Сергей Куняев - Николай Клюев

• Название: Николай Клюев
• Автор: Сергей Куняев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03725-0

Николай Клюев — одна из сложнейших и таинственнейших фигур русской и мировой поэзии, подлинное величие которого по-настоящему осознаётся лишь в наши дни. Религиозная и мифологическая основа его поэтического мира, непростые узлы его ещё во многом не прояснённой биографии, сложные и драматичные отношения с современниками — Блоком, Есениным, Ивановым-Разумником, Брюсовым, его извилистая мировоззренческая эволюция — всё это стало предметом размышлений Сергея Куняева, автора наиболее полной на сегодняшний день биографической книги о поэте. Пребывание Клюева в Большой Истории, его значение для современников и для отдалённых потомков раскрывается на фоне грандиозного мирового революционного катаклизма, включившего в себя катаклизмы религиозный, геополитический и мирочеловеческий.

знак информационной продукции 16+

---

«Вытегорский Комитет Российской Коммунистической партии (большевиков) скоро устраивает вечер, посвящённый Карлу Марксу.

Широко постановленная программа, участие на вечере такого известного народного поэта, как т. Николай Клюев, — безусловно должно привлечь на вечер не только широкие пролетарские массы города, но всех интеллигентов.

Как заключительный аккорд, в 3-м отделении будет поставлена чудная революционная пьеса т. Николая Клюева „Красная Пасха“ — эта песнь Мщения, Скорби, песнь проклятия тем, кто предаёт социалистическую революцию…

Эта пьеса, алмазная жемчужина, такая сильная, захватывающая за живое, потрясающая глубиною красочной мысли, — вылилась на бумагу, кажется, только ради вечера, и нам, Вытегорам, выпало великое счастье первыми увидеть её у себя, — на вечере коммунистов-большевиков.

Кроме того, т. Николай Клюев скажет „малое слово от уст брата большевика“ „На пороге счастья и вечности“ и прочтёт несколько великолепных стихов из книги „Красный звон“.

Мы очень привыкли, если так можно выразиться, к „народнодомскому“ искусству, что вечер коммунистов, независимо от того, как пройдут остальные №№ программы, — по одному тому, что на вечере примет участие т. Николай Клюев и будет разыграна его „Красная Пасха“, несомненно оставит на всех, кто будет присутствовать, неизгладимые впечатления».

В этой заметке обращают на себя внимание два сообщения: упоминание о неизвестных нам клюевских текстах — пьесе «Красная Пасха» и речи под названием «На пороге счастья и вечности» — и свидетельство того, что эту речь Клюев произносит, как «малое слово от уст брата большевика».

Его тоска действительно была тоской «об Опоньском царстве на Белых Водах» — и ближе всех он ощущал к себе именно Ленина, в ком чувствовал «керженский дух»… Но «дух» — это одно, а партия с её дисциплиной и уставом — нечто другое… Другое?

А вот здесь-то для Клюева не было разграничительной линии. Написав посвящение Ленину, он сознательно принял решение о вступлении в новый «монастырь», дух которого, по его представлению, соответствовал духу Древней Святой Руси. Не он один так думал, не у него одного было своё понимание «коммуны». Ярый антикоммунист Михаил Пришвин записал в своём дневнике: «Сейчас все кричат против коммунистов, но по существу против монахов, а сам монастырь-коммуна в святости своей признаётся и почитается всеми буржуями»…

В социал-демократическую партию тех же большевиков Николай не вступил бы ни за какие коврижки. А в ту партию, что стала в том же году «Российской коммунистической» — вступил. «Боже, свободу храни красного государя Коммуны!» Это при том, что в Олонецкой губернии наибольшей популярностью пользовались как раз левые эсеры, победившие на губернских выборах в июне 1918-го… Вытегорский уезд, правда, представлял собой некое исключение. Из 15 членов уездного исполкома 11 были большевиками и только четверо — левыми эсерами, а родной брат поэта Пётр Клюев был утверждён заведующим Вытегорской почтово-телеграфной конторой распоряжением комиссара Мурманского почтово-телеграфного округа. После разгрома левых эсеров 6 июля он, уже назначенный комиссаром почт и телеграфов, на заседании исполкома объявил, что «признает платформу Советской власти и одобряет политику Совета народных комиссаров».

Клюев свой выбор сделал до 6 июля. И ведь до сих пор о нём пишут, что он «играл» сначала в «крестьянского поэта», потом в «большевика»… Но этот выбор в то время являлся не «игровым», а смертным — в полном смысле этого слова. После него — отступления быть не могло.

Жаль, что невозможно сейчас прочесть заявление Клюева в РКП(б), как и узнать — кто давал ему рекомендацию… Есенин, написавший в июне того же 1918-го «Иорданскую голубицу» («Небо — как колокол, / месяц — язык, / мать моя родина, / я — большевик. / Ради вселенского / братства людей / радуюсь песней я / смерти твоей»), где «большевик», признающийся в своём «большевизме» с отчётливо слышимым вздохом неожиданности свершившегося, видит грядущую Россию ничего общего не имеющей с собственно большевистской программой («Вижу вас, злачные нивы / с стадом буланых коней, / с дудкой пастушеской в ивах / бродит апостол Андрей. / И, полная боли и гнева, / там, на окрайне села, / Мати Пречистая Дева / розгой стегает осла») — принёс через некоторое время в виде «заявления в партию» поэму «Небесный барабанщик», на которой бестрепетная рука столичного большевика вывела свою «рекомендацию»: «Нескладная чепуха. Не пойдёт». У Клюева — пошло. И есть большой соблазн предположить, что в качестве заявления он принёс свою «Марсельезу», то бишь «Красную песню» («Богородица наша, землица…») и «Есть в Ленине керженский дух…». И был не просто принят местными большевиками, а принят с распростёртыми объятиями. Культурные, образованные люди в партии были наперечёт.

О пьесе «Красная Пасха» мы можем судить лишь по газетным отчётам — тем более интересно вчитаться в их пышущие эмоциями и трогательные в первобытной стилистической неграмотности и смысловой обнажённости строчки.

«ВЕЧЕР В ПАМЯТЬ КАРЛА МАРКСА

…На вечере выступил — первый раз у нас в городе — т. Н. Клюев, наш близко-родной поэт-коммунист, певец перезвонов сосен милой Олонии…

В вступительном слове т. С. Ручьев рассказал биографию К. Маркса, т. П. Ваксберг познакомил присутствующих с коммунизмом, т. М. Мехнецов в горячей речи сказал о том, что „царствие коммунизма придёт и царствию его не будет конца“, а т. Н. Клюев, встреченный громом аплодисментов, произнёс „малое слово от уст брата-большевика“ — „На пороге Счастья и Вечности“.

В 3-м отделении Вытегоры первыми увидали полную глубоких символов революционную пьесу т. Н. Клюева — „Красную Пасху“…

Пьеса заканчивается торжественным пением рабочих „Христос Воскресе из Мертвых!..“

С этой песнью радости народной Пасхи разошлись по домам те, кто искал, но не нашёл на трудовом вечере большевиков того, о чём часто приходится слышать на всех углах и закоулках в сплетнях про большевиков-коммунистов…»

В «Вытегорской коммуне» (уже в 1919 году) товарищ Александр Богданов, печатая большую статью о Клюеве «Пророк нечаянной радости», уделил место и «Красной Пасхе».

«Пьеса вызвала много разных противоречивых толков. Священник С. Марков с церковной кафедры назвал пьесу „Кровавой Пасхой“, небывалым кощунством.

Действительно, пьеса затрагивала больные нервы умирающего утончённого язычества.

Многими слушателями она была превратно понята.

Внешний рисунок прост, но действительно зрителям, привыкшим к реалистической драме, трудно было уловить гамму тонких ажурных символов…»

Но — несмотря на все «трудности восприятия» Вытегорский комитет РКП(б) принял пьесу восторженно. Он, как передали вытегорские «Известия», принёс «глубокую благодарность дорогим товарищам Н. А. Клюеву и М. Н. Мехнецову, всей „Красной Пасхе“: Мать-Земле (Н. Ф. Сидоровой), Любви-невесте (Л. И. Потаниной), Ангелу (Н. Г. Кучнеровой), Сыну-Воле (П. М. Ваксберг), Мщению (А. А. Абакумову), всем „Юным струнам“, К. Николичеву и духовому оркестру, всем, принявшим участие в вечере, всем, почтившим память нашего великого учителя и друга — Карла Маркса».

Всё это вместе взятое может произвести на современного человека чрезвычайно странное впечатление, но для тех людей ничего странного в происходящем не было.

* * *

«Великий Пётр был первый большевик» — так написал в поэме «Россия» Максимилиан Волошин, увидев в современных ему большевиках петровскую государственную «хирургию», петровскую жажду ломать через колено оставшиеся древние устои и обычаи, петровскую ненависть к старой вере — впрочем, не только к старой, если вспомнить его «всешутейший и всепьянейший собор», петровское стремление «научить Россию у Запада» и, конечно, то, что никакая плата человеческими жизнями за претворение в действительность задуманных проектов Петра не останавливала…

Клюев революцию воспринимал в антипетровском и в целом — в антиромановском ореоле (по-хорошему уж — в «антиголштинском», ибо в 1730 году пресеклась династия Романовых по мужской линии, а в 1761-м — и по женской, и фамилию носили выходцы из Голштейн-Готторпской династии) — как возмездие за всё содеянное на Руси за последние 250 лет…

«В Соловках, на стене соборных сеней изображены страсти: пригорок, дерновый, такой русский, с одуванчиком на услоне, с голубиным родимым небом напрямки, а по серёдке Крестное древо — дубовое, тяжкое: кругяш ушёл в преисподние земли, а потесь — до зенита голубиного.

И повешен на древе том человек, мужик ребрастый; длани в гвоздиных трещинах, и рот замком дорожным, англицким заперт. Полеву от древа барыня в скруте похабной ручкой распятому делает, а поправу генерал на жеребце тысячном топчется, саблю с копиём на взлёте держит. И конский храп на всю Руссию…