. Понимаешь, пока ее не было, я никогда по-настоящему не чувствовала себя реальной. Я была призраком другой Юдит. — Она выпрямилась и обернулась к Миляге. — Ты знаешь, я ведь до сих пор не могу вспомнить свою жизнь. Так, какие-то обрывки иногда всплывают, но ничего существенного. Такое чувство, будто я все время жила во сне. Но она разбудила меня, Миляга. — Юдит поцеловала ребенка в щеку. — Она сделала меня настоящей. До нее я была только копией. Мы с ним оба были копиями.

Он это знал, и я это знала. Но мы создали что-то новое, чего еще никогда не было на свете. — Она вздохнула. — Не могу сказать, чтобы я тосковала, но мне бы хотелось, чтобы он увидел ее. Хотя бы один раз. Просто для того, чтобы тоже почувствовал, что значит быть настоящим.

Она двинулась было обратно к стулу, но Хуззах снова потянулась к Миляге, издав негромкий протестующий возглас.

— Да ты ей понравился, — сказала Юдит слегка удивленно.

Она снова опустилась на стул и протянула ребенку поднятую с пола игрушку. Это оказался небольшой синий камушек.

— Вот, радость моя, — заворковала она. — Посмотри. Что тут у нас такое? Что тут у нас такое?

Лепеча от удовольствия, Хуззах схватила камушек с проворством, намного превосходящим ее нежный возраст. Лепет превратился в смех, когда она поднесла его к губам, словно желая поцеловать.

— Она любит смеяться, — сказал Миляга.

— Да уж, слава Богу. Ой, ты слышал — все еще благодарю Бога!

— Старые привычки… — начал Миляга.

— Эта умрет, — твердо сказала Юдит.

Девочка попыталась засунуть камушек себе в рот.

— Нет, моя сладкая, не надо так делать, — сказала Юдит. Потом она подняла глаза на Милягу. — Как ты думаешь, стена Просвета в конце концов рухнет? У меня есть здесь подруга по имени Лотти, так она говорит, что это непременно произойдет, и тогда придется терпеть вонь всякий раз, когда ветер подует со стороны Пятого Доминиона.

— Вероятно, можно построить другую стену?

— А кто это сделает? Никто даже приближаться туда не хочет.

— Даже Богини?

— У них и здесь работы полно. И в Пятом Доминионе тоже. Они хотят освободить воды и там.

— Вот это будет зрелище.

— Да, может быть, я даже вернусь туда, чтобы на это посмотреть…

Во время этого диалога Хуззах перестала смеяться и снова устремила пристальный взгляд на Милягу. Потом она протянула ему ручку, в которой был зажат синий камень.

— По-моему, она хочет тебе его подарить, — сказала Юдит.

Он улыбнулся и сказал девочке:

— Спасибо. Но ты оставь его себе, это твоя игрушка.

Взгляд ее стал более настойчивым, и он почувствовал, что она понимает каждое его слово. Ручка ее упрямо протягивала ему подарок.

— Бери же, — сказала Юдит.

Не столько из-за слов Юдит, сколько из-за неотступной настойчивости во взгляде Хуззах Миляга подчинился и осторожно взял камень. Он оказался тяжелым и прохладным.

— Ну вот, теперь мы по-настоящему заключили мир, — сказала Юдит.

— А я и не знал, что между нами была война, — ответил Миляга.

— Наверное, это и есть самая худшая война, когда о ней никто не подозревает, — сказала Юдит. — Но теперь это в прошлом. Навсегда.

Звук струящейся воды у нее за спиной слегка изменился, и она оглянулась на водяную арку. До этого момента выражение ее лица было серьезным, но когда ока вновь посмотрела на Милягу, на лице ее сияла улыбка.

— Мне надо идти, — сказала она, вставая.

Девочка вновь засмеялась и принялась хватать ручками воздух.

— Я тебя еще увижу? — спросил он.

Юдит медленно покачала головой, устремив на него едва ли не снисходительный взгляд.

— Зачем? — спросила она. — Мы сказали друг другу все, что должны были сказать. Мы простили друг друга. Теперь все уже позади.

— А мне будет позволено остаться в городе?

— Конечно, — сказала она с удивленным смешком. — Но зачем это тебе?

— Потому что странствия мои закончились.

— Вот как? — спросила она, направляясь в сторону арки. — А я-то думала, что остался еще один Доминион.

— Я уже видел его и знаю, что меня там ждет.

После небольшой паузы Юдит сказала:

— Целестина тебе когда-нибудь рассказывала эту сказку? Ну конечно, наверняка рассказывала?

— О Низи Нирване?

— Да. Мне она ее тоже рассказала, в ночь накануне Примирения. Ты понял ее?

— Не совсем.

— Жаль.

— А что такое?

— Да нет, ничего, просто я тоже не поняла и подумала, что, может быть… — Она пожала плечами. — Не знаю, что я подумала.

Она стояла уже у самой арки, и Хуззах устремила взгляд через плечо матери на кого-то, кто стоял за жидкой стеной. Миляге показалось, что виднеющийся за аркой смутный силуэт мало напоминает человека.

— Хои-Поллои ведь уже рассказала о наших гостях? — сказала Юдит, заметив удивление Миляги. — Они пришли из океана свататься. — Она улыбнулась. — Некоторые ничего, красивые. Какие будут дети!..

Улыбка ее слегка дрогнула.

— Не грусти, Миляга, — сказала она. — У нас с тобой были хорошие времена.

Потом она повернулась к нему спиной и с ребенком на руках прошла сквозь сверкающую пелену. Он услышал, как Хуззах засмеялась, увидев существо, которое ожидало их с той стороны, и заметил, как оно обняло серебристыми руками и мать, и ребенка. Потом занавес вспыхнул ярким сиянием, а когда оно потускнело, семья уже исчезла.

Миляга пробыл в пустой зале несколько минут. Он знал, что Юдит не собирается возвращаться, и даже не был уверен в том, что ему этого хотелось бы, но какая-то сила не отпускала его, пока он не восстановил в памяти все, что между ними произошло. И только после этого он вернулся к двери и вышел в вечерний воздух. Дикие джунгли были исполнены нового очарования. Мягкие голубые туманы опускались вниз из-под зеленого полога и клубились над поверхностью прудов. Оживленный дневной щебет уступил место звучным песням вечерних птиц, а вместо деловито гудящих шмелей в воздухе порхали легкокрылые бабочки.

Он оглядел окрестности в поисках Понедельника, но того не было видно. Хотя ничто не мешало ему слоняться без дела, наслаждаясь окружающей идиллией, он чувствовал себя не в своей тарелке. Это было не его место. Днем оно было слишком переполнено жизнью, а ночью, как нетрудно догадаться, — любовью. Никогда еще он не чувствовал себя таким бесплотным, нематериальным, несуществующим. Даже на дороге, отодвигаясь подальше от костров, вокруг которых мололи всякий вздор о Маэстро Сартори, он знал, что стоит ему назвать себя, как его тут же окружат, начнут чествовать и восхищаться им. Здесь все было иначе. Здесь он был ничем, ничем и никем. Это место принадлежало новой поросли, новым чудесам и новым семьям.

Похоже, ноги его успели разобраться в ситуации раньше, чем он, потому что еще до того, как он признался себе в том, что он здесь лишний, они уже уносили его прочь, сквозь водяные арки и вниз по склону города. Направился он не к дельте, а к пустыне. Хотя путешествие, на которое намекнула Юдит, казалось ему лишенным всякого смысла, он позволил ногам нести его, куда им заблагорассудится.

В первый раз, покидая город через ворота, выходящие в сторону пустыни, он тащил на себе Пая, а вокруг них двигались толпы беженцев. Теперь он был один, и хотя нести ему надо было лишь собственное тело, он знал, что предстоящий путь исчерпает тот небольшой запас сил и воли, который у него еще оставался. Но это его не особенно заботило. Пусть даже он погибнет по дороге — какая разница. Что бы ни говорила Юдит, его странствия подошли к концу.

Когда он достиг перекрестка, на котором ему некогда повстречался Флоккус Дадо, за спиной у него раздался крик, и, обернувшись, он увидел обнаженного по пояс Понедельника, который несся за ним галопом верхом на муле или, точнее, на его полосатой разновидности.

— Какого дьявола ты ушел без меня? — поинтересовался он, оказавшись рядом с Милягой.