Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2

• Название: Современный итальянский детектив. Выпуск 2
• Автор: Вьери Раццини
• Издательство: Радуга
• Жанр: Триллер
• Год: 1993
• ISBN: 5-05-004083-3

Второй выпуск современного итальянского детектива включает два психологических романа-триллера. В одном речь идет об убийце-маньяке (повествование построено на фактическом материале); другой посвящен раскрытию загадочного преступления в мире кино.

---

Вот он снова возник за высокими деревьями, на некоторое время скрывшими его из виду, — весь из белого камня, засыпанный снегом, — наверняка у его создателей были самые мрачные мысли, и это ощущение усилилось, когда Мелоди, стремительно взлетев по ступеням к входной двери, обнаружила, что она взломана. Мать догнала ее, держа в руке совершенно не нужный ключ, и вслед за ней погрузилась в темноту.

— Joe!

В глубине прихожей поблескивало пламя камина; послышался странный хрип. Девушка метнулась туда и в трепетавших бликах огня увидела мертвенно-бледного старика, лежавшего в кресле. Вся грудь его была в крови, из нее вырывалось предсмертное хрипение.

Они приблизились к нему.

Старик открыл глаза. Поднял руку, показывая на пустые шкафы.

— The Cellinis… — воскликнула мать, вся в слезах, — the whole collection!..[10]

Старик сделал ей знак замолчать, затем повернулся к Мелоди.

— Joe… — пробормотал он чуть слышно. И больше ничего не смог добавить.

Мелоди, оставив рыдающую мать, выбежала из комнаты, кинулась вверх по лестнице, по галерее и оказалась в кабинете. Опрокинутая лампа удлиняла и увеличивала тени. Пятна крови вели к спальне.

— Joe…

Он лежал на полу среди осколков разбитого зеркала; лицо было прикрыто окровавленным обрывком ткани. Казалось, он без сознания, но, когда Мелоди нагнулась над ним, он разжал онемевшие пальцы и медленно приоткрыл лицо. Я помню, что этот жест, торжественный и одновременно очень интимный, душераздирающий, произвел на меня даже более сильное впечатление, чем кровоточащий, изуродованный нос.

Девушка выпрямилась, посмотрела вокруг. Телефон был в двух шагах от нее, рядом с фотографией юноши в военной форме (на ней Джо нельзя было узнать: светлые глаза, слегка орлиный профиль, на губах доверчивая улыбка).

Сцена постепенно погрузилась в темноту, и на экране появился судья в мантии, ожесточенно стучащий молотком под страшный гул в зале. Я впервые открыла текст, чтобы читать по-итальянски реплики, соответствующие изображению на экране. Массимо Паста, обменявшись со мной мимолетной улыбкой, сделал то же самое и в тот же самый момент.

Судья снял очки, навис над двумя разгневанными адвокатами, стоящими друг против друга, и обратился к более пожилому:

— Адвокат Форман, вы пытаетесь превратить гражданское дело в уголовное, что недопустимо. Требования господина Джозефа Шэдуэлла вполне законны, а вы не приводите достаточных аргументов для того, чтобы страховая компания Годдуина, которую вы представляете, была освобождена от возмещения ему убытков. Делаю вам предупреждение и прошу впредь воздержаться от голословных заявлений.

Протест адвоката был прерван очередным ударом молотка, восклицаниями публики и новой репликой судьи. В части зала, отведенной для прессы, некто с выражением недоумения закончил что-то писать и закрыл блокнот, в то время как его сосед показывал всем альбом с набросками портретов: покойного Фредерика Шэдуэлла, Мелоди, ее матери; четвертая рамка была пуста, и под ней стояла подпись: Джо Шэдуэлл, наследник.

Рим, год спустя. Детский визг заглушил объявление в зале аэропорта; молодой человек повернулся, улыбаясь слегка раздосадованной улыбкой, это Джо Шэдуэлл, но на лице его нет и следа всего пережитого.

Он быстро вошел в соседний зал, остановился у окошка информации и вдруг почувствовал, что кто-то коснулся его руки; еще мгновение — и на шею ему бросилась Мелоди.

В этот момент ко мне подошли и сказали, что меня ждут в аппаратной. Не отрывая глаз от экрана, я спросила, кто именно. Ваш муж, прозвучало в ответ.

Казалось, Андреа, по ту сторону стекла, внимательно следит за ходом фильма. Он отвлекся, лишь когда я вошла, встретив меня подобием улыбки. Я заметила, что его гладкие волосы только что вымыты; одетый вот так, в джинсы и теннисные туфли, он казался моложе своих тридцати пяти. Он показал на экран.

— «Порше Каррера». Великолепная машина.

Через стекло я в свою очередь следила за тем, как Джо складывает чемоданы в багажник и показывает Мелоди что-то в небе. Я не разозлилась, напротив, мне было приятно увидеть Андреа, и я ему это сказала, но, боюсь, невольно встала в позицию обороны.

— Ты, естественно, удивлена, нечего даже спрашивать, — произнес он тихо, на одном дыхании.

— Ну, не делай из меня плохую актрису, — пошутила я. — Кто-кто, а я-то умею скрывать свои эмоции.

Он перевел взгляд на экран.

— Американское производство?

— Да.

— Сразу видно. Достаточно хотя бы одной этой панорамы синхронной камерой в толпе людей… какие затраты! А кто этот мужчина рядом с тобой?

— Что за вопросы?

— Ладно, ладно, извини. Это я так.

— Ну, со мной ты так обращаешься по привычке. Интересно, с другими ты такой же?

— Ты прекрасно знаешь, что да и что многие попадаются на эту удочку — главное, казаться естественным. К сожалению, ответы редко бывают интересными. Но если бы у меня пропало любопытство…

Мужчина в белом халате, который меня позвал, смотрел на нас, а не на экран. Я первая вышла из полутьмы на безликий свет коридора.

Андреа придвинулся совсем близко, даже коснулся меня, затем прошел вперед и остановился.

— Еще один вопрос: ты помнишь, какой сегодня день? Пятое июля. Ровно год, как мы расстались.

— Это случилось не в один день, — невольно вырвалось у меня. — Разве что…

— Ну почему же не в один? Я ведь переехал, помнишь?

— Да, но… — Я осеклась, вспомнив, как в первый раз сформулировала для себя мысль, что должна его бросить, и тогда она показалась мне лишь моим сиюминутным настроением. Потом, спустя месяцы, я возвращалась к этой мысли и находила ее весьма здравой.

— Что «но»? Договаривай.

— Все происходит постепенно, Андреа.

— Ну да, я знаю — «бесчувственно»!

— Я должна посмотреть фильм, — сказала я. — Завтра начинается дубляж.

— Подожди. Я хотел пригласить тебя сегодня на ужин.

Я недоуменно взглянула на него и не сразу ответила, так как увидела, что из зала выходит Эстер Симони. Она кивнула нам обоим, вновь посмеялась над тем, что уже целиком просмотрела свою роль, и ушла.

— По-моему, — проговорила я наконец, — годовщина разрыва — не та дата, которую стоит отмечать.

— Отчего? Тебе же теперь лучше, разве нет? Именно это и есть самое важное. Ты, если не ошибаюсь, даже от бессонницы избавилась, сама говорила.

Я промолчала — не потому, что мне нечего было ответить, наоборот, меня взволновало одновременно несколько моментов: я не понимала, что он имел в виду, сказав «тебе же теперь лучше», к тому же я не помнила, чтобы я в последнее время говорила с ним о себе, и главное — он извращал смысл моих прошлых и нынешних высказываний, меняя порядок слов и искажая контекст, то есть используя их в качестве принадлежащего ему материала.

— Ты прав, нам надо поговорить, — сказала я наконец. Я взяла его под руку и повела к выходу. — Но не сегодня. Боюсь, я не готова к беседе с тобой.

— К беседе… — повторил Андреа, остановился и стал искать в карманах сигареты. Он только что выбросил окурок, значит, это была уловка, чтобы освободиться от моей руки. — Да никакой беседы, просто надо пообщаться.

— Я бы хотела привести свои мысли в порядок, прежде чем общаться с тобой.

— По-моему, они у тебя всегда были в полном порядке.

Мы дошли до верхней ступени лестницы, и я его лишь слегка обняла на прощанье.

Но не успела сделать и трех шагов, как раздался грохот падения, затем проклятия, тут же сменившиеся жалобными стонами. Я вернулась: он лежал на полу, скорчившись от боли, в самом низу лестничного марша; очки съехали на искаженный гримасой рот. Я готова была расхохотаться. Но пока спускалась, чтобы помочь ему, в голове пронеслось: фильм безнадежно ускользает от меня.

Так оно и вышло. Его щиколотка распухала на глазах, и, конечно же, я не могла его бросить. В машине, во время езды, недолгой и трудной, как бег с препятствиями, он всем своим видом просил у меня прощения, а я от неловкости не сводила глаз с дороги. Однако его бледность и молчание удивили меня, он продолжал молчать и перед окошком регистратуры в отделении травматологии, хотя очередь из десятка человек могла бы послужить великолепным материалом для его обычных комментариев. Он явно чувствовал себя очень плохо, раз до сих пор еще не отметил шепотом, что лицо медсестры за окошком — ледяные глаза, короткий нос, рот, готовый укусить, — было, без сомнения, копией лица Эдуарда Робинсона: одна из его любимых теорий состояла в том, что генетика подражает кино и телевидению.

Он даже не вышел из себя, когда женщина за окошком закрыла перед нашим носом матовое стекло и исчезла.

Прошло довольно много времени, прежде чем она снова его открыла.

— Несчастный случай? — процедила она сквозь зубы.