Сергей Куняев - Николай Клюев

• Название: Николай Клюев
• Автор: Сергей Куняев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03725-0

Николай Клюев — одна из сложнейших и таинственнейших фигур русской и мировой поэзии, подлинное величие которого по-настоящему осознаётся лишь в наши дни. Религиозная и мифологическая основа его поэтического мира, непростые узлы его ещё во многом не прояснённой биографии, сложные и драматичные отношения с современниками — Блоком, Есениным, Ивановым-Разумником, Брюсовым, его извилистая мировоззренческая эволюция — всё это стало предметом размышлений Сергея Куняева, автора наиболее полной на сегодняшний день биографической книги о поэте. Пребывание Клюева в Большой Истории, его значение для современников и для отдалённых потомков раскрывается на фоне грандиозного мирового революционного катаклизма, включившего в себя катаклизмы религиозный, геополитический и мирочеловеческий.

знак информационной продукции 16+

---

Эйхе выступал не один. 1 и 2 июля со Сталиным и Молотовым встретились и имели беседы последовательно один за другим девять секретарей крайкомов и обкомов. «Красные бароны», апологеты Гражданской войны, перешли в наступление, требуя полномочий для борьбы с «врагами народа»… Сталин и его приверженцы оказались в численном меньшинстве и противостоять в открытую у них возможности не было. «Кровью умытые» регионалы имели все шансы сбросить Сталина, выразив ему недоверие в случае его сопротивления, и всё равно развязали бы террор. По существу, страна стояла на пороге новой фазы Гражданской войны. Оставался лишь один выход: перехватить инициативу, чтобы «бароны» утонули в тех реках крови, которые должны были пролиться, и исчезнуть, наконец, без следа.

Девятого июля было принято постановление политбюро ЦК КПСС «Об антисоветских элементах». Рекордсменом на лимиты по репрессиям в этом постановлении числился Эйхе — «тройке» по Западно-Сибирскому краю предписывалось утвердить намеченных к расстрелу 6600 кулаков и 4200 уголовников. 25 июля все тот же Сергей Миронов заявлял своим подчинённым, что права прокуратуры временно (!) ограничиваются, и давал соответствующую инструкцию: предписывалось хранить всю операцию в тайне до конца её проведения («малейшее разглашение обшей цифры, и виновные в этом пойдут под военный трибунал»), списки на арестованных давать прокурору уже после операции — и не указывать «первая или вторая категория» (то есть расстрел или лагерь), а лишь указывать — уголовник или кулак. Ограничиваться желательно одним, максимум — двумя-тремя протоколами, и никаких очных ставок. «Дела будут оформляться упрощённым процессом».

После оперативного приказа № 00 447 наркома внутренних дел Николая Ежова от 30 июля 1937 года, где говорилось о необходимости провести репрессии среди «бывших кулаков… социально опасных элементов… уголовников… сектантских активистов… церковников…», Эйхе «выбил» лимит в 10 800 жителей Западно-Сибирского края, подлежащих расстрелу, без указания числа обречённых на высылку. Его перещеголял лишь Никита Хрущёв, обозначивший по Московской области число подлежащих репрессиям в 41 305 человек.

И началась настоящая бойня, более всего напоминающая «красный террор» 1918 года, правда, без огласки. Гибли простые люди вперемежку с деятелями партийного руководства, только-только потиравшими руки от предвкушения своей расправы над населением.

* * *

Из протокола допроса Никиты Ширинского-Шихматова от 19 июля 1937 года:

«ВОПРОС: Вам известен Клюев Николай Алексеевич?

ОТВЕТ: Да, Клюева Николая Алексеевича я знаю, он отбывает ссылку в гор. Томске за контрреволюционные преступления.

ВОПРОС: Вы признали, что являетесь сторонником монархического строя в России. Скажите, с кем Вы из своих знакомых говорили по вопросу борьбы с советской властью и восстановления монархии в СССР?

ОТВЕТ: Об этом я говорил с Николаем Алексеевичем Клюевым. Мы считали, что советская власть рано или поздно должна быть свергнута силами извне, т. е. путём военного выступления капиталистических государств против СССР…

ВОПРОС: Кем и когда Вы были привлечены в… контрреволюционную организацию?

ОТВЕТ: В состав кадетско-монархической организации я вошёл через Клюева Николая Алексеевича в конце сентября 1936 г<ода> или начале 1937 года.

ВОПРОС: При каких обстоятельствах Вы были вовлечены в состав контрреволюционной организации?

ОТВЕТ: После ряда бесед на контрреволюционные темы с Клюевым Николаем Алексеевичем он сообщил мне, что в г. Томске существует контрреволюционная монархическая организация, ставящая своей задачей вооружённое свержение советской власти…»

Через два дня было вынесено постановление о продлении сроков следствия. Число участников «организации» всё увеличивалось, всё новые и новые подследственные давали показания о том, что Клюев якобы говорил, что, дескать, «недолго осталось коммунистам существовать, скоро мы станем хозяевами России и восторжествуем», и ещё, что «конец 1937 года должен быть началом беспощадной борьбы и уничтожения коммунистов» и что «Япония и Германия придут к нам в качестве наших освободителей»… Чем страшнее — тем лучше!

Наконец, 9 октября сотрудником Томского ГО НКВД Чагиным был допрошен сам Клюев. Он заявил, что виновным себя не признаёт, ни в какой контрреволюционной организации не состоял и к свержению советской власти не готовился. Заявил, что убеждённый монархист, не желая вступать по этому вопросу ни в какую полемику со следователем. Признал (точнее, согласился с допрашивающим, очевидно, желая кончить всё это поскорее), что «действительно продал свои труды представителям иностранной буржуазии», что «знал, что на советскую власть должны рано или поздно выступить фашистские страны» и «был настроен пораженчески», но «в контрреволюционной организации не состоял», с членами «организации» беседовал о церковных делах, в разговорах «выражал недовольство соввластью»… Следователь как будто не слышал — перед ним лежали подробные показания остальных арестованных, складывающиеся в цельную картину.

«ВОПРОС: Следствием вы достаточно обличены. Что вы можете заявить правдиво об организации?

ОТВЕТ: Больше показаний давать не желаю».

Такого ответа не дал на допросах ни один из обвиняемых по так называемому «делу» «Союза Спасения России».

Подпись под протоколом уже почти невозможно разобрать — рука не слушалась.

В обвинительном заключении по делу № 12 301 за подписью капитана госбезопасности Овчинникова указано, что «Клюев виновным признал себя частично». А 13 октября датирована выписка из протокола № 45/10 заседания тройки управления НКВД Новосибирской области, постановившей: «Клюева Николая Алексеевича РАССТРЕЛЯТЬ. Лично принадлежащее ему имущество конфисковать».

И, судя по документам, тюремной жизни поэту было отпущено ещё десять дней.

…Здание пересыльной тюрьмы в Томске, где сидели в своё время и Сталин, и Свердлов, и Киров, доживает свои последние дни перед скорым сносом. В старом корпусе № 1 есть карцер № 3, ныне не используемый по назначению. На двери карцера прикреплена табличка: «В этой камере с июня по октябрь 1937 года содержался поэт Клюев Н. А. (1884–1937)».

Сама камера размером в три квадратных метра с окошком для выдачи пищи. В углу у параши — кандальное кольцо, оставшееся ещё от царских времён. Запах тюрьмы не убивается даже свежей краской. Сгущенность воздуха такова, что кажется, вокруг тебя — души всех прошедших через эту камеру…

Едва ли Николай Алексеевич дожидался расстрела, как другие заключённые. Очевидно, он уже умирал.

«Выписка из акта» свидетельствует, что «постановление Тройки УНКВД от 13 октября месяца 1937 года о расстреле Клюева Николая Алексеевича» приведено в исполнение «23–25/Х 1937 г<ода>». Ни точный день, ни час приведения приговора в исполнение не указан, и вместо подписи сотрудника оперштаба — нечто неразборчивое.

Действительно ли его расстреляли на Каштаке, где сейчас стоит православный крест в память всех убиенных? Или он окончил свои дни в камере, и его, автоматически оформив «выписку», просто зарыли на кладбище, на месте которого сейчас стоят корпуса «Сибкабеля»? Странная бумага, не дающая нам окончательного ответа ни на один вопрос.

Проходит почти два года — и из Новосибирска в Томск направляется следующий документ:

«Начальнику Томского ГО НКВД.

В вашем районе отбывает ссылку ссыльный Клюев Николай Алексеевич. Срок ссылки ссыльному Клюеву закончился 2/11.39 года, об освобождении его из ссылки никаких сообщений нет. В трёхдневный срок сообщите в 1-й спецотдел НКВД, когда освобождён и куда выбыл. Если же ссыльный Клюев не освобождён, то немедленно освободить и выдать справку.

Зам. нач. 1-го спецотдела УНКВД НСО

ст. лейтенант госбезопасности Дасов.

Пом. оперуполномоченного Лушпий».

Эта бумага неопровержимо свидетельствует о том, что о конкретном масштабе террора, особенно в дальней провинции, представления не имели не только в Москве, но и в областных центрах. На местах ежовские подручные убивали людей, даже не огласив им приговора. Запрос пришёл в Новосибирск, очевидно, из Москвы в ту пору, когда Лаврентий Берия, сменивший Ежова на посту наркома НКВД, стал разбираться с теми делами, что успели натворить чекисты до него, по ходу событий выпуская из тюрем тех, кто не дал на себя показаний. 6 января 1939 года был расстрелян Сергей Миронов, внушавший своим подчинённым, что они, по сути, могут убивать кого угодно (через год получит свою пулю Роберт Эйхе). В областных управлениях НКВД дрожали мелкой дрожью, ожидая своей участи, и этот запрос лишь подлил масла в огонь страха и ненависти.

Ответа из Томска не было, во всяком случае, он не известен. О судьбе Клюева долгое время ходили легенды, самая живучая из которых гласила: он отбыл свой срок, освободился, выехал в Москву, но по дороге скончался от сердечного приступа на одной из станций. В 1939 году именно такую версию рассказывал Всеволод Рождественский Эриху Голлербаху. Владимир Чивилихин в своей книге «Над уровнем моря» даже называл конкретную станцию — Тайга, очевидно, по ассоциации со знаменитым кинофильмом 1930-х годов «Партийный билет», где эта станция упоминалась как место ссылки бывших кулаков.